– Ну давай, что у тебя?
– Папа, я недавно сделала аборт.
– Зачем? Насколько я понял, ты замуж собираешься.
– Это не от Лёши.
– А от кого?
– В отпуске нагуляла.
– Что я тебе могу на это сказать? Мы с матерью предупреждали тебя, что добром твоя свобода не кончится. Но ты не расстраивайся. Все женщины делают аборты.
– Дело в том, что у меня никогда не будет детей.
Андрей Борисович отвёл от дочери глаза и уставился в пол. Он не видел, и не замечал, что его жена вовсе не спит, а вместе с дочерью сверлит его взглядом.
– Значит, свадьба отменяется? – облегчённо вздохнул отец.
– Почему отменяется?
– Ну, как же? Это не иголка. Алексей всё равно заинтересуется причиной бесплодия.
– А ты, что, собираешься рассказать ему об этом.
– Нет, но, как говорится, слухами земля полнится. Представляешь, если он узнает? У тебя будут серьёзные неприятности.
– А я ничего скрывать от него не буду.
– Ты с ума сошла? Мужчины такого не прощают.
– Если любит, простит.
– Что ты знаешь про любовь? У вас любовь – это секс. Короче, я категорически против свадьбы. Если тебя собственная репутация не волнует, то хоть пожалей мою. Представляешь, что люди скажут? У управляющего банком дочь шлюха прожженная.
Отец помолчал немного, как будто обдумывая выход из создавшейся ситуации.
– Хватит об этом. Пойдём на кухню, а то действительно мать разбудим.
Они ушли на кухню. Если до разговора с дочерью на отца смотрели глаза, полные ужаса, и в них теплилась хоть какая-то надежда, если душа собственного чада не кричала, а вопила: «Папа, очнись! Покайся! Я пойму тебя и прощу!», то после разговора глаза стали стальными. Они смотрели не на отца, а сквозь него. Он, Артамонов Андрей Борисович, в этих глазах перестал быть не только отцом, но и вообще человеком.
Если бы Артамонов, хоть немного разбирался в психологии, если бы замечал перемены в лице собственной дочери, если бы хоть чуть-чуть умел любить кого-нибудь, кроме себя, он, конечно, бы понял, что время переговоров закончилось – смертоносный меч вытащен из ножен мести и не осталось ни единого шанса избежать этой жестокой и беспощадной войны.
Но Андрей Борисович был неплохим финансистом, и абсолютно не разбирался в психологии. Он по-прежнему считал себя главой семьи и принимал как должное щебетание и заботу дочери.
– Ты даже думать забудь, про свадьбу, – говорил он уже громко на кухне. – Хоть это и грустно звучит, но ты должна понять, что ты бесплодна, а значит, для создания семьи не годишься. Но не следует сильно драматизировать ситуацию. Жизнь не кончается. Есть твои родители, которые любят тебя и никогда не оставят.
– А я и не драматизирую, папа. Ты сам сказал, что для нашего поколения любовь – это секс. Вот и прекрасно, даже предохраняться не надо. Сам посуди, не буду же я сексом заниматься с собственными родителями?
– Ты знаешь, для этого не обязательно выходить замуж. Это имеет очень плохие юридические перспективы. Вы поживёте вместе, накопите какое-то совместно нажитое имущество, а потом всё это придётся делить с человеком, который не был твоим мужем, а просто занимался с тобой сексом.
– Папа, я не собираюсь быть шлюхой. У меня будет муж, который будет трахать меня столько, сколько ему угодно, или сколько мне угодно.
– Фу, ну что за выражения – трахать. Ты же интеллигентная девушка.
– Женщина, – поправила дочь. – Девушек после аборта не бывает.
– Ну женщина, что ты к слову цепляешься?
– Вот и прекрасно. Не будем цепляться к словам. Свадьба будет на следующей неделе, и кончим об этом.
Сколько бы ни уговаривал отец Машу, сколько бы ни доказывал абсурдность её поступка, та была непоколебима – свадьбе быть, и точка. И пришлось бедному папаше, надев маску умиления и отеческой любви, готовить свадьбу, соответствующую статусу дочери банкира. А как иначе?
Теперь вместо работы он вместе с будущим зятем делал заказы в магазинах, согласовывал меню в ресторане и многое, многое другое, что хоть раз в жизни делает любой человек, доживший до этой неожиданной, но неизбежной стадии в своей жизни.
– Андрей Борисович, я с оркестром договорился, – докладывал банкиру Алексей. – На второй день мы будем праздновать в коттедже. Мне кажется, эстраду надо поставить на поляне возле колодца.
– Ты с ума сошёл, а если гости спьяну упадут?
– С эстрады?
– Да с какой эстрады, в колодец!
– Ну что вы, мы там замок повесим.
Разве можно кому-нибудь доверять такое серьёзное дело, как свадьба. А если, не дай бог, с гостями действительно что-нибудь случится? Артамонов и Алексей поехали в коттедж осматривать колодец и заодно эстраду.
Обойдя поляну, Андрей Борисович ничего опасного не обнаружил. Всё было готово к торжеству, только плотники ещё постукивали своими молотками, заканчивая эстраду для музыкантов. Андрей Борисович и Алексей подошли к эстраде в тот момент, когда плотники закончили свою работу и, оставив инструменты, ушли на перекур. Алексей придирчивым взглядом осмотрел эстраду. Одна доска не была закреплена, и край её выступал острым углом.
– Халтурят, – недовольно сказал Алёша. – Сейчас верну их, чтобы исправили.
– Перестань, – остановил его банкир. – Тут всего один раз молотком стукнуть.
Банкир взял молоток и сильно ударил по гвоздю. Доска моментально встала на место.
– Вот и всё, а ты хотел звать. Больше бы время потеряли.
Алексей ещё раз осмотрел эстраду.
– На эшафот похоже, – пошутил он.
От этих слов у Артамонова потемнело в глазах. В ушах отчётливо прозвучал разговор с Царём:
– Я давно свою дорогу выбрал, и куда же она приведёт, по-вашему?
– К эшафоту.
Банкир посмотрел на своего заместителя и дрожащим голосом спросил:
– Выходит, я его сам только что сделал?
Алексей непонимающе пожал плечами. Андрей Борисович, не в силах удержаться на ногах, медленно опустился на траву. Прислуга, увидев, что с хозяином плохо, бежала на помощь.
Пятнадцать минут понадобилось оттирать виски банкира нашатырём, чтобы тот пришёл в себя.
– Может быть, вам доктора вызвать, – спросил Алексей.
– Нет. Доктор здесь не поможет. Поехали в банк. Вызовешь мне срочно Царя.
Дима выслушал рассказ банкира без всяких эмоций. Он смотрел на него, как на пустое место, как на грязь. Он смотрел так, как в последнее время на банкира смотрела дочь.
– Что ты молчишь? Я сам своими руками сколотил эшафот.
– Я не этот эшафот имел в виду.
– Какой же тогда? Я же чувствую, что меня хотят убить.
– Никто вашей смерти сегодня не желает.
– Как же не желает, ведь я чувствую, что меня окутали какими-то сетями?
– Это и есть эшафот, и сколотили вы его сами.
– Хватит говорить со мной загадками!
– Я больше ничего не скажу. Вашей жизни никто не угрожает. Вы умрёте сами на эшафоте, который создали сами, сидя на унитазе.
– Вон! Убирайся отсюда! Я больше в твоих услугах не нуждаюсь, – закричал банкир.
Дверь кабинета приоткрылась и в неё просунулась голова услужливого клерка.
– Вас проводить? – спросил он Диму.
– Спасибо, я дорогу знаю.
Дима вышел из банка и, повесив голову, побрёл по улице. Неожиданно он услышал сзади звук женских каблучков. Женщина явно бежала, и бежала в его сторону. Он обернулся и увидел девушку, которая пыталась догнать его. Она подбежала к Диме и, задыхаясь, спросила:
– Извините, вы будете Царь?
– Я.
– А я дочь Андрея Борисовича.
Дима внимательно осмотрел свою собеседницу.
– Отец выгнал вас? – спросила она смущённо.
– Я уже привык к этому.
– А хотела спросить вас…
– У вас всё будет хорошо, – оборвал её Дима.
– У меня не может быть хорошо. Во-первых, я не могу иметь детей, а во-вторых, я выхожу замуж не по любви, а назло отцу.
– Дети у вас будут, – твёрдо ответил Дима.
– Это невозможно. Врачи уже вынесли свой приговор.
– Детей даёт Бог, а не врачи. А замуж выходите по любви, вы просто об этом ещё не знаете. Вам суждено быть счастливой.
– Как это? – не поняла Маша.
– Вы смотрели фильм «Доживём до понедельника»?
Маша кивнула головой.
– Помните, как там говорится: «Счастье, это когда тебя понимают»? Когда вы узнаете, что ваш муж понимает вас, вы полюбите его.
– Я не верю вам, – тихо сказала Маша. – И всё равно спасибо. Помните, мои двери всегда открыты для вас. К сожалению, у меня ещё нет дверей: и в банке и дома всё принадлежит моему отцу.
– Это ненадолго. Скоро везде хозяйкой будете вы.
– Я?
– Не спрашивайте меня больше ни о чём, я не скажу.
– Не знаете?
– Просто нельзя.
Дима попрощался с Машей и быстрыми шагами свернул в переулок, оставив свою собеседницу стоять одну и переваривать всё, что он ей только что наговорил.
Время – понятие относительное. Стоит только подумать о свадьбе, так водоворот событий так закружит, что уже и подготовка, и сама свадьба позади. И никто не умер на эстраде, никто не провалился в колодец. Всё прилично и пристойно. А уж как весело! Музыканты, песни, пляски, розыгрыши всякие, не говоря уже о спиртном. Оно было в таком количестве и такого качества, что даже мёртвый не мог бы скучать. Даже Андрей Борисович, который всеми фибрами души ненавидел жениха, и в последнее время стал болезненно подозрителен ко всему, что его окружает, и то забыл про все свои тревоги, и находился в самом великолепном расположение духа.
Раздеваясь перед сном, он мурлыкал себе под нос весёлые песенки. Банкир лёг в кровать и стал щекотать жену, которая уже лежала, но не спала.
– Да перестань ты, – заворчала она, – перепил, что ли?
– Нисколько. Просто очень весело сегодня.
– Чего это тебе весело? Свадьба у дочки, а не у тебя.
– А у дочки тоже сейчас не свадьба. У неё брачная ночь. Может, и нам тряхнуть стариной?
Андрей Борисович под одеялом пробрался к жене и стал гладить её.
– Помнишь, как у нас это было? – спросил он.