Причём даже на ходу продолжались расспросы Ратибора по поводу того, как Миха лихо катался на невидимом привидении. Со своим уникальным слухом, который появился у меня после тяжкого исцеления от постороннего симбионта и который я теперь мог использовать в самых широких спектрах, я каждое слово в приближающейся толпе мог расслышать и с расстояния в двести метров. И судя по восторженным восклицаниям Палки и по его словам, он мне делал неплохую рекламу и восстанавливал реноме настоящего учёного, истинного исследователя и заботливого командира. Потому что говорил:
– Правильно он нас на охоту не отпускал! Берёг, переживал! Потому что этих самых сёрп… э-э-э… сеМЃрпансов разыскивал! Зато теперь…
Что «теперь» он не договаривал, но очередная легенда на Дне точно появилась. Если мы вернёмся в густозаселённые ареалы, будет что рассказать моим соратникам. Теперь бы только не опростоволоситься и хоть что-то найти… Хоть копыта какие-нибудь или рога…
Чтобы даром народ не настраивался на сокровища всех миров или там ещё на какие-нибудь неимоверные «ништяки», я сразу и довольно откровенно поведал о своих размышлениях, опасениях и финальных выводах. Да ещё и добавил, что ошибки исключать нельзя, «мешок» меня мог принять за врага и специально привести к смерти. Поэтому по моему малейшему сигналу тревоги всем немедленно всё бросать и без оглядки мчаться в сторону башни. А то мало ли чего оттуда полезет?..
Народ понял, осознал, дружно кивнул головами да и ухватился за подручные инструменты. Я лично стал руководить, где именно подкладывать брёвна и толстые чурочки, показывать, откуда заносить рычаг и куда опускать, метался, расставляя людей каждого на его точки, пока…
Я уже упоминал, что Ксана у меня очень умная? Ну да, и не раз. И вот сейчас в этом не только я лишний раз убедился, а женский батальон был вынужден признать, что старшая над ними достойна занимать положенное ей место. Вот никто не догадался, и даже предложений никаких не делали, доверяя мне безгранично и слепо! А моя подруга взяла и засомневалась. Или это у неё от вредности и врождённого недоверия? А чтобы я выслушал, остановившись на месте, ещё и крепко ухватила меня за пояс:
– Стой! Я вот чего… Раз ты наездник, то эта дверца из камня должна тебе как-то по-иному открываться. Зачем ломать-то?
Ещё и взглядом уткнулась в мою правую ладонь, упоминая о татуировке.
Тотчас и у меня мысли заработали в нужном направлении. Весь низ валуна я уже во время своего осмотра на четвереньках ощупал не хуже самой Ксаны. Но ведь верхней части я ни разу не касался! А судя по тому, что энергии здесь в окружающем пространстве хватало, то некие считывающие устройства могли находиться в работоспособном состоянии тысячелетиями. Ну а нет – так и суда нет! Но попробовать стоило несомненно.
И я, словно специально оставляя отпечатки своих ладоней по всей поверхности валуна, принялся его шлёпать пятернёй, начав, естественно, с самой высокой точки. И со страхом отпрыгнул в сторону метра на два, когда после уже четвёртого шлепка массивная заслонка резко содрогнулась, протяжно заскрипела и стала… подниматься!
Глава семнадцатая
Наездники – бравые и ловкие?
Из открывшегося зева дохнуло жутко старым, прелым воздухом, который-то и воздухом назвать язык не поворачивался. Если двумя словами, то «спёртая вонь», не иначе. Хотя я тут же усилил фильтры своего сверхчувствительного обоняния, и всё стало терпимо. А вот мысль появилась жалостливая:
«М-да! В такой душегубке никакие привидения не выживут!» На этом фоне ехидный шёпот какой-то из женщин только краем сознания зафиксировался:
– И зачем тогда мы это всё железо сюда пёрли? – И тут недовольные нашлись!
Покосился вначале на Чамби, который никак не реагировал на открытие гипотетической «конюшни», а продолжал счастливо валяться в налитой для него луже маринада, потом на Хруста. Тот ещё более флегматично реагировал на зев круто уходящей вниз лестницы и на неприятный запах. Ну разве что когуяр посматривал в данный момент на меня с неким интересом. Мол, а дальше что?
Тогда как у меня в голове появилось несколько неуместное в нынешней ситуации размышление:
«И вот чего это неизвестное животное так ко мне привязалось? Если бы у меня никаких умений не было, подумал бы, что это шпион из иной галактики! – Но дальше внимание переключилось на открывшийся проход. – Долго ли ждать, чтобы там проветрилось? И темно там слишком… А почему так?..»
Шагнул ближе, заглянул… Да нет, вроде и внизу ступеньки просматриваются… Оглянулся на Хруста и хлопнул себя по бедру, призывая:
– Ну что, пошли? – Когуяр подошёл с готовностью, встал рядом, но дальше не двинулся, прохрустев нечто на своём языке, весьма напоминающее:
– Только после вас, сударь!
Зато с другой стороны от меня не менее молниеносно оказалась Ксана, сжимая в своих деликатных ладошках короткое копьё. Пришлось ей тихо, но твёрдо возразить:
– Нет, ты побудешь здесь! – А когда губки стали раскрываться для возражения, уже более интимно добавил: – Иначе в случае неприятного сюрприза внизу и моего побега от страха могу тебя нечаянно затоптать. А мне это больше нравится делать в постели.
Женщины на подобное тают и реагируют правильно: подчиняются. Да и остальным я жестом показал, чтобы вниз не спускались, если что – позову.
Выдохнул, да и потопал вниз, забрав из ручек подруги малое копьё. Таким в узком и тесном пространстве – самое то ворочать. Плавный изгиб тоннеля. Ступеньки высокие, тридцать, а то и тридцать пять сантиметров, стены голые, как и свод. Ни единой выемки или подставки для факела. Камень шершавый, грубой обработки, похоже, как неким проходческим комбайном бурили, слишком уж всё ровное да идеальной конфигурации.
Ступени прокрутили меня во время спуска раз вокруг невидимой оси, и я уже подумал, что подвалы тут чуть ли не на нижерасположенном уровне, как взгляду открылась довольно большая квадратная комната со стороной метров в восемь. Да и высота, наверное, отметки в четыре метра точно достигала.
По левой стороне виднелись ниши прямо в камне, создающие видимость стеллажа. И вот в них я и рассмотрел то, что у меня тоже имелось в татуировке: вимлачи! Каждая шкатулка возлежала на витой бухте верёвки, или того самого шпагата, как здесь называли, и было их штук двадцать. Но как только я протянул руку и коснулся первой бухты, шпагат стал осыпаться и разваливаться рыхлыми хлопьями. То есть за шесть веков (а то и больше) простейшие верёвки не выдержали здешней сырости и превратились в прах.
Ну с этим-то проблем не было, бечёвки и верёвки разной толщины, гибкости и прочности поставлялись в хозяйственных ящиках на Дно постоянно. Только груаны не жалей да в Длань закладывай! Поэтому гораздо оптимистичнее показался тот факт, что сам вимлач оказался, как мне привиделось с первого взгляда, а потом и на ощупь, внешне вполне целым, а возможно, и действующим. С него ничего не сыпалось и не выпадало. Только и следовало теперь внимательно осмотреть при хорошем освещении да разобраться, как он действует.
Ну и раз отыскалось то, чем бросаются лихие наездники, то теперь бы не мешало выяснить, на чём они скачут. А вот тут меня ожидал полный облом, как показалось вначале. Ничего и никого в помещении больше не было: ни рогов, ни копыт. И только задействовав тот особенный взгляд, которым я замечал Чамби, я обратил внимание, что прислонившись к дальней стене, стоит цельная плита из протоплазмы: от стены до стены и от пола до свода. И толщиной – более чем полметра. Присмотрелся внимательнее: нет, не цельная! Словно из восьми плит, каждая в метр шириной. Потом ещё присмотрелся и заорал в сторону лестницы:
– Ксана! Неси сюда бидон с маринадом! Степан, Ольшин! Вы двое тоже можете спуститься! Не спеша! Спокойно!
Первой, видимо, оттеснив своего старого приятеля по управе, а моего заместителя, примчалась подруга. Передала мне бидон и срывающимся голосом поинтересовалась:
– Ну?! Что отыскал?!
Отдал ей копьё и освободившейся рукой ткнул в стену с плитами:
– Жаль, что вы не увидите, – это я говорил уже и мужчинам, стоящим рядом. – Там, у стены, восемь огромных плит точно такого же вещества, из которого наше привидение. Вон я вижу свисающие толстенные лапы… Они огромны! Раза в два, а то и больше, они массивнее и величественнее нашего «мешка»!.. Воистину – боевые сеМЃрпансы!
На этот раз первым засомневался и оборвал торжественную тишину Ольшин:
– Они хоть живые?
Вначале я присмотрелся к умной роже когуяра, который слишком уж узнаваемым взглядом окидывал одну «плиту» за другой. Кажется, он поразился величине данных созданий, но… не боялся. Значит, они просто в этаком, законсервированном, что ли, состоянии. А раз их меньший собрат-управленец нуждается в рассоле (теперь я не сомневался, что Чамби – тоже серпанс), то и этих не помешает слегка побрызгать теми же «благородными» специями. Но не всех! Я испугался только одной мысли, что они вдруг все разом оживут да бросятся на выход единым стадом. Причём материализуются при этом и не захотят подчиняться наезднику.
Поэтому я решил пока потрогать и побрызгать только одного, самого крайнего справа. Предварительно потребовав от присутствующих:
– Встаньте вон в том углу… на всякий случай.
Вначале касание рукой и попытка нащупать у пола тот самый угол с информационным чипом-определителем. Нетути! И мешочек-то – преогромный, до потолка я никак не дотянусь. Может, надо некую лестницу соорудить? Или встать мужчинам на плечи? М-м… всё равно могу не дотянуться до свода.
Продолжил водить рукой, эманируя доброжелательность и призывая проснуться. Вигвам! Тоже ноль эмоций! Если ничего не получится и с маринадом, придётся сооружать лестницу, благо есть из чего.
Окунул ладонь прямо в бидон, да так и поводил ею в толще протоплазмы. И сразу ощутил ментальный интерес к моей плоти. Руку словно обвеяло приятным, тёплым ветерком, и она стала сухая.
«Отлично! Жив, курилка! Пробуждение пошло!» – Правда, я удивился выверту своего сознания: при чём тут «курилка»? Или ассоциации возникли по поводу неистребимой и вредной привычки к кислому и острому?