— Последние дни пью как алкоголик, папаша, — сказал он официанту. — А вообще я пью не очень, в меру пью.
Официант, как и проводник, был мальчиком, длинноволосым, с черным дешевым галстуком-бабочкой.
— Бифштекс какой-то не очень, — сказал Сергей. — Разве это закуска?
— Это вы напрасно, — обиделся официант. — У нас продукция отличного качества. Мы даже за звание боремся.
— Самая лучшая закуска — это кислая капуста из золотого портсигара, — сказал Сергей. — Ты пробовал когда-нибудь такую закуску, папаша?
— Нет, — сказал официант, — такой не пробовал.
— Эх, — сказал Сергей, — поздно ты родился, папаша. Интересный ты парень.
— Шли бы вы, гражданин, спать, — сказал официант.
— Это верно, — сказал Сергей и сильно провел ладонью по лицу. — Напрасно я выпил... Знаешь, дорогой, признаться откровенно, страшно мне как-то спать. Жил я неплохо последние годы, спал спокойно. Красивая девушка меня любит, умница... Я тоже не дурак, инженер и, кажется, неплохой. Но понимаешь, миленький ты мой, есть такие слова, их не каждому скажешь... Особенно в детстве их много, и потом, когда подрастаешь.
Официант расслабил галстук-бабочку и присел рядом за стол.
— А когда сказать некому, — Сергей ковырнул вилкой бифштекс, — когда некому сказать, они каменеют внутри...
— Вас проводить? — спросил официант Сергея.
— Нет, — сказал Сергей. — Это я сам умею, дорогой.
Он чувствовал себя совершенно трезвым. Вначале водка сразу ударила в голову, но сейчас он был совершенно трезв, просто усталый, и, вернувшись к себе в купе, он снял пиджак, снял туфли и мгновенно заснул, прямо в брюках, нейлоновой рубашке и галстуке.
Проснулся он среди ночи. Ему что-то снилось: какие-то коридоры, какие-то скалы, и, действительно, после сна у него болели икры ног и поясница.
Он развязал галстук, расстегнул рубашку, вышел в коридор и, опустив окно, жадно глотнул ночной воздух.
Он стоял так, пока не рассвело. Мимо прошел тучный пассажир с полотенцем. Потом пассажир пошел назад, а мимо прошла женщина с усиками и в голубой пижаме. Тогда Сергей вошел назад в купе, задернул занавеску и запер дверь.
Поезд шел, потом остановился, потом снова шел, и пружины тихо позванивали. «Потому что Польди — человек», — сказала мать.
Удивительно, как ясно он помнит этот разговор.
Мелодия в фильме действительно грустная. В этом вся суть, он слишком впечатлительный. А вообще какая ерунда, просто хочется выть от злости. Почему именно с ним такое случилось? Сколько той старушке лет? Семьдесят, восемьдесят? Какого же черта!..
Если б мать не умерла, она была б сейчас похожа на женщину в пушистой кофточке...
В дверь застучали чем-то металлическим.
Было наивно с его стороны надеяться пересидеть в купе. Можно купить мотороллер и жениться на дочери профессора. В конце концов происходит расплата, слишком много слов окаменело внутри...
Это, конечно, наивно и сентиментально. Судьба его сложилась не так уж плохо.
Можно доплатить проводнику и доехать до следующей станции, а потом взять обратный билет. А вообще все это — дерьмо... Проклятая жизнь...
Пружины позванивали уже едва слышно, а затем и вовсе умолкли.
Сергей поднялся, затянул галстук, одел пиджак, взял чемодан и вышел из вагона.
Он думал, что на улице дождь, но на самом деле светило солнце, небо было без единого облачка, и в привокзальном палисаднике цвела черемуха.
Вначале он шел быстро, однако сердце его сильно колотилось и покалывало, тогда он пошел медленнее и, сунув руку под пиджак, начал осторожно массировать левый бок.
Он вышел на привокзальную площадь. Это была маленькая чистая площадь с цветными киосками, голубоватые тени лежали на асфальте. Пахло черемухой, свежей краской и сладким тестом, очевидно, из станционного ресторана.
Сергей остановился на углу у палисадника, полного запаха черемухи, и увидел дом с башенкой, он ничуть не изменился, такой же одноэтажный деревянный, только на фронтоне реклама: «Каждый может стать вкладчиком сберкассы».
Буквы были стеклянные и поблескивали на солнце, вечером реклама загоралась.
Сергей поставил чемодан и потянулся, хрустнул костями. Сердце его перестало колотиться и покалывать, и Сергей забыл о нем, он стоял и потягивался. Он сильно разгибал руки в локтях, и они приятно похрустывали.
Потом он прогнулся, выпятив грудь вперед, сжав лопатки, напрягая ребра. Глаза его были прикрыты, а на лице невольно появилась блаженная гримаса, он не увидел, а почувствовал ее, кожа на щеках натянулась, и Сергей поспешно выпрямился, схватил чемодан.
Он пересек площадь, подошел к дому с башенкой и увидал плакат — улыбающийся молодой человек, а под ним надпись: «Я подсчитал, фототелеграмма в два с лишним раза дешевле обычной телеграммы».
Тут же приводился образец такой фототелеграммы: «Дорогая Маша! У нас радостное событие. Получили ордер на двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Паркет, мусоропровод, газ, ванна. Третий этаж с балконом. Вчера мама с Петей ездили смотреть, очень понравилась. Приезжай на новоселье. Виктор».
Он потянул к себе двери почты, и за ними была короткая лесенка винтом, к другим дверям, а за теми дверьми — комната, перегороженная деревянной стойкой.
Окна в комнате были открыты настежь, и здесь пахло черемухой, только с примесью канцелярских чернил, а из радиодинамика звучала веселая танцевальная музыка.
За деревянной стойкой сидели две девушки: одна, остроносая и некрасивая, в такт мелодии постукивала по столу карандашом, а вторая, с кудряшками на лбу, как-то странно подрыгивала плечиками. Лишь приглядевшись, Сергей понял, что она сидя танцует, ноги ее в модных туфельках скользили по крытому линолеумом полу.
— Можно дать фототелеграмму? — спросил Сергей.
Девушка на мгновение замерла, посмотрела на Сергея и протянула ему бланк, а когда он отошел, плечики ее снова задергались.
«Дорогая обезьянка, — написал Сергей,— кое-какие дела вынудили меня уехать. Надеюсь, ненадолго. Мечтаю о встрече, люблю. Люблю тысячу раз. Твой долговязый Сержик».
Он перечитал телеграмму, встал и попросил новый бланк.
«Дорогая Нелла, — написал он, — я уехал на некоторое время, потому что...». Он отложил самописку и задумался.
Ему никак не удавалось сформулировать причину отъезда, и тогда он разорвал второй бланк, а первый протянул в окошко танцующей девушке.
Потом он снова вышел на площадь и у полосатого столбика с надписью «Автобусная остановка» увидал такси.
— Свободно? — спросил Сергей.
— Садитесь, — сказал шофер.
Он был в поношенном комбинезоне военного образца, темно-синем, с накладными карманами.
— Куда? — спросил шофер.
— Пока к трубе, — сказал Сергей. — Тут у вас где-то труба была, что-то не видно ее, а раньше она прямо с площади были видна.
Шофер пристально посмотрел на него.
— Котельную консервного завода вам надо, что ли?
— Наверное, — сказал Сергей.
Шофер пожал плечами и включил счетчик. Они приехали очень быстро. Сергей вспомнил, как шел когда-то к этой трубе, она казалась ему где-то далеко от станции, на краю города, а сейчас они приехали очень быстро, не прошло и двух минут.
Он вышел, взялся рукой за растяжку, а шофер, приоткрыв дверцу, наблюдал за ним.
Сергею было грустно, но не очень. Он стоял и смотрел вдаль улицы. Рядом с трубой высилось четырехэтажное здание промышленного образца с металлическими сетками на окнах, из-за этого здания не видно было теперь трубы с площади.
Он подумал: мне не очень грустно, может быть, потому, что это не та труба, — и спросил шофера:
— Это дорога к больнице?
— Нет, — сказал шофер, — к больнице в другую сторону. Вам к больнице?
— Да, — сказал Сергей, сел в такси, и они поехали назад, вновь через площадь, мимо дома с башенкой.
— Тут когда-то продавали рыбу, — сказал Сергей.
— Магазин «Рыба. Мясо» на главной улице, — сказал шофер. — Мы будем проезжать.
Такси свернуло за угол и сразу оказалось в большом городе. Мигали светофоры, мелькали пестрые противосолнечные козырьки над витринами магазинов.
— Вы когда у нас были? — спросил шофер.
— Давно, — сказал Сергей.
— Узнаете? — спросил шофер.
— Кое-что, — сказал Сергей. — Дом с башенкой узнал.
— Это который? — спросил шофер.
— Возле вокзала, — сказал Сергей.
— Что-то я не припомню, — сказал шофер. — Я здесь родился, а не припомню такого, вы что-то путаете...
— Нет, — сказал Сергей. — Возле вокзала дом с башенкой.
— Не пойму я, — сказал шофер. — Я возле вокзала раз двадцать в день бываю, у меня там стоянка, вы что-то путаете, а может, вы просто не туда заехали, не в тот город, это бывает, — шофер расхохотался, он не был лишен чувства юмора.
— Нет, — сказал Сергей. — Дом с башенкой я запомнил хорошо. Там внутри почта.
— А, — сказал шофер, — почту я знаю. Да, там действительно сверху есть какая-то голубятня.
Он затормозил.
— Вот магазин «Рыба. Мясо».
Магазин был большой, с зеркальными витринами, в витринах стояли горки разноцветных консервных банок и висели громадные стерляди из папье-маше.
Сергей вошел в магазин. Пахло здесь острыми пряностями и морской водой, на мраморных прилавках лежали мокрые свежие рыбины, рыбное филе, украшенная зеленью жирная сельдь в плоских эмалированных коробках и стояли бочонки кетовой икры. Сергей купил золотистую конченую рыбу, понюхал ее и положил на сиденье такси.
— Хорошая закуска. А теперь куда? — спросил шофер.
— В больницу, — сказал Сергей и прикрыл глаза.
— Приехали, — сказал шофер через некоторое время. — Мне подождать?
Сергей увидел несколько белых трехэтажных корпусов, клумбы, посыпанные песком аллеи.
— Это не та больница. — сказал он.
— А я откуда знаю, — сказал шофер. — Я без адреса ехать не могу, еще подумаете, что я нарочно километры накручиваю.
— Нет, — сказал Сергей, — я это не подумаю, просто это не та больница.