— Как это просто? — спросил Тимур. — А вот так, решительно подойти и взять ее силой. Потому что сила всегда права. Это и есть власть, Тимур. Подойди, Тимур, и возьми ее. — Тимур засмеялся. — Я вижу, ты не решаешься. Так и быть, для первого раза, поскольку ты мне правишься, я тебе покажу, как это делается...
Джанбас встал, взял чрезседельник, подошел к девушке, которая зачерпывала кувшином воду, и вдруг, схватив, повалил ее на землю.
— Ахмед! Ахмед! — закричала девушка. — Помоги!
К девушке по склону побежал молодой парень, выхватив нож. Джанбас умелым ударом выбил нож, схватился с парнем. Но не ожесточенно, а наоборот, весело смеясь. И Тимур тоже засмеялся, глядя на происходящее.
— Беги, Зульфия, беги! — кричал парень. Девушка опомнилась и побежала, но Джанбас уже успел связать парня чрезседельником и, быстро догнав девушку, связал ее поясом, повалил и начал насиловать. Девушка кричала и плакала. Кричал и плакал лежащий неподалеку связанный молодой парень. От этого Джанбас смеялся еще больше, перемигиваясь со смеющимся Тимуром. Кончив насиловать, Джанбас встал и сказал Тимуру:
— Теперь ты...
Тимур, ничего не отвечая, продолжал смеяться.
— Ну, дело твое. Пора мне. Солнце уж вышло, — сказал, словно ничего не произошло, Джанбас. — Не хочешь со мной, пожалеешь когда-нибудь.
Он подобрал оружие, сел на коня, посмотрел на плачущую девушку.
— О свет очей моих! Жизнь моего сердца! засмеялся он. — Что плачешь? Все равно когда-нибудь станешь болтливой старухой...
Обернулся к Тимуру, помахал рукой.
— За тобой должок — это значит, мы еще встретимся!..
И ускакал.
Наступила тишина. Не слышен был плач девушки и молодого парня, лежащих связанными.
— Я хочу умереть! — обратилась она к Тимуру. — Зарежь меня, зарежь меня! Прошу тебя.
Тимур подошел и вынул нож.
— Не убивай ее! — закричал молодой парень, — меня убей!..
Тимур перерезал веревки, связывающие девушку, затем — парня. Они обнялись и плакали уже навзрыд.
— Я вам обещаю, — сказал Тимур, — я твердо решил, что когда стану владыкой мира, то уничтожу всех таких преступников.
Предгорье. Утро.
Тимур и его отец Тарагай верхом объезжают стада, им принадлежащие. Чуть позади скачут верный друг Тимура Саид и старший раб.
— Тимур, — говорит Тарагай, — я уже стар и собираюсь уходить в частную жизнь. Все наше хозяйство я хочу передать тебе.
— Но прости, отец, хозяйство я хочу изменить по-своему. Надо разбить рабов на десятки, одного поставить старшим, — говорит Тимур.
Они проезжают мимо баранов.
— Нужно поставить отдельно каждую сотню баранов и отделить самцов от самок, для приплода, — говорит Тимур.
— Этот год был кратный семи, — говорит Тарагай. — У меня и подвластных мне людей все посевы дали богатый урожай, родилось много скота, особенно лошадей.
— Надо каждые двадцать коней соединить в отдельный косяк и каждые десять косяков поручить отдельному рабу.
Они остановились у одного из табунов. Тимур соскакивает с лошади и подходит к стойлу.
— Слишком много корма, — говорит он сердито. — Перекормленная лошадь ленива и дорого обходится.
— Простите, хозяин, — говорит старший раб, — это виноват Али. Он стар и из всех слуг самый плохой конюх.
— Позвать его.
Старший раб побежал.
— Плохих слуг надо выгонять, — говорит Тимур, — незачем переводить корм.
Прибежал назад старший раб.
— Он кормит жеребят. Сказал, придет, как накормит.
— Притащите его сюда! — задрожал от гнева Тимур.
— Я иду, я иду! — послышался голос.
Появился Али. Это был пожилой человек с седой бородой.
— Нерадивый раб! — закричал Тимур. — Как ты смеешь медлить, когда тебя зовет хозяин?
— Я кормил жеребят, — спокойно ответил Али. — Это тоже создание бога.
Саид шагнул вперед и замахнулся плетью, но Тимур остановил его и с интересом посмотрел на седобородого конюха.
Из-за холма вдруг показались всадники. Со страшными криками они рушили шатры, копьями закалывали людей, насиловали женщин.
— Монголы! Спасайтесь!
На своих низкорослых лошадях сотни монголов заполонили стойбище, грабя и предавая все огню. Во главе скачет хакан Туглук.
Тимур подсадил отца на коня, хлестнул плетью. Тарагай ускакал. Двое монголов навалились на Тимура, но он вырвался и побежал. С разбегу вскочил на круп коня, свалил всадника. За Тимуром началась погоня...
Степь. Дорога. Вечер.
По дороге едет богатый монгол в повозке. Рядом два телохранителя на лошадях. В одного из них впивается стрела. Он падает. Второй выхватывает саблю и тут же ловит стрелу в шею.
Из-за большого камня выбегает Тимур, замахивается копьем на монгола. Тот, дрожа от страха, слезает на землю...
Тимур скачет с тремя всадниками...
Тимур с десятью товарищами нападает на караван...
Тимур с отрядом в сто удальцов врывается в стан монголов...
Пустыня. Колодец. Утро.
Вырос и окреп платан, посаженный когда-то отцом Тимура. Тимур взрыхливает мечом землю у основания дерева. Долго сидит, задумавшись...
Горное пастбище. Ночь.
Заговорщики собрались ночью на отдаленном пастбище при свете костра. Среди них Барлас, Сальдур и другие недовольные амиры. Говорил Барлас:
— От чужеземных угнетателей мы можем избавиться доблестью, а чем избавиться от собственного тирана? Казган жесток, еще более жесток, чем монгол Туглук, но его льстецы выдумали, что он милостив и справедлив.
— Ты имеешь в виду меня? — спросил Тимур.
— Нет, ты говоришь о справедливости и милости Казгана по молодости и неопытности, Тимур. Ты говоришь, что Казган добр, но запомни: два самых худших зла для страны — это безделие и нужда. Казган посеял и то и другое. Он освобождает простодушных бедняков от необходимости работать, и одни из них занимаются грабежами за стенами города, а другие — мошенничеством в самом городе!
— Наши рабы, гладя на казгановых, ленятся трудиться, — сказал амир Сальдур.
— Все зависит от правителей, — сказал Тимур. — Людям, не имеющим имущества, кроме собственного тела, действительно трудно выдержать такого рода жизнь.
— Мы сейчас говорим не о том, каким должен быть хороший правитель, — сказал Барлас.
— Мы не занимаемся учеными разговорами. Надо выбрать удобную минуту и убить Казгана, — сказал Сальдур. — Присоединяешься ли ты к нам, Тимур? Или так и будешь промышлять на дорогах?
— Я подумаю, — сказал Тимур.
— Думать времени нет, — сказал Барлас. — Пока Казган занимается Туглуком, мы можем овладеть властью!
Шатер Тарагая. Ночь.
Плач, причитания. Тимур, его отец Тарагай и другие родственники у тела умершей матери Тимура.
Плакальщицы окружили тело матери Тимура, начались похоронные причитания. Все присутствующие тоже плакали.
В дверях показался амир Сальдур, который тихо окликнул Барласа. Барлас подошел к нему, продолжая плакать. Радом с Сальдуром стоял худой человек с нервным злым лицом.
— Это амир Тамул, — сказал Сальдур. — Ты знаешь его, Барлас.
— Да, — продолжая плакать, сказал Барлас. — Его жена Гульмалик — дочь Казгана. Она сообщила, что твой племянник Тимур написал Казгану тайное письмо и выдал наш заговор.
— Кто подружится со свиньей, тот будет валяться в грязи, — нервно произнес Тамул.
— Я тебе говорил, — сказал Сальдур, — не надо было рассказывать о заговоре Тимуру! Он не знатного рода, а рвется в правители!
— Не надо в такой момент ругаться, — сказал Барлас, — надо подумать, что делать.
Дворец Казгана. Вечер.
Впервые Тимур очутился во дворце правителя Казгана и был поражен роскошью и великолепием, золотой и серебряной посудой, одеждами, жемчугом и драгоценными камнями. Все это было ничтожным по сравнению с роскошью, которой окружит себя в будущем сам Тимур — покровитель многих стран и народов, однако пока еще Тимур был молодой амир из не слишком знатного и богатого рода Барласов. И перед пим, властолюбивым мечтателем, власть впервые предстала не только как идея, но как материальное воплощение во всем своем блеске и притягательности.
Впрочем, сам Казган оказался человеком простым, с круглым толстым лицом и тройным подбородком.
— Какой молодой амир Тимур, сын Тарагая, — сказал Казган, ласково улыбаясь и нежно, почти женственно обняв Тимура своими толстыми руками, украшенными перстнями. — Вот он какой — гроза караванов!
Он показал на такого же толстого, как и он, человека с безвольным подбородком:
— Это мой сын и наследник Абдулла. А это его сын, мой внук Хусейн, твой сверстник, правитель Герата.
— Мы подружимся, — сказал Хусейн, улыбнулся одним лишь ртом, тогда как глаза его смотрели настороженно, словно ощупывали Тимура.
— А это верный амир Бакир — начальник воинов моего внука, а это командующий моих воинов, храбрый Хисрау Баян-Куль, среди близких самый близкий человек. А это мой зять амир Тамул, лично взявший в плен жестокого Крана. Ну, своего дядю амира Барласа и амира Сальдура ты знаешь.
Слуги внесли еду — большие дымящиеся блюда мяса, густой суп, плов. Перед Казганом поставили маленький золотой подносик, рыбу в кисло-сладком соусе, жареную морковь с сельдереем, салаты из овощей с яйцами.
— Я люблю китайскую еду, — сказал Казган, — она легкая и приятная, а у меня одышка и боли в желудке. Бывал ли ты в Китае?
— Нет, не бывал, — сказал Тимур. — Я маленький человек, я нигде не бывал.
— А я слыхал, что святой Куляль предсказал тебе великое будущее, — улыбнулся Казган.
— Разве все предсказания сбываются? Все зависит от того, полюбит ли тебя судьба! Как сказал поэт:
О судьба, ты насилье во всем утверждаешь сама,
Беспределен твой гнет, как тебя породившая тьма.
Благо подлым даришь ты, а горе — сердцам благородным.
Или ты не способна к добру, иль сошла ты с ума?
— Ты пишешь хорошие стихи...