— Нет, это не мои стихи. Это стихи Омара Хайяма.
— Я бы хотел его пригласить. Я люблю, когда поэты выступают или когда фокусы со змеями показывают.
— Его нельзя пригласить. Он далеко.
— Я оплачу дорогу...
— Нет, он умер двести лет тому назад.
— Ах, как жалко. Но зато ты жив, — засмеялся он, дружески хлопнув Тимура по плечу.
— Еще один поднос с китайской едой, — сказал он слуге. — О Китай! Ты должен побывать в Китае! Китай — вершина мира. Кто владеет Китаем, тот словно сидит на горе и смотрит на весь мир сверху, как господин!..
— Тот покоритель мира? — спросил Тимур.
— Да, покоритель мира и своего желудка!.. — Казган опять захохотал. — Я, признаться, люблю поесть: пекинские утки, кантонские сладости, эта рыба с изюмом, попробуй! И привкус, привкус? Эта приправа называется «у сянь мынь». Тебе правится?
— Очень нравится, — сказал Тимур, прикрывая рот ладонью и кривясь.
— Э, я вижу, ты поморщился, — засмеялся Казган. — Но ты привыкнешь и полюбишь китайскую кухню.
Они с Тимуром вышли в небольшую комнату, обтянутую коврами. На китайском столике лежали маленькие китайские колокольчики. Казган позвонил, слуга внес на подносе бутылку, налил в золоченый стакан.
— За твою честность и удачу, — сказал Казган.
Они выпили, и Тимур, выпучив глаза, схватился за горло.
— Что, горячо? — засмеялся Казган. — Это китайская рисовая огненная вода. Сейчас станет лучше. Вот, закуси, — он пододвинул закуску на золоченом блюдечке. — Это сушеные каракатицы, а вот бамбук в соусе. Ну что? Вкусно? Уже лучше? Теперь я хочу с тобой поговорить. Я получил твое письмо о грозящей от заговорщиков опасности. Благодарю тебя!
— Я рад, что мог хоть чем-то послужить такому благородному правителю, — ответил Тимур.
— От кого они узнали о твоем письме? Я догадываюсь, от кого — от дочери моей Гульмалик, жены Тамула, это она предупредила заговорщиков. Она безумно любит своего мужа, и вот заговорщики узнали и сами написали мне письмо, во всем признались, раскаялись и обвинили тебя в злом умысле. Теперь я все понимаю, я тебе доверяю, я тебя проверил. Я понял твою правоту по твоим честным глазам.
— Благодарю вас, великий амир, — смиренно сказал Тимур.
— А им я не доверяю, их раскаянию не верю! Как мне с ними поступить?
— Простите им, — сказал Тимур. — Простите им, но запомните их замыслы!
— Хорошо. Вполне доверяя тебе, я милостиво прощаю их. А теперь выпьем еще китайскую воду, — он налил и выпил. — Вот видишь, теперь приятнее и легче!
— Легче, — сказал Тимур, у которого от водки шумело в ушах.
— Это началось твое познание Китая, — засмеялся Казган. — Я уверен, ты полюбишь Китай, как я его люблю. А сейчас я позову свою внучку Альджан. Хотя Коран и не одобряет учение женщины, она сама выучилась читать и любит читать. Она и считать умеет... Позови Альджан, — сказал он слуге. — Ее мать умерла, да упокоит ее всевышний, отец Абдулла совершенно о ней не думает, также как и ее брат Хусейн... Альджан, — сказал он вошедшей внучке, — вот этот ученый молодой человек — амир Тимур, пусть он послушает, как ты читаешь!
Потупив глаза, Альджан взяла толстую книгу, раскрыла ее. От нее пахло лепестками розы.
— «Что касается полезных свойств вина, — читала Альджан приятным мелодичным голосом, — то оно дробит камни, укрепляет кишки, прогоняет заботу, возбуждает великодушие, помогает пищеварению, делает здоровым тело, выводит болезни из суставов, очищает тело от вредных жидкостей, порождает восторги и радость, усиливает природный жар, укрепляет мочевой пузырь, придает крепость печени, открывает запоры, румянит лицо, очищает от нечистот кровь и мозг и задерживает приход седины. Если бог велик, он и славен, не запретив вина. Не было бы на лице земли ничего, что могло бы заступить его место...»
— Ничего, кроме любви... — сказал тихо Тимур.
— О, ты заговорил о любви? Это радует меня, — сказал Казган. — Хочешь, я отдам тебе в жены свою любимую внучку? Почему ты молчишь?
— Милостивый амир Казган, — сказал Тимур, — это так неожиданно для меня!
— А посмотри, какая она у меня хорошая! Красивая! Она родит тебе много хороших сыновей. Почему ты молчишь?
— Я поражен такой честью, — произнес Тимур. — У меня отнялась речь.
— Я дам за нею много имущества и скота, — радостно улыбаясь, сказал Казган.
Жена Тамула Гульмалик подслушивала у двери.
— Он сватает Альджан за молодого Тимура, — тихо шепнула она приблизившемуся к ней мужу.
— Этого еще не хватало! — зло прошептал Тамул. — Тогда Барласы захватят власть!
— Я давно уже говорила, что из-за Альджан мы переживем много бед, — сказала Гульмалик. — Надо было дать ей отравленную халву...
— Молчи, женщина, — сказал Тамул, — что за глупости ты говоришь? Твой отец Казган, вот кто живет слишком долго! И не уступает дорогу твоему брату, наследнику Абдуллы, при котором нам будет хорошо!
— У отца есть привычка, — сказала Гульмалик, преданно и влюбленно глядя на мужа, — часто бывать на могиле моей матери. Ты должен отправиться с кинжалом на кладбище, убить его и труп бросить в колодец. Или хочешь, я это сделаю сама? Спрячу кинжал, помолюсь: «О всевышний, разве я недостойна счастья иначе, как пролив кровь своего отца?»
Она заплакала.
— У тебя жар, Гульмалик, — сердито сказал Тамул. — Я беспокоюсь за твой рассудок.
— Я очень люблю отца, но еще сильнее люблю тебя. И для тебя я готова на все.
— Иди к себе, — мягко сказал Тамул и поцеловал жену. — Я подумаю, как поступить...
Степь. Шатер Казгана. Ночь.
Ночная мгла окружает охотничий шатер Казгана.
Казган и Тимур сидят за обильным ужином.
— Хорошая местность, — жуя, говорит Казган, — здесь много дичи!
— Да, удачная охота, — сказал Тимур. — Но мне не нравится, что мы остановились ночевать в этой местности. Людей вокруг мало, кроме ловчих, никого нет.
— Отчего? — сказал Казган добродушно. — Моя власть сильна, особенно после взятия Хорезма...
— А у меня есть сведения, что вас собираются убить.
— Кто же?
— Амир Тамул и Баян-Куль.
— Ну, тебе всюду мерещится заговор. Мои родственники — люди, которым я сделал так много добра, и многим я делал добро! Мой народ меня любит! Может быть, я не слишком учен, но я честно делаю свои дела правителя.
Извне послышался резкий крик, ему ответил другой.
Тимур настороженно повернул голову.
— Это перекликаются ночные птицы, — сказал Казган.
— Я пойду посмотрю на своего коня, — сказал Тимур.
— Подожди, — сказал Казган, который выпил и от еды отяжелел. — Тут так удобно и мягко сидеть, а на дворе тьма, дождь, слышишь, как он барабанит по шатру? Лучше расскажи мне о Хорезме...
Опять послышался крик.
— Это ночная птица, — сказал Казган.
За деревьями, в канаве, слышны были тихие разговоры. Тамул, прикрыв рот ладонью, кричал птицей.
— Сколько их там? — спросил Тамул.
— Не знаю, — ответил шепотом Баян-Куль, — думаю, немного. Нас семеро с саблями, вполне хватит.
— Пойдем, — сказал Тамул и закрыл свое лицо платком. — Нам надо не упустить удобного случая и избавиться от него! А заодно и от Тимура...
Степь. Шатер Казгана. Ночь.
— Я слышал, что хорезмцы гостеприимны, — говорил разомлевший Казган. — Если к ним является путник, они спорят из-за него и соревнуются в гостеприимстве, тратят деньги, как другие соревнуются в накоплении денег!
Послышался шорох, кто-то наступил на сухую ветку.
— Я все-таки выйду к коню, — сказал Тимур.
Он вышел из шатра и увидел цепочку людей, которые приближались. Он вбежал в шатер, схватил ничего не соображающего Казгана, вытащил его и шепнул:
— За тот камень.
Казган сам наконец сообразил, что происходит и, дрожа от страха, спрятался за валун. В этот момент подбежали заговорщики.
— О черт! — закричал Тамул, рубя саблей шатер, разбрасывая ногами еду и питье. — Он исчез!
— Он не может быть далеко! — крикнул Баян-Куль. — Надо искать!
Тимур быстро сел на коня и галопом поскакал на заговорщиков, сбив двоих. На шум прибежали ловчие, сопровождавшие Казгана.
Заговорщики бросились бежать...
Дворец Казгана.
Больной, испуганный Казган лежит в постели у себя во дворце. Охает и стонет.
— Ты был прав, Тимур! Ты был прав! — с причитанием говорил Казган. — За что все хотят меня убить?! И они не успокоятся, пока не убьют меня! Надо искать заговорщиков!
— У меня есть сведения, что амир Тамул, опасаясь мести за заговор, бежал в горы.
— О боже! За что ты меня караешь?! — стонет Казган. — О дьявол, почему ты соблазняешь людей на дурное?! Мой зять хотел меня убить. О, дочь моя Гульмалик, жена Тамула, огорчена бегством мужа, сильно заболела, она в беспамятстве! Я опасаюсь за ее рассудок!
— Она знала, что се муж хочет вас убить...
— Не верю! Не верю! Не могу поверить! Где же правда? Не верю! Она так меня любит! Рассудок не позволяет мне поверить...
— Если вы не верите своему рассудку, о благородный Казган, то поверьте своим глазам... — сказал Тимур.
— Да, глазам я вынужден верить, — печально сказал Казган. — Они прибежали с саблями и рубили мой шатер... Теперь, когда я тебе дал несколько крепостей, особенно Хорезм и Сагман, ты сможешь собрать много дани и богато одарить своих воинов, чтобы они были верными тебе... Хотя разве я мало одаривал своих воинов? Почему же меня ненавидят? А если меня убьют, то кому достанется власть? Я беспокоюсь о судьбе моего народа. Скажи, Тимур, предан ли ты мне?
— Я предан вам, как родной сын, — сказал Тимур.
— Я знаю это, я знаю! Ты это доказал, я просто спрашиваю для порядка. Как правитель, желающий добра и блага своему народу, я решил после смерти передать всю власть целиком тебе! В твои руки, в твои крепкие руки, согласен литы?
— Я согласен... — дрогнувшим голосом ответил Тимур. — Я оправдаю ваше доверие, великий и благородный амир Казган! Я готов на себя взять тяжелую и почетную обязанность власти...