Последним рывком Хусейн метнул нож, который пролетел рядом с головой Тимура и вонзился в дерево.
Третья стрела попала Хусейну в горло. И он упал возле ног Тимура.
— Последний мой враг мертв, — тихо сказал Тимур. — Хромой муравей дополз до вершины стены и с этой стены перед ним откроется весь мир, освещенный солнцем и луной...
Муллы начинают читать молитву за упокой души Хусейна.
Самарканд. Дворец. Тронный зал. Утро.
В тронном зале министры и вельможи.
Почтительным поклоном встречают они Тимура.
— Я выбираю себе четырех министров, справедливых и милостивых. Из них главный — Мухаммедшах Харасанский, — сказал Тимур.
Мухаммедшах выходит вперед и кланяется.
— И Насреддин Мухаммед.
Насреддин Мухаммед выходит вперед и кланяется.
— Я приказываю вам, — обращается к ним Тимур, — всегда следить за моими поступками и останавливать меня всякий раз, когда я буду несправедлив, буду верить словам лжи и буду посягать на чужое добро. Обещаете ли вы мне это?
— Обещаем! — говорят министры.
— Потом я начну походы по завоеванию мира и распространению ислама во всем мире. Первый поход мой — на Иран, где господствуют брамины, идолопоклонники...
Иран. Стан браминов. Вечер.
Капище. Люди в светлых одеждах поклоняются браминским богам. Тут же четыре жреца поют гимны, произносят заклинания. Особенно много людей у статуи человека с огромным детородным органом. Они поют браминские гимны, поднимают детей, чтобы те могли видеть его, целуют детородный орган — символ потомства и плодородия.
Вдруг крик:
— Мусульмане! Мусульмане!
Движется огромная армия Тимура. Воины Тимура врываются на капище, начинают разрушать идолов.
— Разрушить капище до основания! — говорит Тимур.
Седобородые брамины-жрецы опускаются перед Тимуром на землю.
— Пощади наше святилище! — говорит древний брамин. — Ты не знаешь нашей веры. Но всякая вера должна быть терпима и добра.
— Мы никому не причиняем зла! Мы предаемся здесь своему миросозерцанию!
— Я пришел распространить истинную веру, — говорит Тимур.
— Истинную веру нельзя распространять мечом, — говорит брамин. — Давай беседовать перед лицом тех, кто верит тебе, и тех, кто верит мне.
— О чем беседовать с тобой? — говорит Тимур. — О каменных идолах, которыми ты одурманиваешь народ, как гашишем? Кто они, эти идолы? Есть ли у них имена?
— Эти каменные идолы, — говорит брамин, — символы восьми стражей мира. Это — Индира, владыка богов. Агнью — бог огня, Сурья — бог солнца, Варуна — бог моря, Инвана — богиня ветра, Яма — богиня смерти, Кувера — богиня богатства, Кама — богиня любви, Ганема — богиня мудрости.
— Посмотри на нас, — кричат джинны. — Посмотри на нас! Мы плодимся и размножаемся, как люди, только тело у нас состоит из тонкого огня и воздуха, а у вас сверх того — из земли и воды!
— Воды, — шепчет Тимур, — воды!
— Ты хочешь пить? — смеются джинны, причудливо изгибаясь. — Иди туда! Туда, где чистый и свежий воздух над прохладным источником!
Тимур видит бьющий из-под земли водяной ключ, он припадает к нему, но вода превращается в огонь.
— Пей! Пей! Что? Больно? Тебе не уйти от нас! Мы повсюду! Мы живем в камнях, в деревьях и в идолах.
— Я разрушу ваших идолов, — говорит Тимур. — Ты слышишь, Эблис? Бог послал тебя и все твое дьявольское племя в адский огонь!
— Мы вместе с тобой будем в адском огне! — хохочут джинны.
— Ты лжешь, дьявол! Я — мусульманин! И чту Коран! — говорит Тимур.
— Мы тоже чтим Коран! — говорят джинны. — Мы слушаем Коран и дивимся ему! Мы подслушиваем все, что происходит на небе. Ты ведь стремишься стать владыкой мира? А мы уже давно владычествуем над этим падшим миром!
— Я знаю тебя, — говорит Тимур. Ты Эблис проклятый! Эблис!
— Ты узнал меня! Наконец-то ты меня узнал! А ведь я давно рядом с тобой, — говорит Эблис и начинает хохотать.
По мере того как Эблис говорит и хохочет, всё усиливаются шум, хохот, движение.
— Ты только мечтаешь владеть миром, а я уже владею им. Ты только мечтаешь о многочисленном потомстве, а посмотри, какое у меня многочисленное потомство!
Вокруг Тимура, улюлюкая, появилось много свиней, безобразных мужчин, отвратительных женщин, диких зверей и птиц. Все это хохотало, кричало, рычало, свистело...
Тимур проснулся. Было тихо. В углу, разметав ручки, сладко спал младенец. Утирая пот, Тимур долго смотрел на безмятежно спавшего ребенка.
— Здесь проходит граница между адом и раем, — тихо произнес Тимур. — Этот младенец спит в раю. Мне теперь рай не доступен.
Появились первые лучи солнца. А Тимур все сидел и смотрел на сладко спящего младенца.
— Как я завидую ему! К чему я стремился? О всевышний, — шепотом говорил он, — и чего я добился? Может быть, я буду повелителем мира, но такой спокойный, сладкий сон мне больше никогда не будет доступен. Может быть, спокойный, сладкий сон — это и есть рай? Это и есть высшая награда, которую получают только святые отшельники и безвинные младенцы? Всех же остальных ждет то, о чем писал Омар Хайям:
Мы чистыми пришли и осквернились,
Мы радостно цвели и огорчились,
Сердца сожгли слезами, жизнь напрасно
Растратили и под землею скрылись.
— Великий эмир! — позвал Саид.
— Чего тебе? — недовольно спросил Тимур.
— Гонец ночью при вез из Самарканда письмо.
— Почему же ты его не передал мне ночью же, дурак?
— Я слышал, вы с кем-то разговаривали, и боялся помешать.
— Я разговаривал с Эблисом!
— Вы шутите, великий эмир?!
— Хорошо, хорошо, шучу. Давай письмо.
Тимур взял письмо, прочел его и горестно опустил глаза.
— Сбываются проклятья браминов, — сказал он печально. — Случилось большое несчастье: в один день умерли моя дочь, моя сестра и моя вторая жена.
— Да, в Самарканде неспокойно, — говорит Саид. — Враги распространяют подлые слухи о вашей смерти...
— Может, они и правы? И теперь я действительно умер... Мы ведь часто умираем гораздо раньше, чем нас хоронят.
— Я не понял, великий эмир.
— Зачем тебе понимать? Тут судьбу надо понимать! Отдай приказ! Я прерываю поход и возвращаюсь в Самарканд.
У ворот Самарканда. Утро.
Вдоль дороги, по которой возвращается в Самарканд войско, стоят люди — простые, вельможи, погруженные в скорбь, одетые в черное и голубое, с головами, покрытыми пылью. Жители с непокрытыми головами, в рубищах, плачут, приговаривая:
— Как жаль, что великий Тимур, столь храбрый воин, мелькнул на земле, как роза, которую уносит ветер. Как жаль, что смерть низвергла в могилу такого справедливого повелителя.
— Пока не надо говорить им ничего, — произносит Тимур. — Я хочу побывать на собственных похоронах.
Он еще больше прикрыл лицо краем чалмы.
— Но ведь враги могут воспользоваться вестью о вашей смерти, — говорит Саид.
— Врагами пусть займутся мои министры, — сказал Тимур, — а я займусь похоронами своих близких и, может быть, самого себя.
Скорбная церемония прощания. Тимур у трех гробов, в которых лежат три близкие ему женщины.
Процессия движется к кладбищу.
Самарканд. Улицы. Утро.
Тимур в сопровождении свиты, хромая сильнее обычного, идет за гробами. Он бледен. Выглядит уставшим и исхудавшим. Слышен шепот вельмож.
— Хоть слухи о его смерти, слава богу, не подтвердились, выглядит он плохо, — говорит один.
— Три смерти одна за другой приостановили его честолюбие! — говорит другой.
— Он не хочет больше забот о государстве, — добавляет третий.
— Его словно подменили!
— Говорят, он сам тяжело болен?
— Ходят слухи, он хочет стать отступником и отказаться от мусульманства...
Самарканд. Дворец. Комната Тимура. Утро.
Тимур один сидит перед зеркалом, смотрит на себя.
— Я понял, что предчувствия, зарождающиеся в душе, никогда не обманывают, — говорит он. — В ранней юности я хотел уйти в мечеть, посвятить себя богу...
— Теперь уже поздно. Ты слишком долго наслаждался жизнью среди людей, — сказал кто-то.
Тимур глянул в зеркало: чье-то улыбающееся отвратительное лицо мелькнуло там. Он оглянулся назад.
— Нет, нет, я только здесь, — сказал голос, — сзади меня нет. Я буду теперь все время рядом с тобой, буду наблюдать за твоими поступками, подстрекать к дурным делам, остерегать тебя отдел хороших.
Голос захохотал.
— Я буду бороться с тобой, — сказал Тимур.
— Поздно! Мы скреплены пролитой тобой кровью. К каждому человеку приставлен злой джинн. Но ты хочешь слишком многого. Ты хочешь завоевать весь мир, поэтому сам я, Эблис, сам сатана, буду рядом с тобой.
— Будь ты проклят! — крикнул Тимур и ударил в зеркало, которое разбилось.
— Тебе не одолеть моей силы, — сказал Эблис. — Тебе меня не одолеть! А без меня тебе не одолеть твоих многочисленных врагов! Послушай меня, Тимур! Будь тверд, решителен, мужественно иди по предсказанному тебе пути. Это я, Эблис, тебе говорю! И ты достигнешь всего, чего хочешь!
— Мой путь предсказан свыше, а не тобой, сатана!
— Разве ты не знаешь, что бог никогда не наказывает злодеев сам? Он всегда это делает моими руками. Сам господь нуждается во мне! А ты, слабый, хочешь мной пренебречь?! И со мной бороться?! Как ты будешь со мной бороться, если я нигде и всюду?
— Ты, лжешь, нечистый! Я вижу тебя. Вот ты! Вот ты!
— Нет, я не там, — захохотал Эблис из противоположного угла. — Убедился, что я всюду?..
— Вы меня звали? — вбежал со стражником в комнату Саид.
— Кто ты? — блуждающим, воспаленным взглядом окинул его Тимур.
— Я — Саид, ваше величество, — встревожась, сказал Саид. — Министры и иностранные послы собрались в тронном зале и ждут вас!
— Разве ты не видишь, что я болен? — сказал Тимур. — У меня горячая голова и холодные руки.
— Я немедленно пришлю лекаря, — сказал Саид.