— Подай мне вон ту голову, — вдруг крикнул он. — Эту! Эту голову! Это голова поэта Дурани! Я им не велел трогать поэтов! — гневно закричал он.
— Я неграмотный, великий эмир, — испуганно сказал воин.
— Это тебя на первый раз спасает, ишак. Пошел вон! Саид! На двери всех поэтов и мудрецов навесь таблички. Я ведь это сказал! Всех остальных жителей Исфагана уничтожить! Из мужских голов построить башни! Передай: кто не принесет ни одной головы, положит свою. Я всегда поступаю справедливо.
Увидев Николо, он повернулся к нему:
— Тебе не нравятся наши законы?
— У каждого народа свои законы, великий эмир, — сказал Николо.
— Да, — сказал Тимур, — мы живем по своим законам. Жители Исфагана убили моего наместника, поэтому я велел перебить их всех, оставив только поэтов, философов, монахов и лекарей. Жаль, что среди моих воинов много неграмотных, и они зарезали некоторых поэтов. Поэтому после возвращения из похода я решил построить большое медресе. Я хочу управлять просвещенным народом, который знает, кого резать и кого оставлять! Там, где просвещение, там благозаконие! Там земля дает здоровый плод, там правоверные живут в радости, а враги-отступники обречены на смерть...
Шатер Тимура. Ночь. Сон.
Лунная ночь освещает пирамиды из голов. Головы, головы, головы вокруг Тимура. Головы превращаются в сосуды с вином, и Тимур разбивает один сосуд об остальные. Затем он рубит сосуды мечом, но меч зазубрился. Тимур просыпается от звука голоса.
— Я видел иззубренный меч, — говорит он вошедшему Саиду, — и считаю это дурным предчувствием.
— Великий эмир! — говорит Саид, — хан Золотой Орды Тохтамыш с громадным войском напал на Туран. С ним в сговоре эмиры Джете и Хорезма.
— Я предчувствовал, что это произойдет. Этот Тохтамыш позабыл мою дружбу, — говорит Тимур, — позабыл все услуги, которые я ему оказал в разное время. Это я посадил его ханом Золотой Орды. А Хорезм, который я так любил и где когда-то в молодости, еще при Казгане, был наместником, Хорезм я вообще разрушу до основания и посажу на его месте ячмень...
Хорезм. Утро.
Пыль. Грохот. Рушатся стены под ударами стенобитных орудий. Тимур стоит на холме, наблюдает. К нему гонят толпу измученных, израненных пленных.
— Мятежники долго сопротивлялись и убили много наших воинов! — говорит Саид.
— Значит, смерти они не боятся? — говорит Тимур. — Что ж, я их не убью. Сколько их?
— Тысячи две.
— Неплохой строительный материал. Сложить в кучу, живых, один на другого, обложить кирпичом на известковом растворе...
Хорезм. Шатер Тимура. Вечер.
Кричащая башня из человеческих тел и кирпича. Крики доносятся в палатку, где Тимур читает книгу.
— Может, облить башню горячей смолой? — спросил Саид.
— Нет, нет. Не надо. Это будет слишком жестоко. Тем более крики наказанных, по-моему, затихают.
— А что делать с остальными, великий эмир?
— Всех остальных жителей Хорезма переселить в Самарканд. Хорезм должен быть мертвым городом. Только под ветром должен шелестеть ячмень! Не правда ли, в этом есть какая-то поэзия?..
Венеция. Храм святого Марка. Вечер.
Тихие, ласкающие слух звуки пения. Чистота, плеск волн. Переливы света на стенах дворцов Венеции. В храме святого Марка идет церковная служба.
Когда правитель Венеции, великий дож, в сопровождении свиты вышел после службы, к нему подошел служитель и тихо сказал:
— Письмо от Николо.
— Я уж думал, что Николо погиб, — обрадованно сказал дож, принимая письмо.
Венеция. Дворец дожа. Утро.
Большой совет в одном из венецианских дворцов, украшенном картинами и статуями.
— Наше положение с появлением Тимура в Закавказье становится все более неустойчивым, — говорит дож.
— Наоборот, — возражает ему один из членов совета, — это ослабляет на нас давление монголов в Вазоре, а турок — на Босфоре.
— Мы отделены от Азии морем, — говорит другой член совета.
— В этом наше спасение. У Тимура нет флота, а на лошадях море не переплывешь. Вспомним древность. Гунны не смогли до нас добраться. Наоборот, бежали от Аттилы и создали нашу морскую республику! Мы живем торговлей, а не мечом, — говорит дож. — Наша страна процветает. По последней переписи у нас двести тысяч жителей и всего сто восемьдесят семь нищих. Но если Тимур захватит и разорит наши колонии, это будет страшный удар по нашему благосостоянию.
— Наш флот состоит из трехсот кораблей, — говорит один из членов совета. — Неужели мы не можем защитить наши колонии? Мы разгромили Геную и спасли тем самым венецианскую торговлю...
— Нет! У нас множество врагов и в Европе, — говорит дож, — которые жадно смотрят на наше благосостояние. Для борьбы с Тимуром у нас не хватает военных сил. Мы можем бороться с ним только путем дипломатии. Доверим же нашу судьбу искусству своих дипломатов и героизму своих шпионов. И будем просить у святого Марка помощи в этом рискованном деле. Николо надо перевести четыре тысячи дукатов. Семьсот для него за верную службу венецианской республике, остальное — для подкупов. И да хранит нас от разорения святой евангелист Марк! Пусть поможет он нам и христианским мученикам Закавказья!
Кавказ. Утро.
Огромная армия Тимура растянулась у подножия Эльбруса. Все офицеры стоят на коленях, держа лошадей за узду, и произносят клятву верности:
— Во имя Аллаха и его посланника Мухаммеда мы клянемся тебе, великому повелителю мира, наместнику Мухаммеда, распространителю ислама, в вечной покорности нашей до самой смерти. Мы готовы за тебя умереть. Умирая за тебя, мы умрем за дело ислама и за посланника Аллаха Мухаммеда!
— Почтенные воины ислама! — сказал Тимур. — Ваши слова покорили мое сердце. «В красноречии — волшебство!» — это изречение из Корана. Не ради своих удовольствий и выгод пришли мы сюда, а для того чтобы нести по миру волшебные, священные слова Корана. Пусть разят они врагов сильнее мечей наших!
Тимур слез с лошади и встал на молитву. После молитвы святой Берке сиял шайку, поднял руки к небу и произнес:
— Слава тому, кто пашет землю мечом, кто сеет в ней, как зерна, святые слова Корана! Слава пахарю и сеятелю Аллаха, великому Тимуру! Дай, всемогущий, победу Тимуру!
— Да сбудутся слова твои, святой потомок пророка, — сказал Тимур. — Я лишу неблагодарного отступника Тохтамыша короны и назначу в Монголию другого правителя!
Берке нагнулся, взял комок земли и бросил его со словами:
— Я бросаю эту землю в глаза врагов! Пусть их лица будут очернены срамом поражения!
Потом обратился к Тимуру:
— Ты иди! И будешь победителем!
Затрубили трубы с обеих сторон, и оба войска сошлись.
Кавказ. Утро.
Битва с Тохтамышем. В поднявшейся пыли ничего нельзя распознать, лишь изредка появляются, словно из облаков, то всадник Тимура, замахнувшийся мечом, то пускающий стрелы лучник Тохтамыша, то гневное лицо, то искаженное болью, смертной судорогой...
Кавказ. Вечер.
Был уже вечер, а сражение все продолжалось.
Вдруг какой-то всадник, закутанный в бедуинский бурнус так, что не видно было лица, подъехал к Тимуру неизвестно откуда и сказал:
— Хорошо пахнет кровью! Ты чувствуешь этот сладкий запах, Тимур? Воздух стал мутным, земли не видно под кровавой грязью! — Незнакомец засмеялся. — Смотри, Тимур, даже само солнце не желает смотреть на столько мерзостей, затуманилось и прячется за горы. Хорошо как! Какое прекрасное зрелище! Но скоро произойдет перелом в сражении. Не беспокойся, Тимур. Знаменосец Тохтамыша заранее подкуплен. Скоро он получит знак и бросит знамя. Это заставит Тохтамыша прекратить сражение...
Всадник в бедуинском плаще поднял руку.
— Слышишь крики, Тимур? Враги отступают!
— Кто ты? — спросил Тимур.
Всадник поднял вторую руку. Это была волосатая, когтистая лапа Эблиса.
— Эблис! — вскричал Тимур.
— Я же сказал, что буду возле тебя, — засмеялся Эблис. — Мы теперь с тобой едины.
— Убирайся, дьявол, в преисподнюю! — крикнул Тимур.
— Не спеши меня проклинать! — сказал Эблис. — Ведь сказано: поспешность — от дьявола, а медлительность — от милосердия бога! Я буду просить за тебя, чтобы не вменялось тебе в вину все, что ты совершаешь. Надейся на меня, Тимур!
Сказав это, Эблис исчез.
— Вы не ранены, великий эмир? — услышал Тимур тревожный голос Саида.
— Я переутомился, — ответил Тимур, встряхивая головой и приходя в себя.
— Полная победа! — радостно говорит Саид. — Знаменосец бросил знамя, и Тохтамыш обратился в бегство! Он оставил тысячи трупов и бежал в Грузию.
— Пойдем за ним в Грузию. В Грузии и Армении живут те, кто поклоняется кресту. Надо приподнять над ними завесу заблуждения и показать истинный свет шариата. Ведь, по словам Мухаммеда, самая высокая степень святости, которой можно достигнуть, — это воевать с неверными! — сказал Тимур.
Грузия. Утро.
Войска Тимура рушат все вокруг.
— Щадить только тех, кто примет мусульманство! — говорит Тимур.
Людей бросают в колодцы и засыпают землей.
— Беглые христиане прячутся в ущельях! — кричит один из воинов.
— Истребляйте их, — говорит Тимур, — истребляйте всюду, где найдете!
Воины Тимура в ящиках спускаются в пропасти и нападают на скрывающихся там христиан. Высокая молодая женщина упорно отбивается, защищая маленького сына. Она поразила нескольких воинов. Когда же спустилось множество других, женщина со слезами сказала мальчику:
— Они не возьмут тебя, мой ягненок! — после чего убила мальчика мечом, бросилась навстречу воинам и упала, пораженная.
На площади перед горящей церковью собрались те, кто ценой отречения от своей религии и принятия мусульманства согласились спасти свою жизнь. Воины Тимура выносят из церкви иконы и бросают в костер. Перед собравшимися горит распятие. Огонь охватывает тело и лицо Христа.
— Смотрите! — смеется воин Тимура. — То, чему вы молитесь, — простое дерево, оно горит, как чурка!