— Великий эмир, — заикаясь, сказал долговязый, — первая мечеть была построена в Мекке.
— Дурак, — раздраженно сказал Тимур. — Первая мечеть была построена не в Мекке, а в Медине, когда пророк Мухаммед переселился гуда. Какое назначение мечетей? Ты! — Он ткнул пальцем в круглолицего.
— Служить местом для молитв, а также для собраний общин, — бойко ответил круглолицый.
— Местом для молитвы правоверных, — поправил Тимур.
Он покинул медресе не в духе.
Самарканд. Дворец. Тронный зал.
— Мне повезло, — сказал Тимур Каньё, — у меня был очень хороший учитель Береке. Я недавно узнал, что этот великий человек, которому я многим обязан, умер в тишине, всеми забытый. Я очень огорчен и испытываю чувство вины. Я хотел бы устроить ему гробницу в Самарканде. Черный камень, обращенный головой к Мекке. Подле моего учителя я хотел бы быть погребенным в знак своей к нему признательности.
— Мой господин, — сказала Каньё, — вам еще рано говорить о смерти.
— Нет, Каньё, — ответил Тимур, — я чувствую себя усталым, я стал хуже видеть. У меня болят глаза, мне бывает трудно читать, у меня часто болят раны на руке и на ноге, и после сна пересыхает в горле. И враги, как псы, носом чувствуют, что я слабну. Вот этот Убайдулла — учитель медресе он образованный, но он ненавидит меня и потому притворился больным.
— Мой господин — сказала Каньё, — вы будете жить еще долго-долго. Вы будете жить дольше, чем я. А к врагам надо относиться спокойно. Они появляются и исчезают, как вода. У нас, у китайцев, есть пословица: когда чиста цинлянская вода, я мою в ней руки, когда она грязна — я мою в ней ноги.
Тимур улыбнулся.
— Медресе действительно плохое и маленькое, — сказал он. — Оно больше похоже на дворцовую конюшню.
— Позвольте мне, мой господин, на свои деньги построить большое медресе, — сказала Каньё. — В этом медресе должно быть до тысячи учеников, и каждый будет получать от меня на содержание по сто тин.
— Да, я хочу начать в Самарканде большое строительство, — сказал Тимур. — Пока я жив, я хочу построить большое медресе. Я нашел место для медресе у Бухарских ворот. Я хочу, чтобы мой Самарканд был самым красивым городом мира. Я хочу украсить его садами, зданиями, мечетями, базарами. Самарканд должен стать еще красивее, чем он был до нашествия монголов, разрушивших его. Сказал в древности философ: «Нет на земле места прекраснее, чем крепость Самарканд, Дамасская Бута и реки Ирака».
Вдруг он схватился за горло, и блевотина потекла на ковер и на ступеньки трона.
Испуганно засуетились приближенные. Прибежали лекари. Начали массировать его сердце. Лили в рот лечебные растворы.
Наконец Тимур открыл глаза:
— Я, кажется, спал. Женщина высокого роста и божественной красоты показала мне во сне красивую могилу и сказала: «Раз ты устал, Тимур, спустись в эту могилу и отдохни». После этого видения я твердо уверен, что умру достойной смертью.
Самарканд. Дворец. Тронный зал. Утро.
Во дворце, куда явился Клавихо, на троне вместо Тимура сидел его сын Миран-шах.
— Великий эмир не принимает, — сказал Миран-шах, — он занят делами.
— Но у меня послание короля Испании Генриха III, — сказал Клавихо.
— Отдай послание хранителю печати, — сказал Миран-шах, указав на одного из придворных, — и уходи, тебе не разрешено встречаться с эмиром Тимуром. Прошу тебя больше по возвращаться во дворец.
— Но мы не можем и не хотим уехать домой без письма эмира Тимура, — сказал Клавихо. — Мы не можем оставить без ответа нашего короля.
— Вопреки своему желанию, ты должен будешь уехать, не увидав эмира Тимура, — сказал Миран-шах.
Он встал, давая понять, что аудиенция окончена.
— Видно, Тимур действительно очень болен, — сказал Клавихо, выходя из дворца. — Миран-шах не хочет, чтобы я и другие послы распространили по миру известие о близкой смерти Тимура. Я слышал, что кое-где уже начались волнения, выступления против Тимура, даже в духовных кругах.
Самарканд. Соборная мечеть. Утро.
На минбаре, возвышенном месте, мулла возносит молитву за скорейшее выздоровление эмира Тимура. Неожиданно к минбару вышел святой Убайдулла, который громко сказал:
— Тимур — кровожадный турок, много народа он погубил, как можно молиться за него?
Послышался ропот.
— Святой Убайдулла говорит правду! — выкрикнул кто-то. — Тимур разрушил наши дома! — сказал другой. — Он льет кровь, как воду, нам не нужен такой эмир!
— Тимур пьет вино на пирах и нарушает многие другие законы шариата! — кричал Убайдулла. — Он ходил на поклонение к могиле богохульника-перса Омара Хайяма, он сам богохульник. Грех молиться за богохульника в божьем доме!
— Грех молиться, нельзя молиться, — закричали вокруг.
Вдруг крики затихли. Посреди мечети, окруженный своими телохранителями, стоял бледный после болезни, но спокойно, повелительно глядящий Тимур.
— Убайдулла, иди спать, — сказал он негромко. — И все, что ты увидишь во сне, завтра расскажи здесь мне и народу. А вы, согрешившие, приходите завтра и послушайте, что скажет вам Убайдулла...
Самарканд. Соборная мечеть. Вечер.
Та же мечеть полна народу. На минбаре стоит Убайдулла. На почетном месте Тимур, окруженный своими приближенными. Убайдулла говорит:
— Я видел во сне самого Мухаммеда и эмира Тимура, стоящего рядом с ним. Я трижды поклонился пророку, но тот не обратил на меня никакого внимания и не ответил на мои поклоны. Я, огорченный, обратился к Мухаммеду со словами: «О посланник Аллаха, я служитель твоего свода законов, а Тимур — кровопийца, истребивший много людей, и его ты принимаешь, а меня отвергаешь». Мухаммед ответил мне: «Правда, по воле Тимура погибло и гибнет множество людей, но вину он вполне искупил глубоким почитанием святых старцев — моих потомков, поэтому народ должен молиться за такого правителя».
Сказав это, Убайдулла поклонился Тимуру и сказал:
— Прошу прощения за неприятность, которую я вам причинил, не зная, кто вы.
— Да будет на великом эмире Тимуре милость божия! — закричал народ. — Слава Тимуру!
Когда провожаемый приветственными криками толпы Тимур покинул мечеть, Саид, подойдя, тихо спросил:
— Что будем делать с Убайдуллой? Сегодня ночью? — Он ладонью рубанул воздух.
— Оставь его, — улыбнулся Тимур. — Он оказался понятливым и искупил свою вину даже с пользой для меня.
Летний дворец Тимура. Вечер.
В роскошном дворце Тимура среди множества золотых украшений, ковров и шелковых занавесок праздновалась свадьба. Здесь были все жены Тимура во главе с Каньё, его сыновья, внуки, вельможи, придворные. Новая жена Тимура рядом с ним, седобородым, выглядела растерянной девчонкой. После того как были исполнены свадебные обряды и новобрачных осыпали золотом и драгоценностями, Тимур сказал:
— Я назову свою новую жену Юга-Яга — королева сердца. Ее юность заставит и меня помолодеть, а против ее неопытности и растерянности есть хорошее средство — вино. Пусть подадут вино: женщины будут веселыми, мужчины пьяными, пусть все пьют.
Слуги начали разносить кубки с вином, все начали пить.
— Пей и ты, Юга-Яга, — сказал Тимур.
Юга-Яга робко взяла кубок, отпила и выплюнула.
— Оно горькое, — сказала она смущенно.
— Принесите сахар, — велел Тимур.
Тотчас слуги принесли сахар и положили его в кубок.
— Если ты боишься пить вино из-за горечи, — сказал Тимур, — выпей его сейчас, оно стало сладким, выпей ради моего сердца.
Юга-Яга выпила, и глаза ее заблестели.
— Я никогда не пила вина раньше этого часа, — сказала она.
Раскрасневшись от вина, она рассмеялась и сказала:
— Я хочу еще. Ей принесли новый кубок, она осушила его и произнесла радостно:
— О люди, клянусь богом, вы прекрасны, и ваши слова прекрасны, и это место прекрасно, но здесь не хватает только музыки.
Тимур тоже выпил и был радостно возбужден рядом со своей новой красивой женой, сделал знак, и заиграла музыка. Впервые в жизни выпившая Юга-Яга начала танцевать. Другой придворный поэт, видя это, прочел:
Вино по кругу стар и млад пусть пьет,
Пускай слуга нам чашу подает.
Не пей без музыки.
Пьют даже кони,
Когда посвистывает коневод.
Всеми цветами под музыку засверкал чудо-фонтан, привезенный из Италии...
Летний дворец. Комната Тимура. Вечер.
Когда гости разошлись и наступила тишина, Тимур долго сидел, глядя на колышущиеся шелковые занавески. Он вызвал евнухов и велел увести юную жену в гарем.
— Я приду к тебе завтра, — сказал Тимур, поцеловав ее. — Сегодня я утомлен.
Стены комнаты были отделаны маленькими кусочками зеркал, и Тимур глядел в мелькающее отражение.
— Я опять одолел тебя, Эблис! — сказал он. — Тебе не соблазнить меня, не сбить с пути, предначертанного богом.
— Нет, Тимур, — засмеялся голос за занавеской, — я всегда рядом с тобой и всегда буду с тобой. Твоя вера ислам — это вера, бродящая по земле. Оставь веру твоих отцов и вернись к вере твоих предков, я убью тебя злейшим убийством и изувечу тебя наихудшим способом.
Эблис захохотал.
— Ты борешься с собственной душой, Тимур. Я заставлю тебя проглотить сильнейшую печаль. Не ходи в Индустан, это моя любимая страна, Тимур.
— Я разрушу твою любимую страну, Эблис. Я овладею Индустаном и разорю там множество городов.
— Ты сам, Тимур, скоро изопьешь чашу смерти, — сказал Эблис и исчез.
Вошел начальник телохранителей Саид.
— Вы меня звали, великий эмир? — опросил он.
— Пусть придет лекарь, у меня болит голова. Я, кажется, выпил слишком много вина. — Он помолчал. — Жизнь как пьянство — веселье проходит, а голова болит.
Индия. У стен Дели. Вечер.
Войска останавливаются на холмах. В долине, за рекой Джамна, видим крепостные стены Дели.
— Предстоит тяжелый бой, — говорит Тимур, — а у нас в тылу слишком много пленных. Сколько их?