— Я просто гуляю, — сказал Сергей. — А вообще хорошо, что мы встретились.
— Судьба, — сказала блондинка, вынула зеркальце и подкрасила губы.
— Это я для тебя, — сказала она без улыбки.
Она успела переодеться. Теперь на ней было светло-голубое платье с оголенными плечами, а на шее какой-то недорогой медальончик.
— Как тебя зовут? — спросил Сергей и взял ее за локоть. — Я до сих пор не знаю, как тебя зовут.
— Вера, — сказала блондинка. — А сейчас отпусти мою руку, я не люблю, чтобы меня держали за руку или об руку, когда жарко.
И тут к ним подошел здоровенный парень в спортивном костюме с двумя порциями мороженого в вафельных стаканчиках. Он мельком глянул на Сергея, протянул один стаканчик Вере и сказал:
— Очередь на целый километр. Мне наш баскетболист взял. Прямо через головы.
— Павлик, — сказала Вера. — Познакомься, это мой троюродный брат.
Павлик сунул Сергею в живот свою громадную ладонь, буркнул:
— Саламатин, — и пошел к пляжу.
— Пойдем загорать, — сказала Вера Сергею и протянула стаканчик: — Кусай.
Сергей посмотрел на широкую спину идущего впереди Павлика и промолчал. Тогда она сунула ему мороженое прямо в губы. Мороженое было фруктовое и пахло сиропом. Он надкусил кусочек вафли и прилипший к этой вафле кисловатый комок, а потом Вера надкусила в том же месте.
Они разделись и легли в горячий песок неподалеку от бронзового орла на гранитной скале.
Орел высился возле самого берега, и вокруг него ходил фотограф с ФЭДом на голом волосатом животе, в подвернутых до колен пижамных штанах и капроновой шляпе. К фотографу подошла толстая дама, настоящая туша в синем купальнике с золотым браслетом на запястье, и фотограф взял даму за пальцы и положил ей руку на орла, прямо браслетом на орлиный клюв. Сфотографировавшись, дама сняла браслет, отдала его незагорелому мужчине с усиками и, повизгивая, вошла в воду, а фотограф постоял еще немного, глядя на пляжников, потом поднял орла вместе со скалой, взвалил на спину и поплелся дальше вдоль пляжа.
— Бутафория, — сказал Павлик и почему-то подмигнул Сергею. Папье-маше.
Они сыграли партию в дурачка, и Сергей проиграл. Оп начал тасовать колоду, а Павлик прилег рядом с Верой и осторожно концами пальцев принялся счищать прилипший к се спине и бедрам песок.
Солнце уже перевалило через зенит, побыло по-прежнему очень жарко, и по радио передавали температуру воздуха и воды и сроки пребывания на солнце, в тонн и в воде для отдыхающих разных категорий. По пляжу шел человек в тюбетейке. Сергей его сразу узнал, он шел, подпрыгивая, и его клонило все время влево, видно, он где-то «подбавил газу».
На этот раз в целях рекламы своего товара он пел песню. Это была грустная песня, по пел он ее весело, прищелкивая пальцами, и пляжники вокруг хохотали.
— Может там, вдали за полустанком, со своей кудрявой головой... — пел он и при этом снимал тюбетейку и показывал пляжникам покрытую капельками пота лысину.
— Вот эго отрывает. Вот дает, — сказал Павлик и загоготал.
— Пусть не поет, — вдруг тихо сказала Вера. — Или про что-нибудь другое пусть споет.
Павлик сразу перестал гоготать, подошел к лысому, замахнулся — и тот привычным движением человека, которого часто бьют, прикрыл лицо локтем. Появился милиционер, ему было жарко в форме, гимнастерка его была расстегнута, а ремень распущен и провисал.
— Опять ты здесь? — сказал он человеку в тюбетейке, взял его за руку и повел. Он вел его, вытирая пот, а человек в тюбетейке шел рядом, не сопротивляясь, сгорбившись и волоча ноги по песку.
— Правильно сделали, — сказал мужчина с усиками и золотыми зубами. — Таких алкоголиков учить надо.
Но тут полная дама, подкравшись сзади, вылила на него из резиновой купальной шапочки воду, и мужчина завизжал, засмеялся, погрозил даме кулаком и сказал:
— Клавдия Карповна, все равно я вас утоплю.
— Сыграем еще, — сказал Павлик Сергею.
— Нет, я пойду, — ответил Сергей, — У меня в восемь свидание.
— Подожди, — сказала Вера. — У меня тоже в восемь свидание.
И пошла рядом с Сергеем, на ходу одевая платье. Они долго шли берегом и молчали, даже не смотрели друг на друга. Вокруг были колючки, заросли дикой маслины и сильно воняло гнилыми водорослями, а впереди виднелся белый каменный забор и несколько крыш.
— Смотри, сколько чаек, — наконец сказала Вера. — Пойдем посмотрим.
Когда они подошли, чайки с криком поднялись, но продолжали кружиться над ними. На прибрежном песке лежала большая рыба с исклеванной головой.
— Это тунец, — сказала Вера. — Какой красавец. Возьми его.
Сергей поднял рыбу за хвост. Тунец был тяжелый, и с головы его капала на песок кровь. Неподалеку на колышках сушились рыболовецкие сети с литыми стеклянными шарами по краям, вокруг этих сетей тоже носились чайки.
— Здесь обойдем кустами, — сказал Сергей.
— Почему? — спросила Вера.
— Солдаты купаются...
Впереди мелькало множество голых тел, слышался смех и крики, а на песке длинной вереницей лежали морские робы и стояли тяжелые флотские ботинки.
— Девушка, — крикнуло какое-то смеющееся лицо, — научите Цыпишева портянки стирать.
— Тихо, Васька, — откликнулся другой голос, — рот закрой, кишки простудишь...
— Болваны! — сказал Сергей.
— Матросики, — сказала Вера и улыбнулась. — Пацаны...
Она присела на песок, туго натянула на колени подол платья, так что обрисовались бедра.
— Ну и сиди здесь, — сказал Сергей, он сам не ожидал, что вдруг разозлится.
Вера посмотрела на пего, мигая ресницами, и вдруг расхохоталась, легла на спину, положив ладони под голову.
— Вот это баба! — фыркая от восторга, кричал вдали разбитной Васька. — Вот это Матрена!
— Н и лежи здесь, — сказал Сергей, — Ну и лежи здесь среди...
Последнее слово он проглотил, сплюнул и шагнул в кусты.
— Ой, как ты красиво ревнуешь, Сережа, — крикнула Вера вслед, продолжая смеяться.
Все это произошло как-то внезапно, Сергей так и не понял по-настоящему, почему они поругались.
Он шел среди кустов, цепляясь за корни, тяжело дыша, пока не вышел к шоссе, присел на обочине и расстегнул ворот рубашки до самого низа.
Между городом и рыбачьими поселками курсировали старенькие душные автобусы, и Сергей сел на такой автобус, но до города не доехал, слез на остановке «Раскопки».
Раскопки давно уже здесь не велись, просто высилось несколько холмов и полуразвалившийся барак, где жили раньше археологи. Но остановка по-прежнему называлась «Раскопки».
Он огляделся и быстро пошел назад вдоль шоссе, потом шел опять среди кустов, потом берегом. Он устал, слева под ребрами давило и побаливало, и рот изнутри был сухим и шершавым.
— Что со мной происходит, — сказал он вслух. — Какого черта.
Берег был пустой, моряков не было и Веры не было. Сергей лег на горячий песок, нагреб небольшой холмик и прижался к нему левым боком, приподняв рубашку. Болеть стало тише, он лежал и слушал, как сзади плещется море и кричат чайки, а боль понемногу затихала. Потом он увидел Веру, она вышла из кустов, и вслед за ней вышел морячок, совсем мальчишка. Вера села, и мальчишка опустился рядом, начал тыкаться ей лицом в грудь, как теленок, а она сняла с него бескозырку и, закрыв глаза, гладила по волосам.
Сергей лежал неподвижно. Он лежал, чувствуя все свое тело, колени покалывали песчинки, а он лежал, зарывшись лицом в песок, и ни о чем не думал. Когда он открыл глаза, морячка уже не было, а Вера по-прежнему сидела, запрокинув голову. Сергей встал, подошел и сел рядом. Она посмотрела на него без удивления и ничего не сказала. Так сидели они молча, пока не стемнело и с моря не подул прохладный ветер.
Тогда Вера сказала:
— Я пойду одна.
И ушла.
Несколько секунд еще слышались ее шаги и белело платье. Вдали плыл теплоход, целая куча разноцветных огней в воздухе и в воде, где-то сзади в рыбачьем поселке лаяли собаки, а небо над городом было желтоватым и блестящим.
Сергею вдруг захотелось есть, и он вспомнил, что видал где-то неподалеку закусочную. И, действительно, он очень скоро нашел эту закусочную, пахло там, как на дровяном складе, наверное, из-за рассохшихся пивных бочек.
— Пива нет, — сказала ему буфетчица.
Она сидела за пивной стойкой и щелкала орехи.
— Я хотел бы поесть, — сказал Сергей.
Буфетчица нарезала колбасы и вынула из плетеной корзины круглую булочку.
В закусочной было пусто, ни одного посетителя, и Сергей сел у окна. Колбаса была жирной, сплошное сало, а булочка сладкая, он не стал есть, а попросил бутылку фруктовой воды. Фруктовой воды не оказалось, он купил бутылку вина, крепленого и довольно паршивого, но зато холодного, прямо из холодильника, и выпил это вино залпом, один стакан за другим.
— Вы почему не кушаете? — спросила буфетчица. — Все свежее.
— У меня боли в желудке, — сказал Сергей. — Мне жирного нельзя.
— Такой молодой, — сказала буфетчица. — Где же вы подхватили эти боли?
— Война, — сказал Сергей. — Мучная затируха... Знаете, что такое затируха? Это клейстер...
Он взял бутылку и попытался прочитать надпись на этикетке, но не смог и сказал:
— Принесите мне еще этого самого... Или что-нибудь получше.
— Больше нет, сказала буфетчица. — Вы опоздаете на автобус.
— Все в порядке, — сказал Сергей. Я сижу у окна и вижу автобусную остановку.
Он помолчал, разглядывая бутылочную этикетку.
— Знаете, — сказал он вдруг, — знаете, как трудно человек умирает от голода... Почти как от удушья. Однажды я видел, как умирает старик, потом мне приходилось видеть еще, как умирают, но это было в первый раз, и умирал он от голода... Он лежал на мостовой, ему совали в рот хлебные крошки, и он пытался есть, но не мог — и крошки оставались у него на губах...
— Мне пора закрывать, — сказала буфетчица. — Уже поздно, и вы пропустите последний автобус в город.
Сергей посмотрел на буфетчицу, пальцы у нее были испачканы колбасным салом, а волосы — крашенные, т