Многие как раз в этом месте и останавливаются. Они верят своим собственным суждениям, своим собственным оценкам, своим собственным мнениям. Они становится жертвами самих себя. А истина заключается в том, что в данный момент вы ничего не можете видеть; у вас нет объективности и никакого общего обзора.
То, что вы написали, может не быть очень хорошим. Большая часть первой половины и не должна быть очень хорошей. Писание Акта II будет приблизительно таким же, как писание Акта I, за исключением того, что теперь форма вам будет легче даваться, и кроме того, к нынешнему моменту вы достаточно натренировались, так что вы можете сидеть каждый день по несколько часов и работать над своим сценарием. «Но теперь вы вносите больше изменений, чем в Акте I. И это иногда создает проблемы. Легко заблудиться или запутаться в лабиринте вашего собственного воображения.
Эта неуверенность действует как пусковой механизм, выстреливающий оценки и мнения в пьесу. Есть только одна вещь, которую вы должны помнить о ваших суждениях и оценках: кто делает их?
Ваш ответ будет таким.
Вы можете либо позволить вашим оценкам и суждениям встать на пути вашего писания, либо не позволить. Это зависит от вас. Вы должны сделать выбор, вы должны сказать свое решающее слово в этом деле. Решайте сами.
Если вы чувствуете, что ваш разум мечется, критикуя то, что вы пишете, есть упражнение, которое вы можете проделать, чтобы успокоить его. Просто дайте голос критике.
Когда вы пишете свои страницы, «критическая» часть вас, находящаяся в задней части вашей головы, будет безжалостной и неумолимой. Она будет преследовать вас, изматывать вас, изводить вас. Вы собираетесь считаться с ней иногда — это вполне может быть сейчас.
Дайте голос критике. Возьмите чистый лист бумаги и положите его рядом с вашими рабочими листами. Теперь перед вами два листа бумаги — один для сценария, другой — для «критики». Назовите его Листом Критики.
Начинайте писать. Вскоре вы заметите, что знакомые мысли и суждения приходят к вам. Запишите эти отрицательные мысли и оценки (к сожалению, они никогда не бывают положительными) на Листе Критики.
Продолжайте писать ваш сценарий. Когда еще одна отрицательная мысль или оценка или сомнение неожиданно возникнут, просто запишите их. Возможно, их будет много.
Дайте голос критике. Когда одна страница будет заполнена, возьмите другую. Если вы похожи на меня, возможно, вы напишете больше на Листе Критики, чем на страницах сценария, но через несколько дней это выровняется: если ваш день прошел без голоса критики, положите ваши критические листы в ящик и забудьте о них.
В течение короткого отрезка времени, может быть, в течение недели или двух, вам даже не понадобятся критические листы. В конечном итоге ваши отрицательные мысли — это только суждения, мнения и оценки. В общей картине мира они немного значат.
Они есть у каждого. Мы либо позволяем им встать на пути того, что мы хотим сделать; либо мы отодвигаем их в сторону. Если мы реагируем на них слишком интенсивно или слишком серьезно, мы легко можем стать своими собственными жертвами.
Я знаю это по собственному опыту.
«Совершенство, — часто говорил мне Жан Ренуар, — это идеал. Оно существует только в воображении, но не в реальности». Тут есть над чем подумать.
Где-то в районе страницы 45-й или 59-й, вблизи первой точки фокусировки, вы можете обнаружить, что ваша структура должна быть изменена. Если вам нужно реструктурировать вашу историю, сделайте это. Структура — вещь гибкая. Сцены и части диалогов можно менять местами или переносить в другое место.
Еще несколько лет назад здания в Лос-Анджелесе и в Сан-Франциско не должны были быть выше 12 этажей из-за опасности землетрясения. Теперь везде появляются высокие здания-небоскребы: их конструкция рассчитана таким образом, чтобы во время землетрясения они колебались вперед и назад, изгибаясь при ударе колеблющейся земли. Природа слишком сильна, чтобы сопротивляться ей; гнитесь вместе с ней.
Похожа на это и структура сценария; она может гнуться в зависимости от потребностей вашей истории. Вот почему парадигма это не формула; это форма, которая приспосабливается к потребностям вашей истории.
Одна из моих студенток писала комедию о молодой девушке, которая в 1963 году потеряла свою девственность при очень неприятных, ужасных обстоятельствах: при первом же сексуальном контакте она забеременела. В конце концов она поехала в Мексику, чтобы сделать аборт, и она возвращается как раз во время убийства Джона Кеннеди. Это больше, чем просто история о «потере невинности», это история о молодой девушке, становящейся взрослой.
Сначала структура была такой: в первом сюжетном узле она видит парня, с которым хочет переспать; в первой точке фокусировки она прилаживает противозачаточный резиновый колпачок; в срединной точке она занимается сексом с упомянутым парнем, а вторая точка фокусировки — когда она узнает, что беременна; во втором сюжетном узле она уезжает в Мексику, чтобы сделать аборт. Акт III показывает, как ей делают аборт и ее возвращение домой, намного повзрослевшей и поумневшей.
Когда моя студентка начала писать и стала выстраивать отношения между главной героиней и ее двумя лучшими подругами, она поняла, что ей требуется больше времени и страниц, чтобы показать их дружбу. Она так и сделала, и к тому времени, когда она достигла предполагаемой срединной точки, ее главная героиня еще даже не приладила противозачаточный резиновый колпачок!
Она начала волноваться и переживать, и я посоветовал ей просто изменить структуру и расширить линию ее истории. Я сказал ей, что мы должны гнуться вместе с историей и сместить структурные элементы, чтобы удовлетворить новые потребности истории. Так первым сюжетным узлом стала сцена, в которой девушка принимает решение потерять свою девственность этим летом. Первой точкой фокусировки стала вечеринка, где она видит мальчика, с которым хочет заниматься сексом. Он не желает иметь с ней ничего общего. Новой срединной точкой стала ее подгонка первого противозачаточного колпачка. Вторая точка фокусировки — это потеря ее невинности, а во втором сюжетном узле она забеременела. Мехико представляет собой очень маленький последовательный ряд в Акте III.
Все, что ей надо было сделать, — это сместить структуру, чтобы удовлетворить потребности истории. Структура «держит» историю, чтобы она не распалась, но она может гнуться и смещаться, чтобы включать любые новые элементы, которые вам маю вставить.
Когда вы будете писать Акт II, ваша история будет изменяться. Вы напишете одну сцену, затем обнаружите, что вам надо добавить еще одну, которая будет драматизировать какой-то аспект вашей истории, о котором вы не подумали, когда делали карточки. Делайте это. Пусть она изменяется. Именно теперь вы находите фокус вашей истории и он смещается по кругу, потому что вы не можете «видеть» что вы уже написали; у вас нет объективности, общего обзора; вы еще только взбираетесь на гору.
Структура парадигмы — это карта маршрута вашего сценария. Вы можете сойти с главной магистрали и пойти в разведку. Писание — это приключение. Если вы растерялись или заблудились и не знаете, где вы или куда вы идете, вернитесь к парадигме; выберите сюжетный узел, точку фокусировки или срединную точку и начните оттуда. Это только временно. Сразу начинайте рассказывать вашу историю.
Когда вы находитесь в парадигме, вы не можете видеть парадигму.
Вы научитесь адаптироваться исходя из вашей истории. В конце концов, учение — это открытие отношений между вещами. Я узнал это, когда готовил эту главу.
Я принимаю очень много горячих ванн, когда я работаю, и я делаю уйму работы в ванне — подготавливаю новый материал, планирую следующую сцену или главу и т. д. Дальтон Трамбо очень много работал в ванне, как это и сейчас делает Ник Мейер («Семипроцентное решение», «Время после времени» и «Звездное путешествие II»).
Моя ванна находится рядом с большим трехстворчатым окном в выступе стены, у него большое стационарное оконное стекло в середине и два меньших окна с каждой стороны.
Однажды, когда я принимал ванну, большой черный шмель проник в ванную и не мог выбраться наружу. Он кружил по комнате, затем набрал скорость и полетел прямо в большое среднее оконное стекло. Он пытался еще раз и еще раз, и это повторялось без конца. Я старался подавить свою панику, так как ярость и паника шмеля становились все громче и громче.
Я наблюдал за шмелем, бившимся в окно, казалось, целую вечность, зная при этом, что все, что ему надо было сделать, чтобы освободиться, — остановиться, немного отдохнуть, сориентироваться и посмотреть другим взглядом, чтобы увидеть, нет ли тут другого пути наружу. Открытое окно, свежий воздух и освобождение были всего лишь в трех дюймах от него.
Я удивлялся, неужели он не видит, что он занят не тем делом? По мере разворачивания этой драмы я спрашивал себя, не делал ли я когда-нибудь то же, добиваясь чего-то: работы, сценария, сцены, отношений, пытаясь заставить работать то, что не работало, держась за какую-то часть своей жизни и сопротивляясь изменению, которое было неизбежно, как смена дня и ночи. Я думал об этом и вспоминал многие эпизоды своей жизни, когда добивался чего-то, что не работало и, что я знал, никогда не будет работать, с таким же упорством, как этот шмель, бьющийся в толстое оконное стекло.
Чувства захлестнули меня. Да, я делал это, я знаю, и не один раз. Я и сейчас делаю это и, возможно, буду снова делать.
Это универсальное жизненное переживание, которое разделяем мы все: и человек, и шмель.
Я наблюдал за бесконечными ударами шмеля об оконное стекло. Во мне закипало раздражение. Я хотел, чтобы он вылетел из моей ванной. Я не собирался гнать или убить его. Я просто хотел, чтобы он убрался. Я думал про себя: шмель, остановись сейчас же, что ты делаешь. Это не работает. Прими это как факт, посмотри прямо на это, борись с этим, справься с этим. Открытое окно, полет на волю всего в нескольких дюймах от тебя.