Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы — Димитрий Чураков

6. Рабочее самоуправление в тисках политики огосударствления

Приведённые выше факты позволяют говорить о том, что к зиме – началу весны 1918 г. тенденция на подчинение рабочего самоуправления возобладала, но утверждать, что был взят курс на полный отказ от него, тоже не приходится. Принятые на съезде профсоюзов документы, хотя реально и шли вразрез с интересами отдельных трудовых коллективов, но воспринимались самими делегатами как способствующие укреплению рабочего движения в целом. В ходе дискуссий зимы 1917 – весны 1918 г. большинство нового хозяйственного актива твёрдо встало на точку зрения необходимости главенства интересов государства над интересами рабочего самоуправления. Вместе с тем рабочие организации ещё рассматривались как необходимый элемент борьбы с буржуазией, поэтому о полной их ликвидации или полном упразднении их прав речи ещё не шло. Профсоюзы и даже фабзавкомы сохраняли свои прерогативы в самоорганизации, структуре и некоторых видах деятельности, хотя и утрачивали многие из своих прежних завоеваний.

Тем не менее важно отметить, что тенденция на отказ от самостоятельности рабочего самоуправления, возобладавшая в тот момент, находилась в явном противоречии с отмеченными выше тенденциями развития фабзавкомовского движения. Как мы видели, именно на конец зимы – начало весны приходится некоторый подъём количественного его роста, проходит ряд конференций фабзавкомов ЦПР, на которых сами рабочие говорят о необходимости дальнейшего развития своего самоуправления.

Курс на свёртывание прав органов самоуправления не мог не сказаться на приостановке отмеченного подъёма. Но особенно сильное сковывающее влияние огосударствления экономики и органов рабочей самоорганизации сказалось на качественной стороне состояния дел в фабзавкомовском движении.

Выше уже говорилось, что одним из не самых благополучных участков работы фабрично-заводских комитетов был контроль финансовый. Как одна из причин этого называлась нехватка профессиональных, компетентных кадров. Но до революции их не было тоже, но, как мы видели, рабочие некоторых городов ЦПР решались даже на контроль над местными региональными отделениями банков. После Октября ничего подобного уже не происходило. Причину этого следует видеть прежде всего в отмеченном выше противоречии между самостоятельностью рабочих организаций и курсом на усиление регулирующей роли государства.

Нельзя сказать, что финансовый контроль заглох сразу после прихода к власти большевиков. В параграфе о развитии фабзавкомов после Октября мы уже говорили, что на некоторых предприятиях рабочими по-прежнему осуществлялись попытки наладить контроль и в этой сфере. Налаживается контроль платежей и расчётов на Судаковском заводе²¹⁶. Контролировались средства, полученные от распродажи излишков завкомом завода Гужона²¹⁷. Как об одной из важнейших задач, стоящих перед пролетариатом, о налаживании финансового контроля говорилось на майской конференции органов рабочего контроля и самоуправления Костромы²¹⁸. Ряд ФЗК имел специальные правила о расходовании денежных средств. Требовать от администрации сведения о ежедневном приходе и расходе по кассе, а также еженедельно о «состоянии и наличных средствах в кассе» 22 января 1918 г. было решено, например, рабочими «Общества электрического освещения 1886 г.»²¹⁹. В своём исследовании о развитии органов хозяйственного регулирования в Советской России В. 3. Дробижев говорит и о других подобных документах, существовавших, в частности, на Реутовской мануфактуре, причём в отдельных случаях рабочие органы были столь упорны в своих требованиях, что на некоторых предприятиях предприниматели лишались даже права вскрывать денежные ящики без представителей рабочих²²⁰. Несколько слов стоит сказать также о деятельность по финансовому контролю, которую осуществлял ЦС ФЗК. В первую очередь она сводилась к инструктированию активистов с мест, рассылке своих инструкторов на различные предприятия для помощи рабочим в налаживании элементов финансового контроля и т.п.²²¹.

Не сразу пошло на борьбу с инициативой рабочих в этом вопросе и государство. Причина этого крылась в той ситуации, которая складывалась в финансовой сфере. В частности, полностью рухнула налоговая система, что привело к резкому оскудению государственных доходов²²². Исчезла возможность контролировать денежное обращение в стране. Комиссар Госбанка обращался к рабочим: «Не дайте буржуазии вытаскивать из банка деньги на её грязные делишки… приложите все усилия к тому, чтобы ваш контроль был действительным контролем… Не давайте хозяевам обмануть вас, и во всех случаях, когда у вас будут требовать на получение денег, строго проверяйте, нет ли у хозяина или управления заводов других источников покрытия необходимых расходов»²²³. Через центральную прессу Госбанку приходилось просить рабочих прислать образцы печатей и соблюдать установленную документацию и отчётность²²⁴, что говорит о крайнем хаосе в этом вопросе, царившем в Республике, и о попытках отдельных лиц этим хаосом воспользоваться. Только участие органов рабочего самоуправления могло хоть в какой-то мере стабилизировать положение дел.

Тем самым на короткое время контроль за финансовой деятельностью своих предприятий со стороны фабзавкомов превращался в важный элемент новой революционной государственности, поскольку другого финансового аппарата у Советской власти в первые недели её существования просто не было. Но чем дальше, тем больше эта практика начинает входить в противоречие с одним из центральных пунктов программы большевиков в области реформирования экономики, согласно которому всё банковско-финансовое регулирование при переходе к социализму должно находиться в руках государства²²⁵. Рабочий контроль над банками и крупными финансовыми потоками становится обременительным анахронизмом, от которого новые власти поторопились отказаться при первой возможности. Без банковского же контроля любое «финансовое контролирование» обращалось в иллюзию²²⁶.

Постепенно государство вообще начинает перекрывать возможность рабочим вмешиваться в деятельность не только финансовых учреждений, но и заводоуправлений. Причём заводоуправлений не только национализированных предприятий, но и частных. Так, возвращаясь к Всероссийскому съезду профсоюзов, стоит отметить, что резолюция по рабочему контролю, принятая на нём, так прямо и говорила, что органы рабочего контроля «не занимаются вопросами финансирования» даже у себя на предприятии, точнее не должны заниматься²²⁷. Лишались права финансового контроля фабзавкомы по § 8 Инструкции о рабочем контроле Всесоюзного совета рабочего контроля²²⁸. Не предусматривался финансовый контроль и в решении экономического отдела Моссовета от 25 ноября 1917 г.²²⁹, а также во многих других инструкциях, местных правилах, директивах, принимавшихся и рассылавшихся в тот период для ознакомления в низовые звенья рабочего контроля. Как правило, эти документы носили не рекомендательный, а распорядительный характер.

Не менее показательно пагубное влияние нерасчётливого вмешательства государства в хозяйственную жизнь проявилось на снабженческой деятельности фабзавкомов, которая прежде, как мы могли убедиться, складывалась существенно успешнее попыток установить рабочий контроль в области финансов. Однако и здесь тормозящее влияние бюрократического централизма начинало сказываться всё более ощутимо.

В протоколах завкома Тульского патронного завода запечатлён один из случаев, иллюстрирующих характер начавшегося процесса и отношение к нему на местах. 22 февраля 1918 г. завком обсуждал доклад своего представителя Давыдова о его последней поездке «в город Царицын за топливом». Для завкома в Царицине были заготовлены 160 цистерн нефти. «Но главная задача, – сетовал Давыдов, – нет паровоза». Причиной его отсутствия было бездействие центральных властей. Тульский патронный завод оказался перед угрозой приостановки работ из-за бюрократического беспорядка на транспорте, когда железные дороги подчинялись чиновникам в Москве и не желали принимать в расчёт нужды местных предприятий. Центральная власть была не в состоянии обслужить нужды заводчан и, по мнению рабочих завода, оставляла «единственный выход – по примеру других заводов заарендовать в Москве специальный паровоз», но уже на свой страх и риск²³⁰. На этом же заседании говорили и о предшествующем случае, который давал рабочим повод выражать недоверие центральным экономическим властям и новым порядкам. Давыдов, продолжая свой доклад, остановился на том, что ему уже приходилось сталкиваться с последствиями чиновничьего произвола. В одной из прежних поездок ему отказали в получении топлива, причиной же отказа стала ведомственная разобщённость и царившая неразбериха в организации вопросов снабжения центральными российскими властями. В результате огромный завод оказался без нефти «вследствие отсутствия», как записано в протоколах завкома, у его представителя «нарядов от вновь установленного органа Совета народного хозяйства, а имевшиеся у него районные наряды потеряли законное значение»²³¹. Как мы видели выше, до Октября завком ТПЗ вполне справлялся с обеспечением своего предприятия топливом, налаживая прямые связи с местами его производства и переработки, теперь же, чтобы получить в Царицыне нефть, завкому нужно было сперва обращаться в Москву за нарядами «от вновь установленных органов», а потом уже искать нефть. Поскольку в прениях рабочие ТПЗ ссылаются на другие заводы, печальный опыт результатов «централизованного государственного регулирования социалистической экономикой» имелся не только на патронном, но и на других заводах Тулы. Прежде всего в подобных факторах и следует искать причины растущего недовольства рабочих Тулы своим положением, наметившегося весной 1918 г., а вовсе не в меньшевистском влиянии и прежней «прикормленности царизмом», на чём натаивал один из авторов журнала «Рабочий контроль»²³².

Похожим образом складывались дела не только у металлистов Тулы, но и у текстильщиков Иваново-Вознесенска, начинавших всё отчётливее воспринимать новые тенденции в политике центральных властей как опасные и вредные для рабочего самоуправления. На прошедшем в конце февраля 1918 г. в Москве совещании представителей рабочего контроля Иваново-Кинешемской области это вскрылось, в частности, в отношении «Центроткани», «которая своим отношением часто тормозит дело», а именно не даёт трудовым коллективам самостоятельно решать вопросы сбыта продукции. Как было рассказано корреспонденту «Правды», по итогам осмотра рабочими складов своих мануфактур в Иваново-Кинешемском районе положение с затовариванием готовой продукции было прямо-таки «ошеломляющим». Особенно взрывоопасная ситуация складывалась из-за бюрократизма чиновников от «Центроткани» на фабриках Вичугского района, а в самом Иваново-Вознесенске на фабриках Горелина и товарищества Тверской мануфактуры, где продукция попросту гнила, в то время как «народ до нитки обносился и негде и не на что купить ситцу»²³³. Как писал один корреспондент иваново-вознесенской газеты: «Нам часто приходилось встречать представителей фабричных комитетов фабрик, находившихся в 20 верстах от Москвы, которые обивают пороги в Московском хлопковом комитете, разыскивая хлопок, и в то же время под боком, в той же

Москве имеются громадные склады, набитые хлопком». И такая ситуация, отмечается в статье, складывается не только в столице с её мощной армией управленцев, но и в провинции: Нижнем Новгороде, Ярославле, Костроме, Рыбинске, Кинешме²³⁴.

Аналогичным образом разрасталось воздействие политики огосударствления и на другие виды деятельности фабзавкомов. Вскоре после январского профсъезда, в исполнение звучавших на нём требований, регулирование рынком рабочей силы передаётся в ведение государства²³⁵. В § 16 «Положения о бирже труда» было чётко оговорено: «Наём рабочих и служащих производится только через биржу труда»²³⁶. С переходом контроля над наймом и увольнением к государственным учреждениям фабзавкомы лишаются одного из своих важнейших завоеваний. Тарифная компания и обострение экономического кризиса приводят к вытеснению фабзавкомов из области контроля за размером заработной платы. С лета 1918 г. вопросы определения тарифов по заработной плате сосредотачиваются в центре²³⁷. Теперь приоритет в этой области отдаётся Наркомтруду²³⁸, профсоюзам и местным государственным органам, таким, как Комиссариат труда Московского промышленного района или Воронежский губернский комиссариат труда. Причём вмешательство государства, как это ни покажется странно в свете имеющихся представлений о рабочей политике большевиков, нередко было направлено против повышения заработной платы, в том числе в даже частной промышленности²³⁹. Делалось это для того, чтобы исключить резкие колебания заработной платы на предприятиях одной отросли. Предполагалось, что разница в зарплатах разрушает классовую солидарность и классовое единство, – сомнительная идея, продиктованная уравнительными настроениями той эпохи и проникшая даже во властные структуры. Постепенно сводится на нет и самое первое завоевание фабзавкомов: в Советской России под предлогом революционной сознательности начинает всё больше игнорироваться 8-часовой рабочий день.

О растущем подчинении органов рабочего самоуправления красноречиво говорит и тот факт, что в принимаемых документах, регламентирующих права фабзавкомов, содержатся такие нормы, которые прежде, в первые недели после Октября, были бы просто немыслимы. В них вносили такие типовые положения, как это видно хотя бы на примере широко растиражированного и повторённого

Устава металлообрабатывающих предприятий, как недопустимость рабочих собраний и деятельности органов рабочего контроля в рабочее время²⁴⁰. Если раньше циркуляры Временного правительства, содержавшие подобные требования, привели к беспорядкам на многих предприятиях той же металлообрабатывающей промышленности, а также кожевников, текстильщиков и других отрядов рабочих ЦПР, то теперь подобные нормы были как бы в порядке вещей.

Самым ярким примером того, как вмешательство государства в прерогативы органов рабочего самоуправления сказывалось не только на ограничении их прав, но и меняло сам характер низовых рабочих организаций как органов гражданского общества, может служить деятельность фабзавкомов по наведению трудовой самодисциплины. Борьба за дисциплину в период между февралём и октябрём, а также сразу после Октября воспринималась самими рабочими как проявление их «классовой сознательности» и отсутствия у них «классового эгоизма»²⁴¹. Отсюда меры по наведению порядка в цехах зачастую носили исключительно моральный характер, как это в своё время было и в крестьянской общине. Так, экономический отдел Подольского Совета в январе 1918 г. постановил: «за недобросовестное отношение к труду подействовать… морально посредством контрольной комиссии»²⁴², а на Куваевской мануфактуре в Иваново-Вознесенской губернии было решено: «что касается тех товарищей, которые по своей малосознательности не хотят выполнять ту работу, которая на них возложена, то на них постараемся воздействовать нравственным путём, то есть посредством увещаний»²⁴³. Часто только лишь злостное нарушение влекло за собой уже более ощутимые санкции, такие, как штрафы, увольнения, изъятия из зарплаты²⁴⁴.

Но постепенно «насаждение», как тогда говорили, трудовой дисциплины всё больше принимает форму борьбы с так называемой «митинговой демократией». Причём под «митинговой демократией» теперь понимали любое проявление рабочими их самостоятельности. То, что несколько месяцев назад провозглашали «революционной активностью класса-гегимона», становилось для победившего режима лишним и даже опасным. Центром борьбы за дисциплину труда в её новом понимании становится ВСНХ²⁴⁵.

Уже 27 марта 1918 г. на заседании его Президиума в этой связи возникает и вопрос о трудовой принудительной дисциплине для пролетариата²⁴⁶. Но на этом заседании соответствующие решения не прошли. Против выступил В. И. Ленин, чувствовавший, что большевики пока не осилят введение принудительной дисциплины в достаточно массовом масштабе. Тогда он и предложил осуществлять принудительные меры под прикрытием борьбы за «рабочую дисциплину» руками самих рабочих²⁴⁷. Характерно, что в борьбе за достижение этого Ленин предлагал полагаться не на традиции российской рабочей демократии, а на нормы подавления рабочих, выработанные эволюцией капиталистической фабрики. Разработку норм «трудовой дисциплины» он думал поручить прежним владельцам, научившимся «внедрять» порядок и дисциплину на своих предприятиях ещё при царском режиме²⁴⁸.

Возвращался Президиум ВСНХ к проблемам рабочей дисциплины и позже. Так, на заседании 1 апреля 1918 г., когда шло обсуждение Положения о трудовой дисциплине, подготовленного Всероссийским Советом профсоюзов, В. И. Ленин требовал ужесточения его в плане «карательных мер» за «несоблюдение» рабочими «трудовой дисциплины». Обращаясь к членам Президиума, он разъяснял: «Что же касается мер за несоблюдение трудовой дисциплины, то они должны быть строже. Необходима кара вплоть до тюремного заключения. Увольнение с завода также может применяться, но характер его совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было нарушением гражданской сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины, особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное преступление, и за это должна быть наложена определённая кара»²⁴⁹. Причём подобные меры предлагались Лениным ещё в середине декабря 1917 г., когда он для учёта количества и качества труда настаивал на создании судов из рабочих и крестьян²⁵⁰.

Эти «ленинские наказы» не оказались пустым звуком. На фабрике т-ва Полушина рассчитанных рабочих передавали суду как за уголовное преступление²⁵¹. Рассматривал рабочий суд дела рабочих, «которые работали недобросовестно» и на заводе Густава Листа²⁵², на многих прочих предприятиях Московского региона. Что же касается общей линии на «завинчивание гаек», то хорошим примером здесь могут служить «Правила трудовой дисциплины», принятые на прошедшей 17 июня 1918 г. общегородской конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Твери.

В них делалась попытка регламентировать самые разные стороны жизни рабочих, наказания же за малейшую провинность были суровыми. Так, запрещалось «купаться и мыться на заводе, за исключением предназначенных для этого помещений», «принятие пищи в рабочих мастерских». Из прочих мер «в интересах санитарии» рабочие были, как записано в документе, «обязаны пользоваться только предназначенными для этого отхожими местами», а также «не должны были задерживаться в уборных», причём наблюдение за исполнением этого пункта возлагалось на самих рабочих. «Опоздавшие более чем на 20 минут» не допускались к работе до перерыва, причём пропущенное при этом время высчитывалось при оплате труда, а опаздывавшего «систематически» могли устранить с завода «без оплаты вперёд». «Хищения материалов и изделий, а также подлоги в расчётных книжках и требовательных ведомостях наказываются как уголовные деяния. Виновные передаются народному суду»²⁵³. Совершенно очевидно, что приведённый документ содержит не только меры по действительному поддержанию дисциплины. Налицо стремление к мелочной регламентации всего поведения рабочих.

7. На перепутье: фабзавкомы и рабочий протест

Понятно, что, ощущавшие себя победителями в состоявшейся революции, рабочие не могли просто так смириться с утерей самостоятельности и завоёванных прав. Как только большевики вместо прежнего частнохозяйственного ярма попытались надеть на рабочих ярмо государственного принуждения, они столкнулись с ожесточённым сопротивлением. На первый взгляд, такое развитие событий выглядит не вполне логичным, ведь рабочие сами ждали от государства всеобъемлющей патерналистской опеки, причём не только от нового, большевистского, государства, но и от государства вообще, государственной власти, как таковой. Не будет преувеличением сказать, что одной из фундаментальных причин Февральской революции стало разочарование рабочих в способностях царского режима опекать интересы рабочих, что видно из приведённых в предшествующих главах материалов. Ждали поддержки рабочие и от Временного правительства. Ещё до Октября зафиксированы многочисленные обращения рабочих к правительству с призывами ввести на их терпящих бедствие, разоряющихся фабриках и заводов государственное регулирование или, в других случаях, наложить секвестр на предприятия саботажников. Так, в протоколе завкома завода бр. Бромлей за 24 июня 1917 г., помимо «перечня важнейших мероприятий, направленных к установлению нормального хода на заводе» и указания на то, что действия заводоуправления направлены к сокращению производства, звучит категорическое требование членов завкома «установления государственного контроля». Аналогичные случаи отмечены и на других предприятиях ЦПР, Петрограда и других районов России, количество которых особенно увеличивается летом 1917 г.²⁵⁴.

Но особенно участились подобные обращения рабочих после Октября 1917 г., когда в сознании рабочих государство стало и «своим», и «демократическим», примером чего может служить позиция рабочих текстильной фабрики В. И. Агафонова подмосковной станции Химки, просивших «объявить её собственностью Российской республики» – традиционная формулировка для подобных обращений. А на заводе Михельсона, когда там сложилась остро критическая ситуация из-за недостатка рабочей силы, завком постановил, что единственным выходом может стать милитаризация труда²⁵⁵.

В чём же, в таком случае, видели рабочие главную угрозу для своих массовых объединений? Что заставляло их с подозрением относиться к усилению воздействия со стороны государства на различные стороны жизни общества? Не столкнулись ли мы с проявлением нелогичности рабочих, вызванной их экономической безграмотностью и неискушенностью в политике? Ответ на этот вопрос частично прочитывается в той горячей полемике, которая развернулась на VI Петроградской конференции фабрично-заводских комитетов, когда из уст многих делегатов от трудовых коллективов города на Неве прозвучали нескрываемые опасения перед начавшейся бюрократизацией Советского государства. Государственная опека и бюрократический диктат в представлении большинства рабочих того времени не являлись родственными явлениями, а выступали в качестве непримиримых антагонистов. Бюрократизм был главным врагом в налаживании взаимовыгодного сотрудничества между рабочими организациями и Советским государством.

Тем самым корень зла рабочие видели не в самом вмешательстве Советского государства в экономику, а в тех формах, в которые оно могло вылиться. Ещё до Октября, сталкиваясь с проявлением бюрократизма в своих рядах, рабочие реагировали на них крайне болезненно и пытались обезопасить себя от проявлений чего-либо подобного в будущем. Тем более что даже в деятельности самих фабзавкомов случаи отрыва активистов от выдвинувших их рабочих коллективов были не редкостью. Так, рабочим московского завода «Металлолампа» пришлось выступить против своего завкома, члены которого, по словам работающих на предприятии, не считались с их мнением и позволяли себе относиться к своим же товарищам некорректно и заносчиво. На другом московском предприятии – заводе Хлебникова – рабочие жаловались, что их избранники оторвались от коллектива и не работают и что пора заставить их это делать. Происходили подобные инциденты и после Октября. Завком Пучежской мануфактуры, например, столь «активно» занимался «управленческой деятельностью» и с такими проявлениями волокиты, что в январе 1918 г. его прямо обвиняли в бюрократизме²⁵⁶.

Поэтому рабочие, поддерживая регулирующие усилия Советского государства, выступали против любых проявлений бюрократизма в системе управления производством, отождествляя порядки бюрократические с самодержавными и буржуазными. Уже на I Петроградской конференции фабзавкомов была принята резолюция, в которой однозначно говорилось, что регулирование бюрократическими механизмами невозможно²⁵⁷. С аналогичных позиций выступали и фабзавкомы ЦПР. К примеру, на Учредительном делегатском собрании областного Союза текстильщиков Иваново-Вознесенска, проходившем летом 1917 г., представители фабзавкомов не только поддержали решения по этому вопросу своих питерских товарищей, но и приняли свою аналогичную резолюцию. В ней «бюрократический путь регуляции промышленности» отвергался категорически, поскольку воспринимался как антипод рабочего контроля²⁵⁸.

Особенно нетерпимыми проявления бюрократизма становятся после Октября²⁵⁹. Критикуя на одном из заводских собраний новое «советское» руководство своего предприятия, работница ткацкой фабрики Раменского района Таптыгина, делегатка Всероссийского женского съезда, так передавала отношение рабочих к подобным явлениям: «Только те коммунисты, – говорила она, – которые живут с рабочими в спальных корпусах, а которые в особняки убежали, это не коммунисты. Это уже не коммунисты, которые пишут у себя: без доклада не входить»²⁶⁰. После Октябрьской революции бюрократизм всё больше начинается восприниматься рабочими не просто как какой-то «нарост на теле революции», а как злейший враг рабочего самоуправления²⁶¹.

Ситуация с рабочими организациями резко осложнялась из-за кризиса промышленности, транспорта, снабжения городов хлебом, о чём подробно уже говорилось. Став во главе государства, большевики оказались не в состоянии совершить ожидавшегося от них чуда – в одночасье переломить негативные тенденции в социально-экономической и политической сферах. Более того, подчас их собственные действия способствовали обострению ситуации, что вытекало из победы во внутрипартийной борьбе тех групп в большевистском руководстве, которые не видели смысла в поддержке рабочего контроля и самоуправления. В этих условиях рабочие ещё больше тяготились своим бедственным материальным положением, ощущали себя брошенными один на один с экономической разрухой и надвигавшимся голодом. Сходные причины порождают сходные по своему проявлению следствия. Так же как и в предшествующие месяцы, крайне низкий жизненный уровень значительного числа рабочих, а также попытки государства, теперь уже советского, ограничить независимость рабочих организаций становились катализаторами массовых выступлений, теперь уже не против «буржуазии», а против самого «пролетарского государства». Материальные тяготы и политика огосударствления становились постоянными раздражителями рабочего протеста. Такова, если вкратце, анатомия временами проявлявшего конфликта «рабочего класса и рабочего государства».

В советской историографии тема рабочего протеста в первые месяцы формирования большевистского государства относилась к числу неудобных. Не отличалась объективностью также эмигрантская историография, а западные историки, как правило, просто повторяли её положения и выводы. В силу этого имеет смысл остановиться подробней на проблеме взаимоотношений между рабочим протестом и органами рабочего производственного самоуправления. Прежде всего приходится констатировать, что протестные выступления рабочих в Советской России носили довольно массовый характер. Общее число участников протестных выступлений рабочих на подконтрольных большевикам в 1918 г. территориях ориентировочно может быть определено в 100-250 тыс. человек²⁶². Так, временами достаточно напряжённо складывалась ситуация в «колыбели революции» – Петрограде. Рабочие были не довольны перебоями со снабжением и выплатами зарплаты. Знаковым событием, своеобразным предупреждениям властям в те дни становится колпинская драма. По оценке историков Г.А. Бордюгова и В.А. Козлова, сценарий того, что произошло в Колпино, со всей наглядностью продемонстрировал, как вскоре станут развиваться события по всем городам России²⁶³. Здесь рабочим протестным выступлениям непосредственно предшествовал голодный бунт, вспыхнувший в очередях за хлебом, с последовавшим за ним расстрелом, учинённым местными властями, безоружной толпы, состоявшей в основном из жён и детей рабочих, протестовавших против голода. Среди раненых в результате стрельбы был 14-летний подросток Пётр Куликов, ученик начального училища при Ижорских заводах. Один человек погиб – рабочий Ижорского завода, казначей профессионального союза электриков Потёмкин.

События в Колпине сразу же были использованы оппозицией для атаки на правящий блок большевиков и левых эсеров. Пропаганда оппозиции ложилась на благоприятную почву. Уже 10 мая забурлил традиционно оппозиционный по отношению к власти Обуховский завод. В тот же день по инициативе Колпинской и Обуховской делегаций мощный митинг прошёл на Путиловском заводе. На следующий день, 11 мая, беспорядки в Петрограде приобрели ещё больший размах. В этот день выступления рабочих шли на Русско-Балтийском заводе, на заводе «Сименс и Шуккерт», на Арсенале. По сообщению оппозиционной прессы, «серия митингов, начавшихся в связи с голодом и репрессиями», перекинулась и на другие заводы. Так, на заводе Речкина рабочий митинг постановил: «Правительство, расстрелявшее рабочих, носит имя рабочего правительства. Мы призываем всех рабочих потребовать от большевистской власти снять с себя наше имя, которым оно прикрывается». В последующие несколько дней волна протестов поднялась еще выше, к ней подключились рабочие Карточной фабрики, Гильзового, Охтинского и других заводов. 14 мая в 8 часов 30 минут с Николаевского вокзала в Колпино отправился поезд с делегацией рабочих петроградских заводов, направлявшейся на похороны погибшего в результате расстрела рабочего. Власти пытались предотвратить превращение похорон в политическую акцию. Тем не менее в похоронах приняло участие более тысячи человек. На могилу Потёмкина лег венок с красноречивой надписью «Жертвам голодных – погибшим от сытой власти»²⁶⁴.

Беспорядки и волна стачек прокатились также и по другим регионам страны. Одним из важнейших очагов протестных выступлений становится Москва. Здесь выступления рабочих не приобретают такого всеобщего характера, как в Петрограде, но они особенно тревожили большевистское руководство – поскольку столица страны находилась теперь в Москве. Упорством, например, отличалось сопротивление со стороны железнодорожников. До крупных столкновений дело дошло на Александровской (Казанской) железной дороге²⁶⁵. На этот же момент приходится новый всплеск протестов со стороны печатников ЦПР²⁶⁶. Причиной этому было то, что нажим большевиков на оппозиционную печать существенно ослаблял их самостоятельные профессиональные организации и увеличивал безработицу среди всех профессий печатного дела. «Борьба большевиков со свободой печати сильно бьёт печатников, выбрасывает их на улицу, – писала газета «Дело народа» и добавляла: – Связь между большевистским режимом и безработицей в такой степени ясна, что у печатников большевизм потерял всякую почву». Новые проблемы порождала и практика национализации типографий, которая, по мнению журналиста, нанесла вред не только «буржуям», но и «рабочим печатникам»²⁶⁷. И хотя на самом деле речь шла не о большевизме, как таковом, а о бюрократическом перерождении его режима, сама тенденция развития умонастроений рабочих-печатников показательна.

Другим крупным очагом протестных выступлений весной-летом 1918 г. становится Тула. В июне 1918 г. состоялись забастовки на тульских фабриках Боташева, Копырзина, Лялина. Напряжённой обстановка была на крупнейших заводах города: Патронном и меднопрокатных²⁶⁸. Особенно нелегко большевикам приходилось на Оружейном заводе. Здесь сопротивление рабочих приходилось пресекать самым жёстким образом, вплоть до угроз закрыть предприятие. Напряжённостью отличалась обстановка в Нижегородской губернии²⁶⁹. На Урале прошло несколько заводских рабочих восстаний. Кульминационным моментом этой повстанческой волны становится знаменитое Ижевско-воткинское восстание²⁷⁰.

Постепенно формы протеста рабочих приобретали всё более масштабные и организованные формы. Они принимают отчётливый политический оттенок, внушая серьёзные опасения советскому руководству. Так, начавшееся ещё в январе 1918 г. организованное протестное движение рабочих к лету 1918 г. привело к попыткам проведения 23 июля в Москве беспартийного Всероссийского рабочего съезда²⁷¹. Как показывают материалы следствия, в нём приняли участие около 40 делегатов, представлявших Москву, Петроград, Владимир, Нижний Новгород, Сормово, Тулу, Рыбинск, Севастополь, Воткинск и др.²⁷². В рамках подготовки съезда в этих и других городах возникают альтернативные Советам пролетарские организации, объединившиеся к лету 1918 г. в достаточно многочисленное и влиятельное движение рабочих-уполномоченных. Зарождение движения уполномоченных происходит в северной столице, где в момент брестского кризиса мощно заявило о себе Чрезвычайное собрание уполномоченных от фабрик и заводов Петрограда (ЧСУ ФЗ). В ЦПР центром движения уполномоченных становится Тула, где оно выходит на политическую арену почти в те же дни, что и в Петрограде. В дальнейшем среди важнейших центров ЧСУ ФЗ и подготовки рабочего съезда выделяется Нижний Новгород. После долгих неудачных попыток, к лету 1918 г. удаётся распространить движение уполномоченных и на новую столицу Советской Республики – Москву²⁷³.

Что же должны были делать в такой непростой ситуации органы рабочего представительства и производственного самоуправления? Всё их развитие в 1917 г. было связано с протестной энергией рабочего класса. И после прихода к власти большевиков часть рабочего активизма именно через них направлялась против прежних владельцев предприятий. Но теперь фабрично-заводские комитеты, как уже неоднократно отмечалось выше, эволюционировали в сторону превращения в низовые структуры нового режима. Это заставляло их служить не только целям «гражданской войны», но и «гражданского мира». В то же время теперь рабочие выступали не только против капиталистов, но и против государства и его представителей. Как в этом случае должны были себя вести традиционные организации рабочего класса? Полностью отдать инициативу альтернативным формам пролетарского представительства? Или разрушать то самое государство, становлению которого ими было отдано столько ресурсов?

Далеко не все заводские и фабричные комитеты старались дистанцироваться от растущего рабочего протеста. Многие из них оказывались вовлечены в орбиту протестного рабочего активизма самым непосредственным образом. В какой-то степени это нашло своё отражение в частичной дебольшевизации фабрично-заводских комитетов, а также объединённых с ними теперь профсоюзов. Многие деятели оппозиционного рабочего движения становятся видными фигурами в фабзавкомовском движении, к их числу принадлежат такие знаковые для весны-лета 1918 г. фигуры, как И. И. Шпаковский и Н. Н. Глебов, которые занимали крупные должности не только в оппозиционном большевикам движении уполномоченных, но в фабрично-заводских комитетах своих предприятий²⁷⁴. Но если не отвлекаться на подобные, пусть и важные, но всё-таки исключения, то придётся признать – фабзавкомы как особые рабочие организации в своём подавляющем большинстве встали на защиту государственных интересов, хотя и пытались отстаивать свои собственные корпоративные интересы, а также интересы рабочих. По существу, они становятся ударной силой в борьбе с протестными настроениями непосредственно на предприятиях, как это было, скажем, на заводе бр. Бромлей, завком которого в ноябре 1917 г. и в апреле 1918 г. пытался унять брожение среди рабочих предприятия²⁷⁵. Форпостом противодействия растущему рабочему протесту становятся фабзавкомы в Воткинске, где они теряют свои функции выборных представительных органов и становятся назначаемыми сверху административными учреждениями²⁷⁶. Аналогичную позицию отстаивали фабзавкомы Тулы, в которой страсти были накалены как ни в каком другом городе ЦПР. Разъяснение позиции большинства фабзавкомов города можно найти в воззвании к рабочим Центрального заводского комитета Тульского оружейного завода: «В интересах цеховых комитетов, как рабочих организаций, – отмечалось в нём, – первым по важности должен стоять вопрос оставить предприятие работающим и ни в коем случае не допускать то или иное предприятие к закрытию. К тому же в Заводском комитете имеется телеграмма, в которой ясно указано, что если производительность на заводе поднята не будет, то Оружейный завод может быть закрыт»²⁷⁷. Здесь государственный террор и угроза локаута явственно сливались с борьбой за сохранение завода.

Та же ситуация наблюдалась и в Петрограде, например, когда рабочие ткацких фабрик Максвеля прекратили работы и сформировали делегацию на другие ткацкие фабрики города, желая заручиться их поддержкой, фабкомы большинства предприятий закрыли перед делегацией масквелевцев двери, не позволили ей организовать антибольшевистские митинги либо иные акции протеста. Ввёл жесткую дисциплину и не допускал никаких протестных выступлений в рабочее время комитет Трамвайного парка²⁷⁸. Жёсткую позицию по отношению к оппозиционным настроениям в рабочей среде занимали комитеты Путиловского, Орудийного, Патронного, Порохового и других заводов, городской электрической станции, Карзин-кинской мануфактуры, фабрики Варгунина, некоторых типографий и других предприятий города.

Активно выступали против беспорядков, например, завком и цеховые комитеты Обуховского завода. Его деятельность в этом направлении естественным образом активизировалась в марте 1918 г., когда на заводе началось создание альтернативных рабочих организаций (прежде всего в рамках движения уполномоченных). Уполномоченные Обуховского завода попытались в это время довести до сведения Советского правительства требования стоящей за ними части рабочих. По всей вероятности, была сформирована делегация в Наркомат труда для переговоров. Её состав определялся, понятно, в обход позиции официальных рабочих организаций завода. Это вызвало с их стороны резкое недовольство. На заседании 8 марта 1918 г. членами заводского и цеховых комитетов, Демобилизационной комиссии и Исполнительного комитета районного Совета, стоящих на платформе Советской власти, сложившаяся ситуация была подвергнута заинтересованному анализу.

«После всестороннего обсуждения вопроса» собравшимися была принята резолюция. В ней требовалось исключить всех членов заводских организаций, не стоящих на платформе Советской власти. Было решено также проинформировать СНК, Раскольникова, Шляпникова, Шмидта и других советских руководителей о состоянии дел на заводе с целью не допустить переговоров центра с «самозванными» делегациями от рабочих. От Заводского комитета резолюцию подписал Зубарев, от цеховых комитетов – Ермаков, от Исполкома – Ильин, от Демобилизационной комиссии – Стель-маков²⁷⁹. Возникает вопрос, если бы не столь бескомпромиссная позиция, занятая местным завкомом, не мог ли диалог между недовольными рабочими и Наркоматом труда снять возникшее на заводе напряжение? Но взаимопонимания между властью и рабочими достичь не удалось, и с 25 июня 1918 г. завод был закрыт. Вместе с закрытием завода прекратили своё существование его заводской и цеховые комитеты²⁸⁰.

Не случайно лидеры оппозиции столь яростно пытались дискредитировать фабзавкомы. «Неудобная» позиция фабзавкомов стала предметом обсуждения уже на первых заседаниях Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда²⁸¹. С критикой в их адрес выступили Блохин (Блоха) и другие уполномоченные. Так, Корохов с Обуховского завода в предоставленном ему слове сообщил: «Заводской комитет [Обуховского завода] был у нас всегда эсеровский. Но большевики фальсифицировали выборы, и теперь они в комитете в большинстве. Уже четыре месяца назад вынесли недоверие заводскому комитету, но это не помогает. Они смеются, когда им выносят недоверие»²⁸². По сообщению правосоциалистической прессы, делегаты первой конференции отмечали, что фабзавкомы в своём развитии зашли в тупик, занимаются захватами предприятий, вырождаются в обычные административные органы. По едкому замечанию одного из делегатов, «заводские комитеты стали несменяемыми и опираются на пулеметы». Словом, по определению другого участника конференции, «заводские комитеты – большевистские по преимуществу -выродились в какой-то уродливый, враждебный рабочему классу в целом институт»²⁸³.

Критика фабзавкомов стала официальной позицией движения уполномоченных. Нелицеприятные замечания в адрес фабзавкомов встречаются во многих его официальных документах: «Декларации петроградских рабочих Четвертому чрезвычайному съезду Советов», «Воззвании Организационного бюро по созыву Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда»,

Воззвании Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда «К рабочим и работницам!», «Обращении московской делегации Собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда к рабочим Петрограда» и других. К примеру, в воззвании от 26 марта 1918 г. ЧСУ ФЗП заявлялось с подкупающей прямотой: «Заводские комитеты сделались комиссиями по расчёту рабочих, сделались казёнными учреждениями, которые не нуждаются в нашем доверии и давно потеряли его. И они нам не помогут»²⁸⁴. В специально принятой на пленарном заседании движения уполномоченных 16 апреля 1918 г. резолюции «О независимости рабочих организаций» это положение разъяснялось подробней: «После Октябрьского переворота и захвата политической власти большевиками началось быстрое разложение во всех областях жизни, -заявлялось в документе. – Заводские комитеты перестают руководствоваться в своей деятельности реальными интересами рабочей массы, отрываются от неё и отходят от непосредственной защиты заводских рабочих в сторону большевистской политики. Часто под гипнозом большевистских увещеваний они вступают в открытую борьбу с рабочими: разгоняют собрания, препятствуют и запрещают перевыборы и т. под.»²⁸⁵.

Таким образом, как видим, органы рабочего производственного самоуправления, да и всё рабочее движение в целом, оказывались в непростом положении. Октябрьская революция, в первые же часы провозглашенная большевистскими лидерами пролетарской и даже социалистической, мировой революцией, ставила перед русскими рабочими непростую задачу выработать своё отношение к новому Советскому государству. Им нужно было определиться не только в отношении захвата власти левыми социалистами, но по-новому подойти к собственным задачам и той роли, которую они должны были играть в рождавшемся государстве. С одной стороны, разрастание бюрократизма в советском государственном аппарате реально грозило рабочим вероятной утратой прежних независимых позиций, но, с другой стороны, сепаратизм различных рабочих организаций мог реально ослабить силы революционного режима, что в конечном итоге также грозило существованию рабочего самоуправления²⁸⁶. Органам рабочего самоуправления так и не хватило зрелости безболезненно миновать Сциллу и Харибду возникшего перед ними выбора.

8. От эры «пролетарского коллективизма» к эпохе «военного коммунизма»

Антагонизм между рабочей демократией и огосударствлением органов рабочего самоуправления грозил вылиться в не менее принципиальный, чем в своё время антагонизм между трудом и капиталом. Однако к концу весны – началу лета 1918 г. возможностей для развития рабочего самоуправления оставалось всё меньше. Начавшаяся интервенция оборвала мирный период развития российской революции и спровоцировала кровопролитную Гражданскую войну. С переходом к военному положению и политике развёрнутой национализации в большевистской среде возобладали настроения, мало совместимые с рабочим самоуправлением. Если на I Всероссийском профсъезде речь шла об ограничении рабочего самоуправления, то теперь вопрос становится о полном отказе от него – война требовала напряжения всех сил и централизации власти.

В своём объёмном, хотя крайне тенденциозном исследовании той эпохи американский советолог, апологет тоталитаристской школы Р. Пайпс сигналом к перемене официального курса в рабочем вопросе называет одну из речей Л. Д. Троцкого, которая, по определению Р. Пайпса, имела «странный, совершенно фашистский заголовок»: «Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую Социалистическую Республику». Троцкий призывал рабочих к «самоограничению», к смирению перед фактами ограничения их свобод, возвращению управляющих из числа прежних «эксплуататоров» и т.п.²⁸⁷. Примерно в это же время выходит настроенная резко против рабочего контроля работа Н. Осинского «Строительство социализма», в которой предлагалась развёрнутая, целостная система принудительного перехода общества к централизованному социализму²⁸⁸. Именно подобные подходы начинают всё отчётливее формировать тон официальной пропаганды.

Решающий (хотя и не последний) бой между сторонниками усиления государства и апологетами рабочего самоуправления произошёл на I Всероссийском съезде советов народного хозяйства²⁸⁹. Это, наверное, не случайно, если учесть то, что выше говорилось о ВСНХ, а также о концентрации в нём деятелей, осознанно ставивших перед собой цель перераспределения власти между рабочим государством и рабочими низами. Съезд проходил в Москве с 26 мая

по 4 июня 1918 г. Его состав был достаточно представительный: 252 делегата от 5 областных, 30 губернских и значительного числа уездных совнархозов. Генеральная направленность съезда была красноречиво сформулирована в прозвучавшем 29 мая выступлении нового председателя ВСНХ А. И. Рыкова, – это полное отождествление рабочего и государственного контроля, а также критика прежнего «левацкого» руководства бюро ВСНХ в лице Н. И. Бухарина, Н. Осинского и А. Ломова, которое имело свой взгляд на будущее рабочих организаций после революции²⁹⁰. Не случайно поэтому, что решениями съезда рабочее самоуправление если и не упразднялось окончательно, то сохранялось лишь в пережиточных, часто символических формах. Приоритет полностью отдавался хозяйственным органам нового государства.

Ключевым решением съезда по рабочему самоуправлению следует считать принятое по докладу Андронова «Положение об управлении национализированными предприятиями», шедшее значительно дальше всех предшествующих постановлений по проблемам централизованного регулирования экономики. В нём предусматривалось, что «две трети фабрично-заводского управления назначаются областным (т.е. вышестоящим) Советом народного хозяйства». Лишь одна треть членов управления избиралась «профессионально-организованными рабочими предприятия». При этом «список членов фабрично-заводского управления по конституировании его и избрании председателя представляется на утверждение ближайшего органа высшего управления». Но и это было ещё не всё. По новому положению «ближайший орган Высшего Управления имеет право, если в этом случается необходимость, назначать в фабрично-заводские управления национализированного предприятия своего представителя», который получал бы право «решающего голоса и право приостанавливать решения фабрично-заводского управления, противоречащие общественным интересам». Кроме того, «в экстренных случаях» вышестоящие инстанции с некоторыми формальными оговорками получали право «назначать управления предприятий» по собственному усмотрению²⁹¹. Принцип, по которому рабочим коллективам давалась возможность формировать управление лишь на треть, и другие антидемократические нововведения ни у кого из делегатов на общих пленарных собраниях возражений не вызывали, а если у кого и вызывали – тому просто не предоставляли слова²⁹².

Решения съезда совнархозов ликвидировали фактически фабзавкомы как самостоятельные ячейки экономической жизни общества и как органы производственного самоуправления. Дальнейшая борьба между самоуправлением рабочих и политикой огосударствления велась в рамках других организаций, прежде всего профсоюзов²⁹³. Свёртывание деятельности фабзавкомов становилось теперь неизбежным и ничего принципиально не меняющим делом. Весь период от I Всероссийского съезда до II Всероссийского съезда профессиональных союзов, на котором фабзавкомы были в очередной раз, но теперь уже окончательно подчинены профсоюзам, являлся временем такой переориентации сохранившихся элементов рабочего самоуправления с задач революционных на задачи гораздо более меньшего масштаба. Происходившие перемены чётко отражены в двух документах, это проект «Положения о комиссиях рабочего контроля на частных фабрично-заводских предприятиях» и проект «Положения о комиссиях рабочего контроля на национализированных фабрично-заводских предприятиях». Оба документа были разработаны Советом профессиональных союзов. В первом из них подчёркивалось, что «рабочий контроль подчинён [и] ответственен в своих действиях перед вышестоящими органами», а во втором отмечалось, что прежние методы контрольных органов «должны уступить место ревизионному контролю за правильностью и хозяйственностью расходования народного достояния без вмешательства в распорядительные нрава органов управления предприятием» (выделено мной. – Д. Ч.)²⁹⁴.

Параллельно с подчинением рабочих общественных организаций хозяйственно-административным аппаратом обозначилась ещё одна ведущая тенденция, характерная для периодов становления государства из предгосударственных институтов, а именно, нарождение новой элиты. Есть немало моментов, которые связывают её с процессами трансформации системы рабочего самоуправления в первые месяцы революции. Существующая в историографии традиция рассматривает формирование новой элиты на политическом уровне²⁹⁵. Но новый правящий слой нельзя ограничивать партией большевиков и сотрудниками центральных ведомств. На практике его становление как массовой политической реальности происходило на куда более широком историческом пространстве. В этом смысле важным объектом будущих исследований представляется связка совнархозов – заводоуправлений национализированных предприятий – экономических отделов низовых советов – районных звеньев отраслевых профсоюзов. На этом уровне и происходит формирование нового хозяйственного уклада и нового широкого господствующего слоя. Таким образом, органы рабочего самоуправления объективно получали возможность сыграть весомую роль в формировании нового правящего слоя. Но уже на начальных этапах послереволюционного развития вырисовывается иллюзорность открывавшихся было здесь перспектив. Уже к середине 1918 г. становилось очевидным, что рабочий класс в процессе образования новой элиты доминирующей силой не стал²⁹⁶. Социальная мобильность «прямого действия» сменялась сложным механизмом подъёма наверх, важную роль в котором играли государственные либо связанные с ними структуры.

По сути решения I Всероссийского съезда совнархозов и начало сплошной национализации совпали с переходом от первого, романтического, периода революции к периоду военного коммунизма, все основные особенности которого, пусть пока ещё и в самых общих чертах, так или иначе уже начли проявляться в летние и осенние месяцы 1918 г. «Революция самоуправления» подходила к логическому завершению. Став питательной средой для нового революционного государства, институты непосредственной демократии должны были найти свою социальную нишу, вписаться в формирующуюся систему общественных отношений, стать низовым элементом стремительно возрождающейся государственной иерархии²⁹⁷.

9. Рабочее самоуправление в зеркале Конституции 1918 г.

Закрепление нового статуса институтов гражданского общества и, в частности, органов рабочего самоуправления происходит в первой российской Конституции 1918 г. Сегодня много пишется о её недостатках, о классовой ограниченности её правовых норм, о том, наконец, что её принятие было определённым шагом назад по сравнению с февральско-мартовским режимом. Советская Конституция 1918 г. критиковалась уже современниками, правда, с тех пор ни характер критических замечаний, ни их содержание изменений не претерпели²⁹⁸. Дело, однако, не в этом – Советская Конституция 1918 г. была первым подобным документом за всю историю России. Временное правительство, несмотря на весь свой номинальный демократизм, за всё время своего существования так и не сподобилось принять ничего сопоставимого с ней по масштабу. Несколько законов Временного правительства, которые, условно говоря, носили конституционный характер, не создавали единого конституционного поля в стране и регулировали отдельные сферы жизни общества, в первую очередь касавшиеся функционирования центральной власти²⁹⁹. Следует также серьёзно усомниться в адекватности прежних оценок «классового» характера Конституции 1918 г.

Принято было считать, что Конституция 1918 г. провозглашала в России создание государства диктатуры пролетариата. Некоторые её положения, действительно, давали основания для подобного рода выводов. Так, в § 9 гл. 5 говорилось, что основной задачей Конституции РСФСР на предстоящий переходный период является установление «диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства». Сюда же могут быть отнесены и некоторые конкретные положения Конституции. Прежде всего Конституция подтверждала свободу союзов. Профсоюзы, фабзавкомы и другие организации в прежней историографии расценивались как основа системы диктатуры пролетариата³⁰⁰. Кроме этого, закреплённый в Конституции принцип построения Красной армии, когда «почётное право защищать революцию с оружием в руках» предоставлялось «только трудящимся», вполне отчётливо воспроизводил установления, по которым прежде шло формирование рабочей милиции и Красной гвардии. Конституция закрепляла право на труд, провозглашая обязанность трудиться краеугольным принципом нового строя, тем самым закреплялись и нормы, заложенные в советском трудовом праве, а, как известно, одной из ключевых норм советского трудового права была высокая роль профсоюзов в регулировании трудовых и производственных отношений. Наконец, вовсе не случайно в гл. 2 Конституции 1918 г. оказалось следующее положение: «Как первый шаг к полному переходу фабрик, заводов, рудников, железных дорог и прочих средств производства и транспорта в собственность Советской рабоче-крестьянской Республики подтверждается советский закон о рабочем контроле и о Высшем Совете Народного Хозяйства» – факт чрезвычайно важный, часто забываемый исследователями и, кроме того, уникальный по своей юридической практике, когда в Конституции специально упоминаются прежде принятые конкретные законы³⁰¹.

Именно эти положения и нормы Основного закона Советского государства в прошлом позволяли историкам писать о нём как о государстве диктатуры пролетариата, а сегодня – как об утопическом «государстве-коммуне», несбыточной мечте, которая на практике со временем была подменена жёстким имперским централизмом большевиков³⁰².

Но более глубокий анализ текста Конституции заставляет отказаться от устоявшихся оценок. Так, уже перечисление норм Конституции 1918 г., в которых закреплялись результаты рабочего движения 1917-1918 гг., показывает преувеличенность существующих в историографии оценок. Такие понятия, как «рабочее», «профессиональное» или «производственное» самоуправление, в Конституции вообще не упоминались, вместо них употреблялось известное по конституциям зарубежных государств «местное самоуправление». Система органов рабочего самоуправления как единое целое не воспроизводилась и не закреплялась Конституцией, отдельные её звенья вживлялись в законодательное пространство нового режима изолированно друг от друга, а фабзавкомам вообще не нашлось самостоятельного места в новом общественном устройстве, закрепляемом конституцией.

Не следует забывать и ещё об одном важном обстоятельстве, что некоторые массовые организации, прежде являвшиеся звеном растущей системы органов рабочего самоуправления, к моменту принятия Конституции изменили свою природу, что и нашло отражение в Основном законе Советского государства. Речь идёт, естественно, о Советах. К примеру, прежние нормы формирования низовых Советов, когда комплектование депутатского корпуса в основном осуществлялось через профсоюзы, фабзавкомы и прочие пролетарские организации, подменялись в Конституции 1918 г. всеобщими выборами. Что же касается пресловутых ограничений для представителей «свергнутых классов», имевшихся в Конституции, то они носили расплывчатый характер и могли применяться против кого угодно, в том числе против самих рабочих, и уже в силу этого не сильно меняли социальную сущность новой системы выборов. В них скорее видится узаконение диктатуры вообще, нежели диктатуры собственно рабочих.

Несколько комментариев необходимо сделать и относительно заложенной в Конституцию 1918 г. избирательной системы. От системы выборов в Советы, существовавшей до Октября, в тексте Конституции оставались лишь производственные округа, но и в них выборы шли на всеобщем основании. Другим моментом, оставшемся от прежней системы выборов, было сохранение разного принципа делегирования в городские и сельские Советы, в результате чего один голос горожанина условно приравнивался к 5 голосам жителей деревни. Но это положение носило исторически сложившийся характер: когда на III съезде Советов рабочие и крестьянские Советы объединились в единую общероссийскую структуру, были сохранены прежние принципы их формирования. В результате городские Советы формировались по одним нормам, а сельские по другим³⁰³. Никакого отношения к диктатуре пролетариата такое положение вещей не могло иметь отношения уже хотя бы потому, что речь шла об одном голосе горожанина, а вовсе не обязательно рабочего, как утверждалось прежде и почему-то утверждается по сей день. Если различие норм представительства от города и деревни и было кому-то выгодно, то вовсе не рабочим, а чиновничеству, новой красной бюрократии, ловко действовавшей из-за спины рабочего класса³⁰⁴. Тем самым вовсе не случайно, что изменение избирательной системы вызвало серьёзные нарекания уже в то время. Так, в письме Коллегии Наркомюста в ЦК РКП (б) от 4 июля 1918 г. один из пунктов был напрямую посвящён этому вопросу. В документе подчёркивалось, что проект «ломает существующую систему выборов в Советы», «уничтожает представительство профсоюзов, политических партий», отмечались прочие упущения с точки зрения авторов протеста³⁰⁵.

Стоит ли пояснять, что замечание Коллегии НКЮ осталось без ответа. Речь шла не о случайном эпизоде, а последовательном курсе на вытеснении рабочих элементов из системы Советов. Причину этой практики понять не сложно: если весной-летом 1918 г. в губернских Советах большевики и левые эсеры продолжали укреплять своё положение³⁰⁶, то в городских Советах, по крайней мере в Петрограде и практически во всех губерниях ЦПР, на Урале у большевиков в середине 1918 г. возникли существенные трудности из-за роста в рабочей среде абсентеизма протестных настроений и вызванного этим укрепления позиций оппозиции, прежде всего правых эсеров и меньшевиков³⁰⁷.

Не стоит недооценивать и тот факт, что многие положения Конституции 1918г., декларировавшие закрепление результатов рабочего движения в предшествовавшие периоды революции, на практике никакого значения не имели. Взять, к примеру, принцип, ограничивавший право «прежних эксплуататоров» «защищать с оружием в руках Советскую власть». В жизни он не соблюдался никогда. Уже в бытность существования Красной гвардии в её рядах можно было встретить и прежних полицейских, и прежних жандармов³⁰⁸. Тем более потребность привлечь на свою сторону кадровых офицеров императорской армии возросла в связи с началом Гражданской войны³⁰⁹. По существу, соответствующая норма Конституции принималась в условиях, когда её выполнение было фактически не возможно. То же самое можно сказать и о подтверждении в Конституции 1918 г. положений закона о рабочем контроле – закона, который в момент принятия Конституции уже давно не выполнялся и был перечёркнут последующими актами, регулирующими рабочий вопрос в Советской России (к примеру, подробно проанализированной выше инструкцией ВСРК, а также резолюциями I Всероссийского съезда профсоюзов и I Всероссийского съезда советов народного хозяйства).

В конце концов, в Конституции 1918 г. РСФСР нигде не провозглашалась государством диктатуры пролетариата. В тексте Основного закона, и это признавала уже советская историческая наука, даже не содержалось формулировки самого такого понятия, как «диктатура пролетариата»³¹⁰. Более того, и этот факт никак не учитывается ни прежней, ни современной историографией, приводимый выше § 9 гл. 5 чётко формулировал, что диктатура пролетариата – это лишь основная задача, рассчитанная на предстоящий переходный момент, но никак не отражение существующего положения вещей. Фактически это означало, что установление диктатуры пролетариата отодвигалось на неопределённое время, поскольку продолжительность переходного периода в тексте Конституции никак не оговаривалась.

Какой же тогда строй, если не диктатуру пролетариата, провозглашала Конституция 1918 г.? Ключевым в этом смысле следует признать § 10 гл. 5, в котором записано: «Российская Республика есть свободное социалистическое общество всех трудящихся России. Вся власть в пределах Российской Социалистической Федеративной

Советской Республики принадлежит всему рабочему населению страны, объединённому в городских и сельских Советах»³¹¹. Таким образом, Конституция 1918 г. провозглашала диктатуру, но не пролетариата, а трудового народа, диктатуру трудящихся классов (§ 8, гл. 4), а это – чисто эсеровское определение, не имеющее ничего общего с ортодоксальным марксизмом³¹².

Совершенно очевидно, что различные нюансы в тексте Конституции отразили реально существовавшие перекосы в государственном строительстве, а также те проблемы, которые существовали внутри самого рабочего движения революционной поры. Поэтому во время работы над проектом Конституции вспыхивает очередная волна дискуссий о судьбах рабочего самоуправления в «условиях пролетарской государственности». В ходе этой дискуссии со всей определённостью успевают проявить себя тенденции развития большевистского режима, которые вскоре будут определять его лицо многие десятилетия. К этому времени реальность была уже такова, что ни о каком возвращении к положению, когда рабочее самоуправление представляло собой самостоятельную политическую и экономическую силу, уже не шло. Грамотный учёт специфики момента мог бы способствовать лишь закреплению за органами рабочей самоорганизации прочного, независимого места в системе постреволюционного государства. Попытки повернуть время вспять были чреваты ещё большим ужесточением авторитарных тенденций, поскольку дестабилизировали и без того хрупкие механизмы общественного взаимодействия, действовавшие на территории, подконтрольной Советам. Всё это с неизбежностью предопределяло жёсткость полемики, развернувшейся в процессе подготовки Основного закона Советского государства.

Часто позиции, высказываемые сторонами при обсуждении проекта Советской Конституции, восходили непосредственно к духу и содержанию первых дискуссий о значении для революции рабочего самоуправления. Отголосок дебатов о месте пролетарских объединений в советской системе можно видеть, к примеру, в ряде позиций, высказанных при обсуждении нового избирательного права. Так, дебатировалось, проводить ли выборы в городах на основе максимально широкого участия граждан или предоставлять право голоса только членам профсоюзов? Форсирование революции требовало второго подхода. Реанимировались и прежние разногласия по поводу соотношения прав центра и периферии. Но если прежде речь шла о строительстве независимых пролетарских организаций, то теперь полемика переносилась на принципы государственного устройства России в целом. За расширение прав местных советских органов, к примеру, выступил М. Н. Покровский. Идеи трудовой демократии явственно проявились в проекте М. А. Рейснера. Рейснер стоял за федерацию коммун. Под коммунами он понимал территориально-хозяйственные единицы. Те, в свою очередь, сами должны были являться федерацией местных организаций трудящихся, организованных профессионально. Местные коммуны должны были объединяться в провинциальные, областные, наконец, – в Российскую Федерацию. Пересекалась с этой и позиция П. П. Ренгарте-на. Он видел Россию федерацией профессиональных объединений трудящихся. Разногласия выявились и по такому, казалось бы чисто техническому, вопросу – с чего начинать рассмотрение в Конституции органов народной власти. Так, А. П. Смирнов настаивал, что органы власти нужно рассматривать от низших к высшим. Он был незамедлительно поддержан А. А. Шрейдером. Близкие с ними мнения выразили М. М. Покровский и Ю. М. Стеклов³¹³.

10. Зарождение новой государственнической идеологии: «красный патриотизм» и «национал-большевизм»

Однако не следует впадать в иллюзию и видеть в левых радикалах последовательных «защитников» рабочего самоуправления. И Рейснер, и все левые, принявшие участие в подготовке проекта Конституции РСФСР 1918 г., основной упор делали не столько на закреплении независимости и самостоятельности рабочих организаций (многие из них даже не ставили этой задачи), сколько на необходимости полного разрушения прежней (дореволюционной) российской государственности. Рабочее самоуправление ими рассматривалось как рычаг для успешной реализации этих планов, так же как несколько раньше оно было использовано для удара по торгово-промышленному классу. Понятно, что в условиях энергичного наступления левого радикализма неизбежно должно было произойти становление идеологии, которая по всем важнейшем вопросам государственного строительства противостояла бы ему, объединив в себе реалии нового периода революции и наиболее жизнеспособные традиции прежней российской государственности.

В начале-середине 1918 г. возникновению такой идеологической парадигмы способствовали и другие важные сдвиги, в том числе в статусе, который имело само революционное государство. На протяжении всего предшествующего периода русской революции власть была ещё достаточно слаба, чтобы взять на себя ответственность за страну Сперва буржуазное, а потом и большевистское правительства называли себя временными³¹⁴. Теперь же, после укрепления власти Советов, приставка «временное правительство» из названия Совнаркома исчезла. Вторым важным обстоятельством явилась стабилизация в низах. Неустойчивость власти в предшествующее время подпитывалась шедшим снизу импульсом недоверия и неудовлетворённости. Теперь этот импульс сходил на нет: к середине 1918 г. основные требования масс были удовлетворены. Бытовые же неудобства не могли служить достаточным дестабилизирующим фактором, и выступления протеста против государства (теперь уже Советского) не носили того размаха и не были столь остроты, как летом-осенью накануне Красного Октября 1917 г. ³¹⁵. Понятно, что окрепшее и почувствовавшее свою ответственность революционное государство требовало и новой государственной идеологии. Такой идеологией становится, с одной стороны, так называемый национал-большевизм и, с другой стороны, так называемый «красный патриотизм», которые, каждый по-своему, «подпирали» новое, возмужавшее государство в идеологической сфере³¹⁶.

Подробно изучавший рождение и сущность «красного патриотизма», видный израильский историк М. Агурский так объясняет возникновение подобных настроений в партии. До революции главным врагов для большевиков являлась своя буржуазия. Теперь, на этапе перехода к мировой революции, главным врагом становится буржуазия и государства Запада. Тем самым врагом становится как бы сам Запад с его жизненным укладом, сама западная цивилизация, как цивилизация – насквозь буржуазная. Ей противопоставляется молодое революционное российское государство. В результате революции в России и запаздывания революции у других народов, Россия самым естественным образом превращалась в оплот прогресса, одна противостояла всему миру зла и насилия, звала следовать за собой «отсталые» (в плане социального устройства) буржуазные страны Западной Европы и Северной Америки. Такое исключительное место в мировом революционном движении не могло не импонировать многим большевикам, даже тем из них, которые воспитывались в традициях интернационализма. В этих условиях классовая борьба просто не могла хоть в какой-то мере не превратиться в борьбу национальную³¹⁷.

Стоит внимательно прислушаться к мнению Агурского, уверяющего, что настроения, способствовавшие возникновению «красного патриотизма», обнаруживаются ещё до Октября 1917 г. Историк полагает, что первым их высказывает Сталин на одном из заседаний VI съезда РСДРП. При обсуждении резолюции по текущему вопросу Е. А. Преображенский внёс поправку, в которой условием возможного взятия большевиками государственной власти называлось наличие пролетарской революции на Западе. Отклоняя поправку Преображенского, Сталин заявил, что совсем «не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму». «Надо откинуть, – подчёркивал Сталин в своём выступлении, – представления о том, что только Европа может указать нам путь»³¹⁸.

В своей книге Агурский приводит отрывок из выступления на X съезде РКП (б) одного из руководителей украинской парторганизации В. П. Затонского, по-своему объяснявшего происхождение и природу «красного патриотизма»: «Национальное движение, -рассуждал он, – выросло также и в Центральной России, и именно тот факт, что Россия стала первой на путь революции, что Россия из колонии, фактической колонии Западной Европы, превратилась в центр мирового движения, этот факт наполнил гордостью сердца всех тех, кто был связан с этой русской революцией, и создался своего рода русский красный патриотизм. И сейчас мы можем наблюдать, как наши товарищи с гордостью, и небезосновательно, считают себя русскими, а иногда даже смотрят на себя прежде всего как на русских»³¹⁹.

К числу основных идеологов и «певцов» «красного патриотизма» Агурский относит, например, К. Б. Радека, А. В. Луначарского, других видных деятелей большевистской партии. Так, Радек, объясняя некоторые враждебные действия иных лидеров стран Антанты, обвинял их в том, что они ненавидят Россию, независимо от класса, господствующего в ней, в том, что эти деятели «ненавидят русский народ». Относительно Луначарского, Агурский пишет о нём как о человеке, по-видимому, одним из первых в партии выступившим в защиту русского национального характера, противопоставляя его характеру разложившихся западных наций. Так, в своей полемике с идеологами пролеткульта Луначарский называл душу американского народа «индустриально-коммерческой», подчинённой машинам, фактически выставляя американцев типом выродившегося человека. Им первый нарком просвещения противопоставлял более глубокую, стихийную душу русских. Он писал: «Русский рабочий класс был в состоянии, обливаясь собственной кровью, принося громадные жертвы, из глубины самодержавия и варварства подняться до положения авангарда человечества, несмотря на свою сиволапость и неладность, которые зато… вознаграждались варварской свежестью чувств, способностью увлекаться грандиозными лозунгами – словом, наклонностью к активному реалистическому идеализму». Агурский называет сказанное Луначарским «апофеозом русского характера»³²⁰.

Главным вдохновителем, теоретиком и чуть ли не вождём «красного патриотизма» в партии, по мнению исследователя, становится Л. Д. Тоцкий. Он относился к русскому национальному характеру не с таким пиететом, как Луначарский, но, как глава армии, он был заинтересован в привлечении в неё кадровых офицеров бывшей императорской армии, а для этого не видел лучшего средства, «чем русский национализм, подчинённый большевизму». Троцким была выдвинута формула, согласно которой «в динамике национальное совпадает с классовым», он также был убеждён, что в революции «совершаются процессы, в разных точках соприкасающиеся с национализмом». В силу этого «большевизм для Троцкого национальной монархизма». Он провозглашал: «Октябрьская революция глубоко национальна»³²¹. Не случайно именно наркомвоенмор является автором ставшего знаменитым воззвания «Социалистическое отечество в опасности». В нём политический Троцкий по сути первым в большевистской (и шире – в марксистской) традиции признаёт Россию – Отечеством (до этого у большевиков господствовало марксистское понимание вопроса, согласно которому у пролетариата отечества нет)³²².

Как и Луначарский, наиболее полное выражение русского национального духа Троцкий видел в русском рабочем классе, которому были присущи такие качества, как отсутствие привычной рутины, конформизма и соглашательства, решительность в мышлении, дерзание, однако, в отличие от Луначарского, Троцкий не противопоставлял эти черты Западу Высшим выразителем русского национального гения Троцкий называл В. И. Ленина. Чтобы вести такую революцию, беспрецедентную во всей истории человечества, доказывал Троцкий, Ленину было необходимо обладать неразрывными связями с основными силами народной жизни, обладать особой силой, исходящей из самых глубинных корней русского народа³²³.

Что же касается национал-большевистских настроений, то они также возникают в партии ещё до Октября 1917 года. Их массовое распространение условно может быть отнесёно к периоду дискуссий о Брестском мире и судьбах рабочего самоуправления в условиях «пролетарской диктатуры», то есть к концу 1917 – началу 1918 года. Известно, к примеру, какую непримиримую позицию в тот момент занял Ленин по отношением тем, кто готов был пожертвовать властью Советов в России ради продолжения революционной войны³²⁴. К этому течению примыкали некоторые старые большевики, также оказавшиеся сторонниками немедленного мира с Германией, например Сталин. Два течения, «красный патриотизм» и национал-большевизм, тесно переплетались друг с другом, имели много общего, поскольку оба базировались, во-первых, на этатистских элементах большевистской доктрины и, во-вторых, на государственническом инстинкте русских рабочих. Не случайно некоторые современники революции называли Троцкого «первым сменовеховцем» (то есть национал-большевиком)³²⁵, а Сталину приписывали приоритет в озвучивании некоторых ключевых установок идеологии «красного патриотизма», как это делает тот же Агурский.

В то же время адепты национал-большевизма того времени, прежде всего Сталин, готовы были трактовать социальную базу русской революции более широко, чем это было принято в классическом марксизме. Если Луначарский и Троцкий, как мы видели, особую ставку в своих концепциях «красного патриотизма» делали на русский пролетариат, то Сталин ещё на VI съезде партии в противовес позиции левых большевиков, Преображенского и Бухарина, называл резервом социалистической революции в России русское крестьянство, а не западный пролетариат³²⁶. Такое понимание социальной базы революции вело к отрицанию необходимости мировой революции, к стремлению ограничиться в деле социалистического переустройства рамками одного государства. Тем самым, если «красный патриотизм» был идеологией включённости России в мировой революционный процесс, был идеологией осаждённой крепости, защитники которой обязаны распространить идеалы свободы и справедливости на другие народы, то в основе национал-большевистских настроений лежали представления о высокой степени самодостаточности России, вне зависимости от дальнейшего развития революции в других странах.

Наиболее ярко проявились зарождавшиеся национал-больше-вистские взгляды в период подготовки проекта Конституции 1918 года. Их концентрированное выражение отразилось в позиции Сталина, критиковавшего сторонников превращения России в трудовую коммуну без границ и национального содержания³²⁷. Как полагает венгерский специалист по истории русской революции Т. Краус, уже в те годы Сталин, похоже, приходит к убеждению, что стихийный патриотизм масс может стать наиболее надёжной опорой революционной власти³²⁸. Конституция 1918 г., закрепив представление о Советской республике, как о едином государстве, с чёткими границами и внутренним устройством, имеющим свой флаг, гимн, герб, столицу, стала реальным воплощением зарождения национал-большевистской идеологии. Здесь же уместно предположить, что провозглашение Российской Федерации государством диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства является следствием не только и не столько левоэсеровской платформы, сколько результатом усиления в РКП (б) национал-большевистских настроений, то есть в каком-то смысле почвеннических симпатий, которые всегда, начиная со славянофилов, базировались на стихийной симпатии к крестьянству и отводили ему важную роль в историческом процессе³²⁹.

Влияние национал-большевистких настроений на правовые нормы Советской Конституции 1918 г. означало идеологическое закрепление перехода революционного общества на новый этап его развития. Основной закон, по которому предстояло развиваться теперь этому обществу, существенно ограничивал права и функции рабочего самоуправления. Это было очередным свидетельством того, что ни Россия, ни человеческая цивилизация в целом ещё не достигли того уровня, когда бы институты гражданского общества могли превалировать над государством или хотя выступать с ним на равных. «Реальное государство» в который раз оказалось слабее «государства мнимого». И всё же сохранение в Конституции Советской России пусть и ограниченных прав за рабочими организациями явилось не только признанием их вклада в становление новой государственности, но и признанием невозможности для современного государства, даже в чрезвычайных условиях, условиях войны и разрухи, обходиться без демократических институтов саморегуляции общества. Пусть и в урезанном виде, государство идёт на их сохранение, вынуждено законодательно закреплять основные каналы и механизмы взаимодействия с ними. Вероятно, в этом и следует видеть один из основных сдвигов, произошедших в результате борьбы рабочих за демократические ценности и экономическую справедливость в русской революции 1917 года.

Примечания

¹Каутский К. От демократии к государственному рабству Берлин, 1922.

² См.: Капустин М. Конец утопии? Прошлое и будущее социализма. М., 1990; Волкогонов Д. Троцкий. Политический портрет. В 2-х книгах. М., 1992; Волкогонов Д. Ленин. Политический портрет. В 2-х книгах. М.: Новости, 1994; Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. T. 1-2.

³ Судьбы реформ и реформаторов в России. М., 1995. С. 261.

⁴ Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917-1923. Кн. 1.Т. 1-2. М., 1990. С. 135.

⁵ См.: Цакуное С. В. В лабиринте доктрины. М., 1994. С. 3-23.

⁶May В. Реформы и догмы. 1914-1929. М., 1993. С. 9-10.

⁷Чуракое Д. К изучению истоков левого коммунизма: Бухарин о Первой мировой войне // Россия в Первой мировой войне. Рязань, 1994.

⁸Богданов А. А. Вопросы социализма. М., 1990. С. 335-344.

⁹Лаверычев В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М., 1988. С. 253.

¹⁰ Известия Московского Военно-промышленного комитета. 1916. 30 августа.

¹¹Шляпников А. Г. Канун семнадцатого года. Семнадцатый год. М., 1992. T. 1. С. 155.

¹²Ясный М. Н. Продовольственный кризис и хлебная монополия. Пг. 1917. С. 2.

¹³ См.: Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. С. 196-200.

¹⁴May В. Реформы и догмы. С. 16.

¹⁵ Судьбы реформ и реформаторов в России. С. 264.

¹⁶Думова Н. Г. Кадетская партия в период мировой войны и Февральской революции. М., 1988. С. 135-136.

¹⁷Маниковский А. А. Боевое снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг. М., 1920.

¹⁸ Судьбы реформ и реформаторов в России. С. 264-265.

¹⁹Галили 3. Лидеры меньшевиков в Русской революции. М., 1993. С. 92.

²⁰ Правда. 1917. 16 мая.

²¹Волобуев П. В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. С.395-396.

²² Важно отметить, что другие воюющие страны пошли на такие ограничения свободного рынка значительно раньше. Достаточно сказать, что Германия, страна, где государственно-монополистический капитализм шагнул особенно далеко, закон о хлебной монополии приняли ещё 25 января 1915 года. Нельзя, конечно, отрицать, что процесс усиления государственного вмешательства в экономику в разных воюющих странах имел свои особенности, но в конечном итоге на власть мог претендовать только тот, в чьих руках находились запасы продовольствия. Поэтому формирование распределительной экономики было не мыслимо без огосударствления хлебного рынка.

²³Карр Э. История Советской России… С. 449.

²⁴ Собрание узаконений. 1917-1918. № 182. С. 1015.

²⁵ Вестник Временного правительства. Пг., 1917. № 49

²⁶Галили 3. Лидеры меньшевиков… С. 251-253.

²⁷ На это, в частности, указывал В. И. Ленин. См. его: Поли. собр. соч. Т. 34. С. 306.

²⁸ Торгово-промышленная газета. 1917. 28 ноября.

²⁹ Промышленность и торговля. 1917. 12 декабря.

³⁰ Судьбы реформ и реформаторов в России. С. 265.

³¹Галили 3. Лидеры меньшевиков… С. 126.

³²Гарви П. Профсоюзы и кооперация после революции (1917-1921). CHALIDZE PUBLICATIONS. 1989. С. 21; Фин Я. Профдвижение СССР. От возникновения до наших дней. М., 1928. С. 44-45.

³³Гарви П. Профсоюзы и кооперация. С. 20-21;

³⁴Плетнёв В. О рабочем контроле. М., 1918.

³⁵Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства. М., 1987. С. 133; Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 306.

³⁶Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 18; Лозовский А. Настоящее и будущее профессиональных союзов // Партия и союзы. Пг., 1921. С. 156 и др.

³⁷Чернов В. Конструктивный социализм. М., 1997. С. 236, 250 и др. Здесь будет более чем интересно отметить, что идеолог крестьянского социализма не просто ссылался на мнения своих оппонентов, но и выбрал те из них, которые объясняли отсталость рабочего класса тем, что «во время войны состав рабочего класса изменился», что в него «вошло много чуждых, недисциплинированных элементов», под которыми меньшевики, как известно, подразумевали крестьянство.

³⁸ Союз социалистов-революционеров максималистов. О рабочем контроле. М., 1918.

³⁹Максимов Г. Анархо-синдикалисты в российской революции // Прямое действие. 1997. № 9/10. Подробнее см.Maximoff G. Syndikalists in the Russian Revolution. London, 1985.

⁴⁰ Разные платформы внутри анархизма в период революции 1917 г. и последовавшего за ним периода хорошо отражены в сборнике: Анархисты. Документы и материалы. 1883-1935. В 2-х т. Т. 2. 1917-1935 гг. М., 1999.

⁴¹ Всё это вряд ли случайно и вело к тому, что на территориях, подконтрольных Махно, рабочий вопрос существенно осложнял жизнь анархистам, и, кроме того, заслуживает внимания то обстоятельство, что, когда анархистам удалось-таки на продолжительное время закрепить свою власть в «махновской» республике, они легко отказались от поддержки фабзавкомов и предпочли опираться на штыки своих военных формирований и карательных органов. (См. подробнее: Шубин А. В. Махно и махновское движение. М., 1998. С. 110-121. Собранные в книге факты говорят сами за себя, хотя автор даёт им свою трактовку в духе защиты исторической практики анархизма.)

⁴² См.: Марецкий Д. Бухарин Н. И. // Большая Советская Энциклопедия. 1-е изд. М., 1927. Т. 8. Буковые-Варле. СТБ. 271-284.

⁴³Чураков Д. О. К изучению истоков левого коммунизма: Бухарин о Первой мировой войне // Россия в Первой мировой войне. Рязань, 1994. С. 42-44.

⁴⁴ Новый мир. 1917. 21 февраля.

⁴⁵ Там же. 28 февраля.

⁴⁶ Там же. 24 марта.

⁴⁷ Там же.

⁴⁸ Там же.

⁴⁹ Социал-демократ. 1917. 25 мая.

⁵⁰Бухарин Н. И. От крушения царизма до падения буржуазии. Харьков, 1923. С. 53-54; 54-55.

⁵¹ Новый мир. 1917. 27 марта.

⁵² Спартак. 1917. № 3. С. 1-6.

⁵³ Там же. №1.С. 8-12.

⁵⁴ Там же. №2. С. 6-11.

⁵⁵ Социал-демократ. 1917. 10 июня.

⁵⁶Бухарин Н. И. На подступах к Октябрю. М.-Л.: Гос. изд-во, 1926.

⁵⁷Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 162-177.

⁵⁸ Там же. С. 307-308.

⁵⁹ Там же. 97, 101.

⁶⁰May В. Реформы и догмы. 1914-1929. М., 1993. С. 9.

⁶¹Панкратова А. М. Фабзавкомы России в борьбе за социалистическую фабрику. М 1923. С. 238.

⁶²Avrich P. Н. The Bolshevik and Worker's Control in Russian Industry // Slavic Review. March. 1963. Vol. XXII. № 1. P. 60-61; Он же. Russian Factory Commities in 1917 // Jahrbücher fur Geshichte Osteuropas/ H. 2. Wisbaden, 1963.

⁶³ Воспоминания H. Бухарина в журнале «Пролетарская революция». 1922. № 10. С. 316-322.

⁶⁴ Рабочий контроль. 1918. № 4

⁶⁵Степанов И. От рабочего контроля к рабочему управлению в промышленности и земледелии. М., 1918. С. 7-8.

⁶⁶ См.: Осинский Н. Строительство социализма. М., 1918.

⁶⁷ См.: Пайне Р. Русская революция. М., 1994. Т. 2. С. 361, 364.

⁶⁸Лозовский А. Рабочий контроль. Пг., 1918. С. 21.

⁶⁹ Имени Владимира Ильича. История Ордена Ленина и Трудового Красного Знамени электромеханического завода им. В. И. Ленина. М.: Московский рабочий. 1970. С. 80; Уваров А. К. К Ленину за советом // За власть Советов. М., 1957. С. 27.

⁷⁰ См.: Октябрьская революция перед судом американских сенаторов: Официальный отчёт «Оверменской комиссии» сената. М., 1990. С. 124-125.

⁷¹Карр Э. История Советской России. Кн. 1. С. 452.

⁷²Лозовский А. Рабочий контроль. Пг., 1918. С. 19.

⁷³ Удачным примером теоретических поисков Ленина в этом вопросе является составленная им резолюция о рабочем контроле. Документ был поддержан не только I конференцией фабзавкомов Петрограда, для которой он непосредственно предназначался, но и многими рабочими конференциями других районов России, в особенности ЦПР и Москвы. Подобные резолюции принимаются на Военно-артиллерийском заводе, заводе Гакенталя, телефонном заводе и прочих предприятиях. Существенное влияние оказала ленинская постановка вопроса на резолюции, принятые на конференциях фабзавкомов Басманного и некоторых других районов Москвы (подробнее см.: Октябрь в Москве. М., 1967. С. 119-120; Коваленко Д. А. Фабрично-заводские комитеты России. С. 240 и др.). А на Учредительном делегатском собрании Иваново-Кинешемского профсоюза текстильщиков делегат Евсеев в своём выступлении так отозвался о ленинской резолюции Первой конференции петроградских фабзавкомов: «Она, – говорил он, – намечает прямой путь из того экономического тупика, в который нас завела буржуазия» (Труды делегатских собраний Иваново-Кинешемского областного союза рабочих и работниц текстильной промышленности. Изд. Ив.-К., обл. проф. союза рабочих и работниц текстильных предприятий, 1918. С. 23).

⁷⁴Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 306-307.

⁷⁵ Там же. С. 162-177.

⁷⁶Карр Э. История Советской России. Кн. 1. С. 457.

⁷⁷Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 308.

⁷⁸Карр Э. История Советской России. Кн. 1. С. 451-452.

⁷⁹Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 302.

⁸⁰ Коммунист. 1915. № 1-2.

⁸¹Бухарин Н. Мировое хозяйство и империализм. М. – Л. 1927. С. 155.

⁸² Цит. по: Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938. М., 1988. С. 58-59.

⁸³Бухарин Н. Что такое социализм? // Бухарин Н. И. Избранные произведения. М., 1990. С. 36-37.

⁸⁴ Новый мир. 1917. 27 марта.

⁸⁵ ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 90. Л. 2-9.

⁸⁶ Социал-демократ. 1917. 27 мая; см. так же: Спартак. 1917. № 2. С. 1-4.

⁸⁷ ГА РФ. Ф. 5469. Оп. 1. Д. 21. Л. 1,2-11.

⁸⁸ См. подробнее: Горелов О. И. М. И. Томский (страницы политической биографии). М., 1989. С. 18-22.

⁸⁹ Московский металлист. 1917. 29 октября.

⁹⁰ Хотя права профсоюзов, в их большевистском понимании, Томский будет отстаивать и значительное время спустя (подробнее об эволюции взглядов М. Томского см.: Горелов О. И. Цугцванг Михаила Томского. М., 2000).

⁹¹Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 101.

⁹²Бухарин Н. Программа коммунистов-большевиков // Бухарин Н. И. Избранные произведения. М., 1990. С. 39-80.

⁹³ Первый Всероссийский съезд профессиональных союзов. 7-14 января 1918 г. Стенографический отчет с предисловием М. Томского. М.: ВЦСПС, 1918. С. 98.

⁹⁴Лозовский А. Рабочий контроль. Пг., 1918. С. 3.

⁹⁵ Там же. С. 5.

⁹⁶ Там же.

⁹⁷ Новый путь. 1917. № 3-4. С. 21.

⁹⁸Скворцов-Степанов И. От рабочего контроля к рабочему управлению. М., 1918. С. 9.

⁹⁹ Рабочий контроль. 1918. № 2. С. 7.

¹⁰⁰Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 24.

¹⁰¹ Рабочая жизнь. 1918. 8 апреля.

¹⁰² ГАРФ. Ф. 5451. Он. 2. Д. 8. Л. 37.

¹⁰³Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 24-25.

¹⁰⁴ ГАРФ. Ф. 5451. Он. 2. Д. 8. Л. 30.

¹⁰⁵ См.: Гастев А. Наши задачи // Организация труда. 1921. № 1.

¹⁰⁶ Рабочая жизнь. 1918. 8 апреля.

¹⁰⁷ Там же.

¹⁰⁸Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 25, 26. Впрочем, в платформе «рабочего индустриализма» неправомерно видеть «происки» «недоброжелателей России» или противников рабочего класса и рабочей демократии. Это идейное движение было чрезвычайно сложным и неоднородным в своей основе, объединяя совершенно разных, не похожих друг на друга мыслителей и политических деятелей. Примером этому может служить тот же Гастев. Не следует забывать, что его взгляды нашли выражение не только в его экономических и политических работах, но и в стихах – А. Гастев был одним из крупнейших представителей литературного течения, получившего название «пролетарской поэзии». Его этические, эстетические и даже политические идеалы не могут быть вполне поняты без учёта этой стороны его творчества. Вот его позиция на будущее человечества (здесь и далее цитируется по кн.: Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти XX века. М., 1991. С. 419-425):

Землёю рождённые, мы в неё возвратимся,

как сказано древним, но земля преобразится:

запертая со всех сторон – без входов и выходов! –

она будет полна несмолкаемой бури труда;

кругом закованный сталью земной шар будет котлом

вселенной, и когда, в исступлении трудового

порыва, земля не выдержит и разорвёт стальную

броню, она родит новых существ, имя

которым уже не будет человек.

(«Мы посягнули»)

Пронизана характерным космизмом и самооценка поэта:

Я живу не годы.

Я живу сотни, тысячи лет.

Я живу с сотворения мира.

И я буду жить ещё миллионы лет.

И бегу моему не будет предела.

(«Моя жизнь»)

Отсюда вытекает и взгляд Гастева на революцию:

Мы знаем, – заколет в груди… Но великое

с болью даётся. Для великого раны не страшны.

До вершин доберёмся, возьмём их!

Но выше ещё, ещё выше! – В победном

угаре мы с самых высоких утесов, мы с самых

предательских скал ринемся в самые дальние

выси!

Крыльев нет?

Они будут! Родятся… во взрыве горячих желаний.

(«Мы идём»)

В стихах Гастева узнаются мотивы таких его современников, как В. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский и, конечно, теоретика пролетарской культуры А. А. Богданова. Как мог, Гастев перевёл их из области умозрительных построений в область политики, и при этом, в общем-то, нет ничего удивительного, что, когда человек начинает мыслить масштабами вечности, вселенной, бессмертия, он может не заметить тех, кто окружает его.

¹⁰⁹ Новый путь. 1918. № 1- 2. С. 3.

¹¹⁰ Там же. С. 4-5.

¹¹¹ Там же.

¹¹² Там же. С. 4.

¹¹³ Там же. С. 5.

¹¹⁴ Рабочий контроль. 1918. № 1. С. 15..

¹¹⁵Иткин М. Л. Современная литература о рабочем контроле. 1917-1918 гг. // Вопросы истории. 1987. № 12.

¹¹⁶Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 3.

¹¹⁷ Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Август 1917 г. – февраль 1918 г. М., 1958. С. 118.

¹¹⁸Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917-1923. Кн. 1.Т. 1-2. М., 1990. С. 458.

¹¹⁹ Цит по: Леонов С. В. Рождение Советской империи: государство и идеология 1917-1922 гг. М., 1997. С. 122.

¹²⁰Иткин М. Л. Современная литература о рабочем контроле (1917-1918) // Вопросы истории. 1987. № 12.

¹²¹ Красная летопись. 1927. № 2. С. 230-231.

¹²²Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 274.

¹²³ Кормчий Октября. 1925. С. 84.

¹²⁴Ленин. В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 30.

¹²⁵Баевский Д. А. Рабочий класс в первые годы Советской власти (1917-1921 гг.) М., 1974. С. 18.

¹²⁶Ленин. В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 30.

¹²⁷ Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 83-85.

¹²⁸Виноградов В. А. Рабочий контроль над производством: теория, история, современность. М., 1983. С. 92.

¹²⁹ Известия. 1917. 30 ноября.

¹³⁰ РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 1. Д. 1. Л. 2.

¹³¹ Национализация промышленности в СССР. Сб. док и материалов. 1917-1920 гг. М., 1959. С. 74-75.

¹³² Труды I Всероссийского съезда Советов народного хозяйства. М.: ВСНХ, 1918. С. 104.

¹³³Ленин. В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 30.

¹³⁴ Там же.

¹³⁵ Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 83.

¹³⁶Карр Э. История Советской России. Кн. 1. С. 460.

¹³⁷Чураков Д. Октябрь 1917 года и некоторые причины кризиса рабочего самоуправления // Россия. XXI. 1995. № 3-4. С. 139.

¹³⁸ Цит. по: Лозовский А. Рабочий контроль. Изд. «Социалист», 1918. С. 85-88.

¹³⁹Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. М., 1989. С. 341.

¹⁴⁰ Там же.

¹⁴¹ Октябрьская революция и фабзавкомы. Ч. III. Октябрь. Токио, 2001. С. 92-93.

¹⁴²Ленин В. И. Биографическая хроника. Т. 5. М., 1974. С. 7.

¹⁴³ Декреты Советской власти. Т. 1. С. 77-82.

¹⁴⁴Коваленко Д. А. В. И. Ленин и социалистические преобразования в промышленности Советской России. М., 1976. С. 39.

¹⁴⁵ Декреты Советской власти. Т. 1. С. 82.

¹⁴⁶ См.: Газета Временного рабочего и крестьянского правительства. 1917. 1 ноября; Правда. 1917. 3 ноября.

¹⁴⁷Коваленко Д. А. В. И. Ленин и социалистические преобразования в промышленности Советской России. С. 39.

¹⁴⁸ Местные органы рабочего контроля, согласно положениям проекта, обязаны были действовать под жёстким руководством вышестоящих государственных учреждений. Права низовых ячеек рабочего контроля не только по отношению к государству, но и по отношению к владельцам предприятий ограничивались. Любопытно отметить, что в проекте Милютина-Ларина в качестве верховной государственной власти, имеющей право направлять деятельность рабочего контроля, продолжало фигурировать Учредительное собрание, что было просто немыслимо для содержания ленинского варианта декрета (Газета Временного рабочего и крестьянского правительства. 1917. 30 октября).

¹⁴⁹ Правда. 1917. 15 ноября.

¹⁵⁰Баевский Д. А. Рабочий класс в первые годы Советской власти. С. 19.

¹⁵¹Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 29.

¹⁵² Переработанный ленинский проект вносился от имени Комиссии труда В. В. Шмидтом, в силу этого большинство критиков предпочитало называть его «проектом Шляпникова».

¹⁵³ Петроградский совет профессиональных союзов в 1917 г. Протоколы и материалы. СПб., 1997. С. 167.

¹⁵⁴Коваленко Д. А. В. И. Ленин и социалистические преобразования в промышленности Советской России. С. 39.

¹⁵⁵ Известия. 1917. 18 ноября.

¹⁵⁶ Московский металлист. 1917. № 6. С. 18-19.

¹⁵⁷ Петроградский совет профессиональных союзов в 1917 г. С. 166-167.

¹⁵⁸ Московский металлист. 1917. № 6. С. 19.

¹⁵⁹ Петроградский совет профессиональных союзов в 1917 г. С. 167.

¹⁶⁰Баевский Д. А. Рабочий класс в первые годы Советской власти. С. 19.

¹⁶¹ Известия Московского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 14 ноября.

¹⁶² Протоколы заседания ВЦИКII созыва. М., 1918. С. 61.

¹⁶³ Там же.

¹⁶⁴Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 140.

¹⁶⁵Панкратова А. М. Фабзавкомы в борьбе за социалистическую фабрику, М., 1923. С. 238-241.

¹⁶⁶ Декреты Советской власти. Т. 1. С. 83-85.

¹⁶⁷Плетнёв В. Ф. О рабочем контроле. М., 1918. С. 6-7.

¹⁶⁸Карр Э. История Советской России. С. 452.

¹⁶⁹Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 29-30.

¹⁷⁰ Декреты Советской власти. Т. 1. С. 83-85.

¹⁷¹ Там же. С. 172-174.

¹⁷² Одна из глав его монографии так и называется «Борьба за власть», и название это следует признать как нельзя более удачным, хотя сам историк борьбу за власть трактует в несколько суженном смысле, как межведомственное соперничество внутри нарождающегося бюрократического аппарата (подробнее см.: Филоненко А. Л. ВСНХ: идея и реальность. Магнитогорск, 1998. С. 22-41). Принимая в общем трактовку А. Л. Филоненко развернувшегося в большевистских верхах противоборства, следует отметить, что борьба за усиление ВСНХ велась правыми отнюдь не только из-за приверженности своим доктринальным установкам, которые, к слову сказать, часто разнились у разных представителей умеренного крыла большевистской партии. Но на определённом этапе в Вы-совнархозе усиливаются именно правые элементы, покинувшие правительство в период первого кризиса Советского правительства, вызванного нотой Викжеля. Экономическая, да и политическая платформа правых была довольно широка и охватывала фактически все аспекты развития страны после произошедших революционных потрясений. Филоненко, в частности, пишет о взаимодействии некоторых из перечисленных выше деятелей с кооперацией, обращает он также внимание на то, что эти связи использовались в целях усиления собственного веса в советском аппарате. Но упоминание об этом у него сделано как бы мимоходом, тогда как на связь некоторых правых большевиков с кооперацией следовало бы обратить большее внимание. Дело в том, что, как показывает московский историк А. В. Лубков, кооперация в тот период нередко выполняла роль межпартийного центра, в рамках которой шёл активный поиск компромисса в целях послереволюционного переустройства (подробнее см.: Лубков А. В. Война. Революция. Кооперация. Москва, 1997). Не случайно в аппарате ВСНХ оказалось немало умеренных социалистов, прежде всего меньшевиков и эсеров, разделявших многие взгляды правых большевиков. Тем самым в своей политике некоторые лидеры ВСНХ «в миниатюре» осуществляли на практике тот компромисс, который не удалось достичь в период борьбы за коалиционное социалистическое министерство. Совершенно очевидно, что этатистские устремления, недооценка рабочего самоуправления со стороны лидеров правого большевизма не были случайностью, а вытекали из общей линии «стабилизации революции», как она рисовалась умеренным большевикам, подобным Милютину, Рыкову, Каменеву и др. Но «стабилизация» за счёт коалиции вправо существенно осложняла ту ситуацию, в которой в первые месяцы после революции вынуждено было развиваться движение пролетарских низов.

¹⁷³Лозовский А. Рабочий контроль. С. 85-88.

¹⁷⁴ ЦГАМО. Ф. 180. Оп.1. Д. 28. Л. 1-3.

¹⁷⁵ Известия Московского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 25 ноября.

¹⁷⁶ Социал-демократ. 1917. 14 декабря.

¹⁷⁷ Там же. 12 декабря.

¹⁷⁸ ГАРФ. Ф. 5469. Оп. 1. Д. 21. Л. 1-8.

¹⁷⁹ ГАНО. Ф. Р-730. Оп. 1. Д. 73. Л. 22-22 об.

¹⁸⁰Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 32.

¹⁸¹Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 63.

¹⁸² Там же. С. 241-244.

¹⁸³ Декреты Советской власти. Т. 1. С. 85.

¹⁸⁴ Рабочий контроль и национализация промышленных предприятий Петрограда в 1917-1919 гг. Сборник документов. Л., 1947. Т. 1. С. 238.

¹⁸⁵ Показательна история принятия и публикации инструкции ЦС ФЗК. Ещё 2 декабря 1917 г. в «Известиях ЦИК» вышло объявление, что печатается и вскоре фабзавкомам на местах будет разослана специальная инструкция, разъясняющая и развивающая декрет о рабочем контроле. 7 декабря 1917 г. в «Известиях» был обнародован её проект с введением, специально подготовленным руководством ЦС ФЗК. В нём безоговорочное предпочтение отдавалось активным формам рабочего контроля над пассивными. Однако центральный орган большевистской партии «Правда» печатать инструкцию отказался. 5 декабря в «Правде» появилось лишь краткое изложение некоторых положений проекта. Между редакцией и ЦС ФЗК возникла «довольно резкая переписка» (по определению самих её участников). В архивах сохранилась копия письма за 23 декабря, из которой видно, что ещё 20 декабря ЦС ФЗК направил в «Правду» полный вариант документа «и в интересах сообщения рабочей массе» настаивал «на скорейшем напечатании инструкции». Инструкция ЦС ФЗК была передана на утверждение СНК, но правительство от принятия каких-либо официальных решений уклонилось. Официальный статус инструкция ЦС ФЗК приобрела лишь в конце января 1918 г. после одобрения её VI городской конференцией фабзавкомов Петрограда, которая благодаря широкому представительству на ней с мест фактически играла роль общероссийской (подробнее см.: Октябрьская революция и фабзавкомы. Ч. III. Октябрь. Токио, 2001. С. 136-138).

¹⁸⁶ Декреты Советской власти. Т. 1. С. 83-85.

¹⁸⁷ По замечанию западного историка М. Бринтона, эти «туманные пункты» вскоре привели к тому, что весь декрет о рабочем контроле «не стоил бумаги, на которой он был написан». По мнению же Р. Пайпса, эти два положения закона способствовали тому, что под прикрытием легитимности фабрично-заводские комитеты со временем «были поставлены под контроль бюрократии» и «полностью выхолощены». Бюрократическая надстройка, делает он вывод, не давала фабзавкомам развить свою собственную, независимую от государства организацию (см.: Brinton М. The Bolsheviks and Worker’s Control. 1917 to 1921. Lnd., 1970. P. 16; Пайпс P. Русская революция. M., 1994. Ч. 2. С. 396).

¹⁸⁸ Рабочий контроль и национализация промышленных предприятий Петрограда в 1917-1918 гг. Сборник документов. Т. 1. С. 245.

¹⁸⁹ Рабочий контроль в промышленности Петрограда в 1917-1918 гг. Л., 1947. С. 243-244.

¹⁹⁰ Октябрьская революция и фабзавкомы. Материалы по истории фабрично-заводских комитетов / Под ред. Е. Цудзи. Ч. III. Токио, 2001. С. 135-136.

¹⁹¹ Персонально её состав выглядел следующим образом: Ларин, Милютин, Лозовский, Бронский, Амосов, Трахтенберг и др.

¹⁹² РГАЭ. Ф. 3429. On. 1. Д. 1. Л. 2 об.

¹⁹³ Новый путь. 1918. № 6-8. С. 22-24.

¹⁹⁴ Октябрьская революция и фабзавкомы. Материалы по истории фабрично-заводских комитетов. Часть IV. Шестая конференция ФЗК Петрограда 22-28.1. 1918. Протоколы и материалы» / Составитель Е. Цудзи. СПб., 2002. С. 136-138.

¹⁹⁵ Новая жизнь. 1918. 27 января.

¹⁹⁶ Октябрьская революция и фабзавкомы. Часть IV. С. 167, 170, 191.

¹⁹⁷ Даже Ленин был бессилен воспротивиться этому. Когда к нему, как вспоминал А. Кактынь, обратилась группа питерских рабочих с просьбой поддержать своим авторитетом инструкцию Центрального совета фабзавкомов Петрограда, он посоветовал им действовать на свой страх и риск, не дожидаясь решений сверху (Ленин в первые месяцы Советской власти. М., 1933. С. 128.). Тем самым он по сути ушёл от ответа, очевидно не желая вновь ввязываться в борьбу, в которой ему так и не удалось одержать верх при подготовке закона о рабочем контроле. Возможно также, что к этому моменту, как практик-государственник, и сам он усомнился в целесообразности диалога с рабочим представительством.

¹⁹⁸Баевский Д. А. Рабочий класс в первые годы Советской власти. С. 21.; ЦГАМО. Ф. 2122. Оп. 1. Д. 481. Л. 4.

¹⁹⁹ Известия Московского Совета рабочих депутатов. 1917. 23 ноября.

²⁰⁰ Упрочение Советской власти в Москве и Московской губернии: Документы и материалы. М., 1958. С. 179.

²⁰¹Дробижев В. 3. Главный штаб социалистической промышленности. С. 35.

²⁰² Металлист. 1917. 16 декабря; Московский металлист. 1917. 29 ноября.

²⁰³ Упрочение Советской власти в Москве и Московской губернии. С. 190.

²⁰⁴ Социал-демократ. 1918. 18 января.

²°5 Цураков Д. Октябрь 1917 года и некоторые причины кризиса рабочего самоуправления//Россия. XXI. 1995. С. 140.

²⁰⁶ О чём речь уже шла в соответствующем параграфе.

²⁰⁷Чураков Д. Фабрики рабочим. С. 115.

²⁰⁸Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 15.

²⁰⁹ Там же. С. 16-22.

²¹⁰ Первый Всероссийский съезд профсоюзов М., 1958. С. 194.

²¹¹ Там же. С. 194-195.

²¹² Там же. С. 221-222.

²¹³ Там же. С. 204.

²¹⁴Пайпс Р. Русская революция. С. 396-397.

²¹⁵ Первый Всероссийский съезд профессиональных союзов. 7-14 января 1918 г. Поли, стеногр. отчет. М., 1918.

²¹⁶ ГАТО. Ф. 1012. Оп. 2. Д. 1397. Л. 2, 3, 4, 4 об.

²¹⁷ ГАРФ. Ф. Р-7952. Оп. 3. Д. 215. Л. 11, 18.

²¹⁸ Северный рабочий. 1918. 29 мая.

²¹⁹ Исторический архив. 1949. № 1. С. 403.

²²⁰Дробижев В. 3. Главный штаб социалистической промышленности. С. 38.

²²¹ Октябрьская революция и фабзавкомы: Материалы по истории фабрично-заводских комитетов. М., 1927. Ч. III. С. 278-286.

²²²Пайпс Р. Русская революция. С. 367.

²²³Дробижев В. 3. Главный штаб социалистической промышленности. С. 37.

²²⁴ Правда. 1917. 19 декабря.

²²⁵Бухарин Н. Избранные произведения. М., 1990. С. 51-54.

²²⁶ Там же.

²²⁷Фин Я. Фабрично-заводские комитеты в России. М., 1922. С. 64-72.

²²⁸Баевский Д. А. Рабочий класс в первые годы Советской власти. С. 23.

²²⁹Дробижев В. 3. Главный штаб социалистической промышленности. С. 35.

²³⁰ ГАТО. Ф. 1012. Оп. 1. Д. 5. Л. 148.

²³¹ Там же.

²³² Рабочий контроль. 1918. №4. С. 7.

²³³ Новый путь. 1918. № 6-8. С. 21.

²³⁴ Рабочий город. 1918. 3 января.

²³⁵ Газета рабочего и крестьянского правительства. 1918. 31 января.

²³⁶ Рабочий контроль. 1918. № 2. С. 10-11.

²³⁷Киселёв А. Ф. Профсоюзы и Советское государство. С. 51-70.

²³⁸ Вестник Народного комиссариата труда. 1918. № 2-3. С. 106.

²³⁹ Там же. С. 100-102.

²⁴⁰ ГАТО. Ф. Р—1012. Оп. 1. Д. 23. Л. 25.

²⁴¹Генкин. Л. Б. Становление дисциплины труда. М., 1967.

²⁴² История советского рабочего класса. Т. 1. С. 183.

²⁴³ Материалы по истории СССР. Т. 3. С. 185.

²⁴⁴ ГАТО. Ф. 1012. Оп. 1. Д. 23. Л. 43, 73, 81-85; Д. 30. Л. 16 и др.

²⁴⁵ Протоколы Президиума Высшего совета народного хозяйства. Декабрь 1917 г.-1918 г. М., 1991. С. 14.

²⁴⁶ Там же. С. 81-82.

²⁴⁷ Ленинский сборник. Т. 37. С. 72.

²⁴⁸ Протоколы Президиума ВСНХ. С. 82.

²⁴⁹ Там же. С. 84.

²⁵⁰Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 430

²⁵¹ ГАИО. Ф. 701. Оп. 1. Д. 1. Л. 41 об.

²⁵²Романов Ф. Профсоюзы в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1954. С. 142.

²⁵³ Известия Тверского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 29 июня.

²⁵⁴ Так, были солидарны со своими товарищами с завода бр. Бромлей рабочие ещё одного московского предприятия – завода Бари, которые после объявленного владельцами локаута обратились с просьбой к Временному правительству принять закон, объявляющий преступлением попытки дезорганизовать промышленность массовыми увольнениями. Не менее решительно действовал рабочий комитет фабрики Г.Г. Бреннера в Петрограде, рабочие которой, захватив предприятие в свои руки, обратились к властям взять фабрику под контроль государства для получения ею кредитов на поддержание производства (см.: ГАРФ. Ф. Р-7952. Оп. 3. Д. 100. Л. 77; Галили 3. Лидеры меньшевиков. С. 397 и др.).

²⁵⁵ Рабочее движение в 1917г. С. 330; ГАРФ. Ф. Р-7952. Оп. 3. Д. 36. Л. 15.

²⁵⁶ ЦГАМО. Ф. 186. Оп. 1. Д. 53. Л. 11; ГАИО. Ф. Р-765. Оп. 1. Д. 123. Л. 18.

²⁵⁷Галили 3. Лидеры меньшевиков в Русской революции. С. 271.

²⁵⁸ Труды делегатских собраний Иваново-Кинешемского областного профессионального союза рабочих и работниц текстильной промышленности. Изд. Ив.-Кинешемского обл. проф. союза рабочих и работниц текстил. пром-ти, 1918. С. 23-24.

²⁵⁹ В этот период они приобратают гораздо больший, чем прежде, размах и становятся особенно вопиющими. В своих записках Г. Б. Струмилло приводит один эпизод, который даже его, старого профсоюзного активиста, заставил усомниться в жизнеспособности рабочей самоорганизации в изменившейся ситуации. Объездив весь Урал, куда он выбрался из голодного Петрограда, Струмилло пришёл к заключению, что в этом некогда цветущем центре российского рабочего движения «профессиональные союзы были превращены просто в клубы бездельников, куда набилась всякая сволочь, которая не хотела работать, но во всё вмешивалась, везде мешала и изо всех сил старалась показать, что она начальство и что – хочет казнит, хочет милует».

И вот однажды он был вызван к начальнику депо, на котором устроился временно работать. «Входя в кабинет, – рассказывает он, – я увидел, что там стоят трое рабочих и о чём-то просят помощника. Как только я вошёл, вошёл и начальник депо, и тут разыгралась следующая сценка. Все трое обратились к нему с просьбой защитить их от профессионального союза, говоря, что им от него нет житья, что ничего не помогает, что председатель Гусев берёт у них взятки и всё же их донимает и штрафами, и арестами, обходит их квартиры, вмешивается в их личную жизнь, пристаёт к их женам, дочерям… Рассказывая это, один старик-рабочий тут же заплакал.

– Что вы скажете на это? – обратился начальник депо ко мне. Нужно сознаться, что я был ужасно смущён и потрясён всем слышанным. Но что я мог сказать, зная, что борьба с этим ни к чему не приведёт, разве только к арестам протестантов? Он их отпустил, обещав переговорить с союзом, а меня он вызвал для того, чтоб показать мне иллюстрацию к тем разговорам, которые мы с ним вели, когда я в спорах с ним отстаивал необходимость профессионального движения и рабочих организаций. Меня это разозлило, и я ему заявил, что это ещё больше меня убеждает в необходимости организаций и сплочения рабочих и что только тогда этого не будет. Но он всё же видел, как это меня потрясло. Да и действительно, положение было ужасное, когда рабочим приходилось искать защиты от своих же организаций у администрации» (Урал и Прикамье (Ноябрь 1917 – январь 1919). Документы и материалы. Редактор-составитель и автор комментариев М. С. Бернштам. Париж, 1982. С. 38-39).

²⁶⁰ ГАРФ. Ф. Р-7952. Оп. 3. Д. 168. Л. 82-83.

²⁶¹ См: Новый путь. 1918. № 6-8. С. 21.

²⁶² Подробнее см.: Чу раков Д. О. Революция, государство, рабочий протест: Формы, динамика и природа массовых выступлений рабочих в Советской России. 1917-1918 годы. М., 2004. С. 83-89.

²⁶³Бордюгов Г. А., Козлов В. А. «Военный коммунизм»: ошибка или «проба почвы»? // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991. С. 63.

²⁶⁴ Независимое рабочее движение в 1918 году. С. 119-133.

²⁶⁵ ГАРФ. Ф. 6935. Оп. 7. Д. 61. Л. 291 и др.

²⁶⁶ ГАРФ. Ф. 6864. Оп. 1. Д. 122. Л. 339.

²⁶⁷ Дело народа. 1918. 10 апреля.

²⁶⁸ Государственный архив Тульской области. Ф. 1012. Оп. 1. Д. 39. Л. 129;

²⁶⁹ См., напр.: ЦА ФСБ РФ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 126. Л. 69.

²⁷⁰ См.: Ижевский защитник. 1918. 28 август.

²⁷¹ ЦА ФСБ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 127. Л. 204.

²⁷² Там же. Д. 126. Л. 21, 21 об., 22, 22 об.

²⁷³ Подробнее см.: Чураков Д. О. Организованный рабочий протест и становление Советского государства. М., 2003; Он же. Революция, государство, рабочий протест: Формы, динамика и природа массовых выступлений рабочих в Советской России. 1917-1918 годы. М., 2004.

²⁷⁴ При этом следует отметить, что дебольшевизация отнюдь не вела к серьёзному увеличению числа сторонников оппозиции в профсоюзной верхушке и даже непосредственно на предприятиях в фабзавкомах. Об очень характерном в этом контексте эпизоде рассказывает официальная газета Смоленского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 21 июля 1918 г. в Смоленске проходило общегородское собрание Союза металлистов, на котором предполагалось избрать новое правление. Состоялось оно вскоре после подавления мятежа левых эсеров, когда прежний советский правительственный блок распался и ситуация складывалась очень неопределённо. Большевикам приходилось рассчитывать теперь только на свои силы, поэтому, как писала газета, «некоторые товарищи в своих речах призывали выбирать только истинных защитников рабочих интересов – коммунистов». Прежнее правление вынесло на обсуждение список этих «истинных защитников» – в основном «все виднейшие работники союза»: Лянсберг, Красовский, Лукин и другие. Из восьми предложенных кандидатур лишь трое были беспартийными. «Но собрание предложило своих кандидатов», – рассказывает автор репортажа. В результате новое правление оказалось беспартийным. В него вошло несколько большевиков и меньшевиков, но в целом большинство его новых членов не принадлежало ни к какой партии (Известия Смоленского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 24 июля).

²⁷⁵ ГАРФ. Ф. Р-7952. Оп. 3. Д. 100. Л. 81.

²⁷⁶Лотков С. Н. Камско-Воткинский завод и его рабочие // Урал и Прикамье (Ноябрь 1917 – январь 1919). Документы и материалы / Редактор-составитель и автор комментариев М. С. Бернштам. Париж, 1982. С. 426.

²⁷⁷ ГАТО. Ф. 1012. On. 1. Д. 39. Л. 129.

²⁷⁸ Новая жизнь. 1918, 30 мая.

²⁷⁹ РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 2. Д. 97.

²⁸⁰ Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Экономические конфликты и политический протест. Сб. док. СПб, 2000. С. 121.

²⁸¹ Вместе с тем следует особо подчеркнуть, что правые социалисты вообще на протяжении всей революции, да и потом, уже находясь в эмиграции, к фабзавкомам относились крайне негативно. Они видели в них проявление местничества, рабочего сепаратизма, наконец, русской мужицкой заскорузлости и национальной отсталости (См.: Гарви П. Профсоюзы и кооперация после революции (1917-1921). Chalidze Publications. 1989. С. 20-21; Чернов В. М. Конструктивный социализм. М.,1997. С. 236, 237, 238 и др.

²⁸² Независимое рабочее движение в 1918 году. С. 82 и др.

²⁸³ Дело народа. 1918. 22 марта. № 1.

²⁸⁴ Новая жизнь. 1918. 26 марта.

²⁸⁵ Чрезвычайное собрание уполномоченных фабрик и заводов г. Петрограда. 1918. №3-4.

²⁸⁶ Насколько эта угроза была реальной, видно из правления не только «белых режимов», во главе которых оказывалось реакционное националистическое офицерство, но и короткой, однако очень поучительной истории т.н. «режимов демократической контрреволюции», во главе которых стояли меньшевики и правые эсеры, искавшие свои третий путь в революции, но находившие всё те же диктаторские меры подавления рабочих организаций (подробнее см.: Чураков Д. О. «Третья сила» у власти: Ижевск, 1918 год // Вопросы истории. № 5. 2003 и др.

Пайпс Р. Русская революция. Т. 2. М., 1994. С. 360. Следует, правда, объяснить, что Троцкий выступил со своей речью не 28 мая, как указывает Пайпс, а несколько раньше, а именно 27 марта, когда он присутствовал на Московской городской партконференции, и называлась она несколько проще -«Труд, дисциплина, порядок». В мае речь Троцкого уже успела появиться в виде отдельной брошюры, вышедшей в издательстве «Жизнь и Знание», и вот тогда-то она и приобрела тот заголовок, под которым её упоминает Пайпс в своём исследовании (Троцкий Л. Д. Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую социалистическую республику. М., 1918). Позднее Троцкий включил текст своего выступления на майской конференции коммунистов Москвы в своё собрание сочинений. Имя Троцкого часто связывают с левым большевизмом. Но нельзя забывать, что левизна Троцкого проявлялась, как правило, в политической сфере, в вопросах экономики он был куда более умеренным. Это сказалось не только на его подходах к армейскому строительству, но на возможных путях решения рабочего вопроса. Видя царящую в экономике неразбериху, Троцкий не возражал против введения капиталистических методов хозяйствования в их государственно-монополистической форме. Рабочему самоуправлению места в его схеме не оставалось, поскольку оно полностью перекликалось с государственным контролем. В своём мартовском выступлении он отмечал: «Раз мы установили советский режим, т.е. такой строй, при котором во главе власти оказываются лица, непосредственно избранные Советами рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, не может быть антагонизма между властью и рабочими массами, как нет антагонизма между правлением союза и общим собранием его членов». В словах Троцкого сквозит слабо завуалированная критика против порождённых революцией форм проявления рабочей самодеятельности: «Тот разлив коллегиальности, который ныне наблюдается у нас во всех областях, – утверждал он, – является естественной реакцией молодого революционного, вчера ещё угнетенного класса, который отбрасывает единоличное начало вчерашних повелителей, хозяев, командиров и везде ставит своих выборных представителей. Это, говорю я, совершенно естественная и в истоках своих здоровая революционная реакция. Но это не есть последнее слово хозяйственного государственного строительства пролетариата». Проблемы, стоявшие перед рабочими, Троцкий, подобно всем правым интернационалистам, влившимся в большевистскую партию в условиях революционного подъёма, объяснял исторической отсталостью России, крестьянскими пережитками русских рабочих. Он уверял, что «отрицательные явления наблюдаются везде: на заводах, на фабриках, в мастерских, в профессиональных союзах», что же касается причин царящего в стране хаоса, то, по его мнению, «они имеют … своё историческое объяснение, которое покоится в старом «сплошном» мужицком быту, когда не было ещё пробуждённой свободной, самостоятельной человеческой личности». Рецепт решения стоявших перед советским режимом задач Троцкий предлагал простой: «Необходимо, – обращался он к своим слушателям, – через партию и через наши профессиональные союзы прививать … новое настроение на заводах и фабриках, вводить в массы это новое сознание трудового долга, трудовой чести и, опираясь на это сознание, вводить трудовые суды, чтобы и тот рабочий, который относится безучастно к своим обязанностям, расхищает материал, небрежно с ним обращается, и тот, который не заполняет всех пор своего рабочего времени трудом, подвергались суду, чтобы имена этих нарушителей социалистической солидарности печатались во всех советских изданиях, как имена отщепенцев» (Указ. соч.).

²⁸⁸Осинский Н. Строительство социализма. М., 1918. С. 46 и др.

²⁸⁹ Формально, он был посвящён экономическим последствиям «похабного» Брестского мира и возможным перспективам развития народного хозяйства страны.

²⁹⁰Рыков А. И. Избранные произведения. М., 1990. С. 36-37 и др.

²⁹¹ Однако принятая посланцами местных совнархозов резолюция считалась ещё «умеренной», были и более радикальные точки зрения. Так, в развернувшемся обсуждении проекта основной резолюции Рязанов предлагал ещё более ужесточить централизацию и «не повторять старых ошибок» (Труды Первого Всероссийского съезда Советов народного хозяйства. 25 мая – 4 июня 1918 г. Стенографический отчет. М., 1918. С. 256-257.; Панкратова А. М. Фабзавкомы России. С. 399-400 и др.).

²⁹² Значительно более бурно обсуждение документа проходило в ходе работы по секциям, где проконтролировать все выступления организаторам съезда было просто технически не возможно. Так, на секции по организации производства выступление Арского и предложенная им резолюция подверглись самой резкой критике. Делегат Пахомов, например, усомнился в том, что «план, предложенный тов. Арским, вполне отвечал бы желаниям рабочих». Далее Пахомов более откровенно пояснял свою, так деликатно высказанную мысль: получая большинство в органах контроля и управления, говорил он, руководящий совнархоз «будет делать и направлять политику так, как ему будет угодно, и очень может быть, это не будет соответствовать желаниям рабочих и очень часто пойдёт вразрез с интересами рабочих». Суть предложений Пахомова сводилась к тому, что «рабочих должно быть большинство». Это предложение вызвало яростную реакцию некоторых других делегатов. Гросман, в частности, категорически отверг поправку, предложенную Пахомовым, на том основании, что это может повредить производству. Ещё более категоричен был Трахтенберг: «Я нахожу, – заявил он, – что нельзя давать рабочим большинства мест потому, что если большинство будет в руках рабочих, то в таком случае областные советы народного хозяйства не смогут проводить своей политики». «Между тем, – пояснял свои сомнения Трахтенберг, – областные советы народного хозяйства получают инструкции от ВСНХ, который имеет сведения, что делается во всех заводах, в то время как рабочие не могут этого знать и поэтому будут … судить с местной точки зрения» (Стенографический отчет. М., 1918. С. 370-371).

Бескомпромиссное обсуждение проекта резолюции вспыхнуло на заседании организационной секции. С точки зрения защиты интересов рабочего самоуправления с докладом на секции выступил левый большевик В. М. Смирнов. Доклад же Г. Д. Вейнберга был пронизан официальной, централизаторской идеологией. Позиция Вейнберга не нашла поддержки, и 2 июня 1918 г. секция принимает резолюцию, словно бы воскрешавшую иллюзии первых дней Октября с его лозунгом «Фабрики – рабочим» (Баевский Д. А. Рабочий класс в первые годы Советской власти. С. 73). О произошедшем сразу же было доложено на самый верх. «Спасением» ситуации занялся В. И. Ленин. Он в тот же день пишет председателю ВСНХ о наговоренных левыми «глупостях» об управлении предприятиями и том, чем эти «глупости» левых «грозят» (Ленинский сборник. XXI. С. 130). Возглавленная опять же Лениным так называемая «согласительная комиссия» Совнаркома смогла устранить возникшую опасность для курса на централизацию и принятая 3 июня 1918 г. резолюция уже не содержит никаких лазеек для желающих сохранить в неприкосновенности былую значимость органов рабочего самоуправления (Народное хозяйство. 1918. №4. С. 18).

²⁹³ Труды Первого Всероссийского съезда советов народного хозяйства. С. 370-371.

²⁹⁴ Рабочий контроль в промышленности Петрограда в 1917-1919 гг. Л., 1947. Т I. С. 457-461.

²⁹⁵ В советской историографии, например, основное внимание уделялось влиянию партии большевиков в центральных ведомствах (см.: Трукан Г. А. Рабочий класс в борьбе за победу и упрочение Советской власти. М., 1975. С. 179-180). Не смогли подобрать верного ключа к вопросу о формировании новой элиты и противники советской системы. Ярким примером здесь вполне может считаться концепция М. Восленского. Согласно ей, правящий в СССР класс, номенклатура, сложился на базе замкнутой социальной группы, касты, каковой до революции была в глазах Восленского большевистская партия (см.: Восленский М. Номенклатура. М., 1991).

²⁹⁶ В частности, о том, как шло формирование кадров отделов труда местных Советов, можно представить на основе анализа анкет делегатов II Всероссийского съезда комиссаров труда, состоявшегося примерно в одно время со съездом совнархозов – в мае 1918 года. Материалы анкет не охватывают все регионы страны и весь контингент работников отделов и комиссариатов труда. Но данные проводившегося на съезде анкетирования достаточно репрезентативны. Имеются анкеты, заполненные работниками разных уровней руководящего состава местных органов труда, от комиссаров труда и членов коллегий до заведующих подотделов по 3 областным, 19 губернским, а также по 49 городским и уездным отделам труда. Территориально анкетированием удалось охватить ключевые экономические районы страны с развитыми институтами рабочего самоуправления: Северо-Западный район, ЦПР, Урал, Поволжье, Сибирь. Согласно результатам анкетирования, несмотря на то, что речь идёт об органах труда, т.е. таких органах нового государства, которые действовали на «чисто пролетарском» направлении, рабочие изначально не занимали в них доминирующего положения. В должностном составе уездных и городских комиссаров труда они составляли всего 57,68% (см.: Киселёв А. Ф. Отделы труда местных Советов: формирование взаимоотношений с профсоюзами (октябрь 1917 – лето 1918 гг.) // Советы и творчество масс. М., 1986. С. 42-43). Всего же в уездных городах в исполкомах число рабочих составляло 48,8% (см.: Владимирский М. Ф. Советы, исполкомы и съезды Советов. Вып. 1. М., 1920. С. 14).

²⁹⁷ См. об общих тенденциях в развитии органов самоуправление в сб.: Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995.

²⁹⁸ См., напр., характер аргументов в кн.: Покровский И. А. Перуново заклятье. Из глубины // Пути Евразии. М., 1992. С. 263. И. А. Покровским, одним из идеологов русского религиозного ренессанса и правоведом, в частности, жёстко критиковалось система диктатуры пролетариата. По его мнению, понятие диктатуры пролетариата разрывало представление о народе и государстве как о едином целом, что вело к самым пагубным последствиям. Покровский и другие авторы отмечали неопределенность самого понятия «пролетариат», что, по их убеждению, создавало условия для произвола.

²⁹⁹ См., напр.: Российское законодательство X-XX веков. Т. 9. Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций / Под ред. О. И. Чистякова. М., 1994. С. 127-129.

³⁰⁰ Становление пролетарской диктатуры в России. Вопросы установления Советской власти и складывания пролетарской государственной системы (ноябрь 1917 – март 1918 г.). М., 1975. С. 259.

³⁰¹ См.: Известия. 1918. 19 июля.

³⁰² См.: Леонов С. В. Рождение Советской империи: государство и идеология 1917-1922 гг. М., 1997.

³⁰³Карр Э. История Советской России. Кн. 1: Том 1 и 2. Большевистская революция. 1917-1923. М., 1990. С. 129.

³⁰⁴ Этот факт был хорошо осознан оппозицией в рабочей среде уже в то время. В решениях оппозиционных рабочих организаций, бастующих трудовых коллективов и антиправительственных рабочих митингов нередко говорилось, что новая власть не должна называться пролетарской.

³⁰⁵ ГАРФ. Ф. 130. Оп. 140. Д. 4. Л. 1-3.

³⁰⁶ См. об этом: Бугай Н. Ф. Динамика численности большевистских фракций Советов в первый год пролетарской диктатуры (На материалах Центрально-промышленного района) // Рабочий класс – ведущая сила Октябрьской социалистической революции. М., 1976.

³⁰⁷Клоков В. А. Меньшевики на выборах в городские Советы Центральной России весной 1918 г. // Меньшевики и меньшевизм. М., 1998.

³⁰⁸ В этой связи нельзя не вспомнить слов В. Набокова, сетовавшего на «диктатуру» революционной фразы, в жертву которой была принесена «вся полиция, личный состав которой (а также и жандармерии) несколько месяцев спустя естественным образом влился в ряды наиболее разбойных большевиков («рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше»). См.: Архив русской революции. М., 1991. Т. 1. С. 27.

³⁰⁹ См. подробнее: Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов в 1917-1920 гг. М., 1988.

³¹⁰Кукушкин Ю. С., Чистяков О. И. Очерк истории Советской Конституции. М., 1987. С. 15.

³¹¹ Известия. 1918. 19 июля.

³¹²Сивохина Т. А. Политические партии в послеоктябрьской России: сотрудничество и борьба. М., 1995. С. 104.

³¹³ См.: Чистяков О. И. Конституция РСФСР 1918 года. М., 1984; Карр Э. История Советской России. С. 115-134; Таранев Н. Как вырабатывался первый основной закон Советского государства // Политическое самообразование. 1988. № 10; Леонов С. В. Рождение Советской империи. С. 197-209.

³¹⁴ См. подробнее о символическом и, в какой-то мере, сакральном измерении этого вопроса и его значении для России в кн.: Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 185 и др.

³¹⁵ См.: Булдаков В. П. Историографические метаморфозы «Красного Октября» // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / Под ред. Г. А. Бордюгова М., 1996. С. 186.

³¹⁶ В дальнейшем национал-большевистские взгляды и симпатии, так же как и красно-патриотические, выйдут за пределы собственно РКП (б). В эмиграции и в самой России возникнет организационно слабо оформленное, но достаточно массовое течение, которое в последующие годы будет условно определено как «сменовеховство», но самоназвание этого течения будет звучать гораздо более определённо. Основатель и духовный лидер нового течения русской эмигрантской мысли Н. В. Устрялов назовёт своё детище «национал-большевизмом». В начале 1920-х годов «национал-большевизм» станет идеологическим прибежищем тех деятелей белой эмиграции и беспартийных представителей интеллигенции в самом СССР, которые начнут принимать революцию и пойдут на сближение с большевиками, хотя позиция самого Устрялова будет более сложной и противоречивой (См. его: Устрялов Н. Национал-большевизм. М., 2003).

³¹⁷ См.: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980. С HO-Hl. Надо признать, что в этом была своя логика. Революция 1917 г. по своему характеру действительно несла национальные черты и являлась как бы первой успешной национально-освободительной консервативной революцией XX века, хотя преувеличивать эти аспекты революции 1917 г., рассматривать их изолированно – не следует.

³¹⁸Агурский М. Идеология национал-большевизма. С. 141.

³¹⁹ Там же. С. 141-142. К сожалению, историк не приводит цитату полностью, а её концовка не менее показательна, чем начало: «Они дорожат, – продолжил свою реплику Затонский не столько Советской властью и советской федерацией, сколько у них есть тенденция к «единой, неделимой». Необходимость действительного централизма у некоторых товарищей перепутывается с привычным представлением о «единой, неделимой»» (Десятый съезд РКП (б). Стенографический отчёт. М., 1963. С. 203). Интересно также добавить, что выступление было посвящено докладу по национальному вопросу, сделанному на съезде Сталиным.

³²⁰Агурский М. Идеология национал-большевизма. С. 144.

³²¹ Там же. С. 145.

³²² Известия ВЦИК. 1918. 9 февраля.

³²³Агурский М. Идеология национал-большевизма. С. 146. У Троцкого русским национальным корням Ленина была посвящена целая статья (см.: Троцкий Л. Д. Национальное в Ленине // Недорисованный портрет: 1920 год: 50-летие В.И. Ленина в речах, статьях, приветствиях. М., 1990. С. 81.

³²⁴Фишер Л. Жизнь Ленина. М., 1997. С. 300, 304, 314 и др.

³²⁵Нагловский А. Воспоминания // Новый журнал. 1968. № 90. С. 159.

³²⁶ Шестой съезд РСДРП (большевиков). Протоколы. М., 1958. С. 250.

³²⁷ ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 140. Д. 3. Л. 2.

³²⁸Краус Т. Советский термидор. Духовные предпосылки сталинского поворота. 1917-1928. Будапешт, 1997. С. 133.

³²⁹ В этой связи небезынтересно напомнить, что и становление такого марксиста, как Ленин, началось с увлечения именно крестьянской проблематикой, не случайно его 5-е, самое полное на сегодняшний день, собрание сочинений начинается с работы «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни» (см.: ПСС. Т. 1. С. 1-66), факт, практически проигнорированный отечественной историографией, зато подмеченный и понятый зарубежными историками (см.: Ингерфлом К. Несостоявшийся гражданин. Русские корни ленинизма. М., 1993. С. 202-204, 205, 282 и др.).

Вместо заключения: судьбы рабочего самоуправления после революции

Предыдущая Стр. 10 из 15 Следующая