— Ничего, я ведь только на вид старая, — улыбнулась фея, легко вспархивая на высокое крыльцо, но бездумно предложенную Оввером руку приняла. Тонкие пальцы неожиданно сильно сдавили предплечье, и призрак понял, что фея действительно опирается на него, а не делает вид, чтобы не вызывать неловкую паузу. Руку тут же начало мягко овевать теплом чужое волшебство, разительно непохожее на злые искры магии потомков Карди. — Где там ваши письма?
— В кабинете, на втором этаже. Но сперва я попрошу вас помочь в одном деле, — пользуясь неожиданно одинаковой плотностью, барон увлек даоин ши в коридор, проигнорировав и лестницу на второй этаж, и слабые попытки сопротивления. — Понимаете, записи в родовой книге должен делать обязательно живой человек, и желательно (хотя и не обязательно), чтобы это была женщина.
— Я не человек! — Попыталась воззвать к разуму призрака Дариона, уже сообразившая, куда направляется барон, но еще не решившая, следует ли потакать его безумным идеям и своему любопытству.
— Ничего, главное, что живая, — заверил Оввер, свободным плечом налегая на тяжелую дверь родового святилища.
Вырезанные на дубовом полотне лики предков, казалось, неодобрительно смотрят на будущих святотатцев. Леди поежилась под их пустым тяжелым взглядом, и напомнила себе, что барон сам уже давным-давно предок, и знает, что делает, а Оввер в который раз подумал, что городскому плотнику, который ваял это безобразие, надо было руки оторвать. И вообще, следить за исполнением такого заказа лично, а не переваливать на управляющего — знатное уродство, сделанное из мореного дуба, который не брало ни время, ни сырость, ни жучки-древоточцы, грозило пугать еще не одно поколение посетителей.
Небольшой круглый зал, рассчитанный только на членов семьи, решивших пообщаться с предками, да на жрицу Жизни-Вамааны (в Карди они предпочитали не появляться вот уже четыре поколения, но маленькую нишу с креслом никто заделывать не стал), встретил посетителей затхлой сыростью и полумраком. Протапливать его и выносить гобелены на просушку перестали уже очень давно, с рождения Ралто, пожалуй, и родовую книгу от зарастания плесенью спасали только старые, уже начавшие расходиться бахромой чары.
Дариона подошла к стоящему посреди зала пюпитру, на котором лежал небольшой, чуть больше пяди высотой, пухлый томик. Рядом нашлась заботливо откупоренная чернильница со свежими чернилами и перо. Барон прошел дальше, взял с жреческого кресла массивную нагрудную цепь, выпутал из гербовых звеньев запутавшуюся зубцами баронскую корону, нацепил их на себя и пристроился за плечом леди.
— Открывайте и пишите.
— А мне защита позволит? Я же не жрица и не член семьи. — Странные человеческие заклинания, пронизывающие темный переплет, лохматились силовыми каналами и отчетливо трещали — то ли от старости, то ли от готовности ударить. Выяснять это на своих руках не хотелось.
— Позволит, конечно, — не страдающий от сомнений призрак потянулся через ее плечо и сам откинул обтянутую бычьей кожей крышку. — Недаром же я из хранилища баронские регалии притащил. В моем присутствии в ней может делать записи кто угодно. Это писать она мертвым не дает, а в системе опознания хозяев насчет «живой-не живой» ничего не сказано, только чтобы помянутый хозяин прошел ритуал вступления во владение баронством, был в сознании и не был против записей.
— Понятно. — Леди аккуратно перелистнула желтоватые пергаментные листы, исписанные темно-коричневыми чернилами. Рождения, свадьбы, принятия в семью, изгнания из рода. Смерти. — Кстати, а записи о смерти барона Ралто нет.
— Еще бы. Писать-то некому. Ни жрицы, ни родственника, которые могли бы сделать запись, в замке не имеется, так что придется Ралто до приезда сына подождать. А вот запись о решении официально принять ребенка в семью должна быть. И дату «сорок восьмой день девятьсот пятьдесят второго года от В.И.» поставьте. — Оввер выбрал дату между вторым и третьим письмом от леди Айтаны, чтобы подстраховаться: кто знает, сколько от ее глуши до баронства курьеру скакать. Было бы странно, если запись о принятии ребенка появилась в книге на два дня раньше, чем весть о его существовании дошла до Ралто. — Пример можете в записях от семьсот двадцать третьего года посмотреть.
Леди отлистнула три десятка страниц назад, сверилась, и начала аккуратно переписывать короткий текст.
— Диктуйте имя матери и ребенка, — распорядилась продравшаяся через витиеватое вступление фея, и удивилась повисшей паузе. — Барон?
— Мать зовут Айтана Жиант, а вот ребенка… Пускай зовут Кет, в честь прадеда.
— Что значит «пускай зовут»?! — Чуть не посадила кляксу Дариона. Появилось ощущение, что она чего-то не понимает в человеческих обычаях. Либо ее нагло обманывают. — Если ребенок есть, и является законным наследником, то вы должны знать его имя!
— Должен. — Не стал спорить с очевидным Оввер. — Но не знаю — любящая мать умудрилась ни в одном из писем его не упомянуть, а «твой сын» и «этот ребенок» для записи в книгу в качестве имени точно не подойдут. Не волнуйтесь, когда человека принимают в семью, он может сам или по настоянию главы рода изменить имя на любое другое: символ начала новой жизни и все такое. Да, делается это очень редко, но закону и обычаям не противоречит.
Никакой проблемы в сложившейся ситуации призрак не видел, но леди продолжала возражать.
С неожиданной для призрака стороны.
— Если на любое, то почему вы такое некрасивое выбрали? — Голос даоин ши звенел от искреннего возмущения. — Бедный ребенок мало того, что будет лишен своего имени, так еще и должен откликаться на такое неблагозвучное?! Что оно там у вас значит? Зола, да? Уверена, он будет очень «рад» такой замене!
— Откуда вам знать, как его сейчас зовут? Может действительно будет рад. — Слегка опешил барон. Рассматривать вопрос имен с такой стороны ему никогда в голову не приходило. Имя и имя. Дед Ралто всю жизнь с ним прожил, ни разу не жаловался. — Хорошо, предложите тогда свое.
Фея крепко задумалась, подойдя к проблеме со всей ответственностью. Магия имен — сильная, так что если уж менять чью-то судьбу, то в лучшую сторону.
— Пускай будет Яэлиснор, Могучий Прилив.
— Вы что, его же до смерти задразнят! — Уперся барон, представив, как насокращают непроизносимое пафосное имя бестактные сверстники-десятилетки, а впоследствии и острые на язык политические оппоненты. В уме сами собой сложились две эпиграммы и Оввер понял, что ребенка надо спасать. — Пускай будет что-то лаконичное. Он наследник древнего рода, а не выскочка, которому кроме заковыристого прозванья и предъявить нечего.
Через двадцать минут жарких препирательств высокие переговаривающиеся стороны сошлись на нейтральном Кайаре, и запись была должным образом завершена.
— Отлично! — Дариона присыпала чернила песком и улыбнулась призраку очаровательной, несмотря на личину, улыбкой. — Теперь давайте сюда ваши письма.
Утренняя Гайтаса, пригретая нежным летним солнцем, еще не успела окончательно проснуться и закрутиться в скучных повседневных делах, когда из замка шустро выскользнула прилично одетая старушка, воровато огляделась и чинно засеменила вниз по улице. В тонких морщинистых руках, покрытых пигментными пятнами, леди бережно держала сверток, перевязанный желтой атласной лентой. Невидимый Оввер, взявший на себя обязанности проводника, время от времени косился на него и с трудом удерживался от насмешливых комментариев — бечевкой вошедшая в образ даоин ши перевязывать письма отказалась, лент в хозяйстве Ралто не нашлось, поэтому Еловница решительно оторвала рюши от балдахина над баронской кроватью — как раз подошли.
В том, что леди знала, что делает, и образ действительно получился цельный и достоверный, призрак убедился, стоило только Дарионе войти на постоялый двор. Нынешний дядюшка Пеккер, оказавшийся на проверку нескладным молодым человеком с тощей длинной шеей, не задав ни одного лишнего вопроса, провел «леди Танилу Чиди из Такада» к завтракающему посланнику и отрекомендовал с такой уверенностью, будто знал ее всю жизнь. А ведь владельцы постоялых дворов, постоянно имеющие дело с самыми разными людьми, прекрасно чувствуют любую фальшь во внешности и поведении — навык первой необходимости, позволяющий если не преуспеть, то хотя бы выжить.
— Доброе утро, леди, — вежливо встал из-за стола посланник и помог старушке устроиться в кресле напротив. Хозяин гостиницы тем временем лично налил для нее мятный отвар в пузатую кружку и притащил декоративную подушку под спину. Даоин ши светло улыбалась бескровными губами и благосклонно кивала «такой воспитанной молодежи». — Чем я могу вам помочь?
— Письма, юноша! Вы же читали доставленную вчера вечером записку? — Судя по быстрому взгляду посланника в сторону лежащего на комоде кошеля, записку он действительно получил, и размеру аванса обрадовался. По крайней мере, слушать стал еще внимательнее, чем раньше. Ишь, как услужливо подобрался. — Мне очень надо отправить письма! — Старая леди засуетилась, и чуть подрагивающими пальцами начала распутывать слишком туго затянутый на свертке бант. Высокий, чуть дребезжащий голос наполнился беспокойством и торжественностью одновременно. — Я непременно должна сообщить королю и Совету Лордов, что у барона Ралто Карди есть законный наследник.
Заявление произвело должный эффект. Лицо чиновника вытянулось до совершенно лошадиных пропорций.
— Да?
— Да-да! — Радостно закивала фальшивая леди Танила, начисто проигнорировав растерянный и жалкий тон собеседника. — Вы не смотрите, что я так далеко от Гайтасы живу, лучше меня во всем баронстве в вопросах наследования и крови никто не разбирается, поэтому, когда господин барон, мир ему в загробной жизни, решил бастарда официально признать, то сразу за мной послал. Хотел все без ошибок да по закону сделать. Я и доказательства проверяла, и в родовой книге записи делала, так что все знаю!