Году в 2008-м, если мне не изменяет память, в самый разгар всемирного бума на русское искусство, мне внезапно позвонили стародавние американские друзья. Люди весьма состоятельные, одновременно авантюрные и осторожные, что бывает нечасто «под одной обложкой», и покупающие иной раз под настроение то очень дорогое русское искусство, которое давно стало международным синонимом очень больших денег и огромного финансового риска. Для собственного домашнего развлечения, сдержанного «бонтонного» бахвальства и выгодных инвестиций. Перебивая и нежно осаживая друг друга, как это делают действительно любящие супруги, они рассказали, что им предложили купить замечательный поздний портрет Малевича с полным пакетом всех интернациональных экспертиз, необходимых для проведения подобной сделки. Читатель уже догадывается, что речь шла об изображении Елизаветы Яковлевой.
Страница из американского журнала Art Journal (Spring. 1995. V. 54. N1. P. 42–45), где впервые был опубликован портрет Елизаветы Яковлевой
Я не стал оповещать их о том, что коротко знаком с картиной и даже дважды держал ее в своих объятиях, но попросил прислать мне по электронной почте всю доступную документацию. Она оказалась достаточно подробной, очень представительной по статусу участников экспертного процесса, а по содержанию так просто удивительной, поскольку наглядно демонстрировала всю внутреннюю кухню изготовления подобного рода экспертных заключений и степень достоверности приведенных в них фактов. Точнее, поразительную для людей, причисляющих себя к ученому сословию, вольность в обращении с фактами и полную методологическую недобросовестность.
Кроме того, полученные бумаги давали предварительную возможность выстроить хронологию бытования картины после того, как мы с покойным Соломоном Шустером разглядывали ее в буколических окрестностях Петербурга. И, соответственно, приблизительно определить период, когда портрет покинул Россию и, выправив себе документы, отправился в долгое заграничное путешествие. Скорее всего, навсегда.
Вот список полученных мной документов:
1. Хорошая цветная фотография.
2. Ссылка на химико-технологическое исследование, проведенное в известной лаборатории доктора Эрхарда Ягерса (Erhard Jagers) в немецком городе Борнхайм. В нашем случае это бумага довольно бессмысленная с точки зрения установления даты создания произведения, поскольку речь идет о работе, разброс предположительных датировок которой простирается от 1932 до 1935 года, — столь тонкой калибровки своих методов
технологи еще не достигли. Более того, эта бумага даже вредная с точки зрения ответственного музейного экспонирования и серьезной коммерции, учитывая противоречивую репутацию доктора Ягерса — фигуранта некоторых громких уголовных дел последнего времени[50].
Впрочем, для полноты картины я приведу полностью текст этой экспертизы, тем более что в ней есть очень важные для меня уточняющие детали и подробности.
3. Копии публикаций картины в каталоге-резоне Андрея Накова и в статье Шарлотты Дуглас.
В качестве биографической справки модели прилагались краткие сведения, полностью совпадающие с биографией Марии Джагуповой, почерпнутые из дважды упоминавшегося мной третьего тома биобиблиографического словаря. Правда, дата и обстоятельства смерти, скорее всего, были взяты просто из головы. Или исходя из расхожих интеллигентских представлений о том, как следовало умереть «приличному человеку» в сталинское время. То есть в результате неправосудных «политических» преследований.
Джагупова в реальности умерла в декабре 1975 года. А Яковлева — вот что пишет о ней авторитетный справочник, бесцеремонно отбирая у нее один год жизни за счет небольшой ошибки в дате рождения:
Блокада. 1941–1944. Ленинград: Книга памяти: в 35 т.
Т. 35. СПб., 2006. С. 303 (фрагмент)
Запомним этот адрес: Канонерская улица, дом 3, квартира 29. Он нам еще очень пригодится. Кстати, в домовой книге по этому строению указано, что Яковлева эвакуировалась из Ленинграда 5 марта 1942 года.
Фрагмент записи в домовой книге по адресу Канонерская, дом 3, квартира 29 с ошибочной информацией об эвакуации Яковлевой
Думаю, что эти сведения ошибочны. Скорее всего, она умерла в суете и неразберихе, готовясь к выезду из Ленинграда.
Чтобы разъяснить для себя это противоречие, я обратился с вопросами к Анатолию Яковлевичу Разумову, руководителю Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке, ответственному составителю и редактору Книги памяти «Ленинградский мартиролог», члену Петербургской Комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий, члену Правозащитного совета Петербурга. Его ответ на мое письмо: «Рабочее предположение: готовили к эвакуации, но умерла» — полностью совпал с моими догадками.
Любопытно, что другое мое предположение о том, что домовые книги являлись основным источником информации для Книги памяти, оказалось ложным. Вот что написал Разумов:
Нет, основным источником домовые книги не являлись.
Плохо, что рабочие группы при районных администрациях не учитывали источники в своей рабочей картотеке при формировании справок для Книги памяти.
Так что теперь все заново каждый раз.
Справка основана либо на записи в ЗАГСе, либо по кладбищенскому учету.
Причем Пискаревское кладбище при многих справках фигурирует совершенно необоснованно.
Для моих целей, однако, представленной информации было вполне достаточно. Можно считать установленными приблизительную дату и место смерти Елизаветы Яковлевны Яковлевой.
Вот все сведения о портрете Яковлевой, полученные мной тогда в отдельном документе, счастливо сохранившемся в моем почтовом ящике:
К. Малевич.
Портрет Е. Я. Яковлевой. Ок. 1932 (1934?).
Холст, масло. 82×64 см
На обороте: буквы К и М, разделенные супрематическим знаком черного квадрата на белом фоне
Литература:
Andrei Nakov. Kazimir Malevicz. Catalogue raisonne. Paris: Adam Biro, 2002. N PS-253. P. 403 (ил.).
Ch. Douglas. Suprematist Embroided Ornament. The Art Journal.
Spring, 1995. Fig. 9. P. 45 (ил.).
Сертификаты:
А. Наков, Париж
Е. Баснер (Русский музей, СПб.)
Техническая экспертиза:
Х. Егерс, Германия
Провенанс:
семья Е. Я. Яковлевой
Биографическая справка
Яковлева, Евгения [так в документе! — А. В.] Яковлевна
Р. в 1897 г. в Армавире.
Умерла в 1938 г. в Ленинграде (репрессирована).
Училась в школе рисования ОПХ в 1920 г. у Билибина и Химона.
В 1930 г. работала с Малевичем.
Участница выставок в 1932 г. в Ленинграде.
Среди работ — серии пейзажей Баку, Крыма, Ленинграда.
Работала в области текстиля.
Придирчивый читатель может сравнить эти данные с приведенной выше фотографией страниц из словаря «Художники народов СССР» со статьей о Марии Джагуповой, чтобы увидеть несомненное и неслучайное совпадение биографических сведений.
Также в качестве «экспертизы», очевидно призванной сопровождать коммерческую сделку, было приложено машинописное «мнение» старшего научного сотрудника ГРМ, видного специалиста и знатока творчества Малевича Елены Вениаминовны Баснер. В этой недатированной (что вообще свойственно для данного исследователя, почти никогда не указывающего числа, месяца и года на составленных ей документах) бумаге при внимательном изучении бросались в глаза некоторые приметные обстоятельства. Я попробую разобрать их последовательно, шаг за шагом, рассматривая все варианты появления разночтений и недоумений.
Недоверчивого современника, справедливо не допускающего даже гипотетической возможности подписания важнейшего экспертного заключения, напрямую завязанного на заоблачные финансовые перспективы и вероятные музейные экспозиции, интеллигентным и образованным человеком без указания даты составления и адресата, я направляю прямиком в Приложение 4 в конце этой книги. Там он найдет несколько примеров аналогичных бумаг.
Следует заметить, что подобным странным недугом страдает не только доктор Елена Баснер. Крупнейшая институция национального искусства — Государственный Русский музей — вплоть до последнего времени, помимо официальных мнений о подлинности произведений, переданных гражданами для проведения экспертизы, выпускала в свет без всякого надлежащего оформления и за наличный расчет так называемые «тройки». Это были имитации официальных экспертиз, подписанные тремя сотрудниками музея. Никаких дат на эти филькины грамоты также не ставили, зато заверяли их печатью отдела кадров и подписью некой госпожи Биндюковой (слава богу, не Бандюковой), бывшей старшим инженером этого самого отдела. Можно извинить некоторую артистическую безалаберность людям, связанным со свободным искусством, но я теряюсь в догадках, чем объясняется такая вольность поведения опытной кадровички да и сотрудников ГРМ, по рукам и ногам повязанных служебными инструкциями.
Впрочем, начальник отдела кадров ГРМ товарищ Морозов, заверяя эти бумажки в отсутствие Биндюковой, все же датировал приложение своей круглой печати.
По моим сведениям, качество и стоимость неформальных экспертных услуг определялись философской максимой свободного рынка — «любой каприз за ваши деньги» — и варьировались в зависимости от сложности задачи и скорости исполнения где-то в диапазоне между 500 и 1000 долларов.
Недатированная машинописная «экспертиза» портрета Елизаветы Яковлевой, подписанная доктором Еленой Баснер. С. 1–2
Разумеется, коллекционерам да и простым людям такого рода бумажки были совершенно не нужны, но их вовсю использовали мелкие дилеры, галеристы, а также всевозможные аферисты, продававшие картины доверчивым гражданам, благоговевшим при виде печати с литерами ГРМ и не особенно вникавшим в нюансы документооборота. До сих пор многие петербургские антикварные магазины пытаются пристроить художественный товар, удостоверенный такими музейными тройками.