И круговую поруку, пардон, корпоративную солидарность, не знающую ни физических, ни моральных, ни интеллектуальных границ. Обусловлено это не только общим падением нравов и клановыми предрассудками, но и практически повсеместной вовлеченностью вполне респектабельных академических ученых и музейных кураторов в один из самых криминальных видов деловой активности — арт-бизнес. Провести четкую разделительную черту между торговлей искусством и наукой об искусстве сегодня практически невозможно. Наличие любой, самой пустяковой, но экспертизы, написанной человеком, имеющим диплом искусствоведа и опыт практической работы по профилю, дает индульгенцию мошеннику, ссылающемуся на отсутствие умысла и наличие уверенности в подлинности работы. Ведь на нее имеется «экспертиза». А сам «эксперт» всегда сошлется на свое неотъемлемое право на ошибку, замыкая тем самым порочный круг, разорвать который не удается ни полиции, ни судьям, ни прессе. Причем это «право» не влечет за собой ни способов исправления ошибки, ни мер наказания или воздействия. Это просто «неотъемлемое право» приносить своими действиями колоссальный материальный и моральный ущерб и не нести за это никакой ответственности.
Пожалуй, сложившееся положение можно только «взорвать» с помощью чудовищного скандала, испепеляющего псевдоученые рассуждения, репутации и миллионы долларов, заплаченных за подделку. Мне представляется, что в рассказываемой мной истории есть такой «ядерный» потенциал. Особенно если вслед за ней «сдетонируют» другие, не менее громкие, сюжеты.
К тому же эти мнения специалистов зафиксированы в четырех красочных каталогах экспозиций (голландском, немецком, английском и российском) и одном каталоге-резоне Андрея Накова.
Свобода дискуссий в Советской армии, тайно и напряженно изготовившейся к оккупации Чехословакии или Афганистана, представляется несравнимо более широкой, чем таковая в профессиональной искусствоведческой среде. Я попросил Джона Боулта (через знакомого) высказать свое мнение об обсуждаемой картине. Ответ его был быстр, строг и лаконичен: «Maybe ask Aleksandra Shatskikh? John». Просто цитата с советского плаката времен берлинского кризиса: «Не влезай, опасно! Ясно?»
И, таким образом, с формальной точки зрения, пока у нас, очевидно, нет окончательного ответа на вопрос, является ли «Портрет Яковлевой» работой Марии Джагуповой.
Или, несмотря на все противоречия и вопросы, перед нами уникальная прекрасная работа Казимира Малевича, оцениваемая в баснословные миллионы долларов?
Или жесткие факты неопровержимо доказывают авторство забытой ленинградской художницы? Нет ответа… Или все-таки есть? Сложная поставлена задача.
Любой разбитной адвокат, сознательно искоренивший в себе даже рудименты чести и совести, или дипломированный искусствовед, с детства осведомленный о прекрасном, но ничего не знающий о плохом и хорошем, или журналист, отстаивающий за немалые деньги клановые или групповые интересы, прочитав все вышесказанное, тут же предположит, что Малевич просто написал Яковлеву в присутствии Джагуповой, которая одновременно с этим сделала свой собственный рисунок. А в дальнейшем, оказавшись владелицей портрета после смерти своей соседки Яковлевой, из черной зависти или других низменных мотивов приписала себе создание картины.
Правда, с психологической мотивировкой этих действий, возможно, возникнут проблемы. Совершенно непонятно, зачем ей было так поступать. Ведь ни финансовых, ни престижных преференций от гипотетического присвоения авторства портрета она не имела. Особенно с учетом горьких судеб самой художницы и ее модели. Да и доказательств для таких предположений тоже нет никаких.
Но никто ведь не отменял право свободного образованного человека высказывать гипотезы, догадки и предположения. Даже если в приличном обществе — где оно находится, кстати? — они называются гнусными инсинуациями. Хотя, я думаю, опытные юристы смогут обеспечить и более убедительные объяснения. А если доказательств будет мало или не будет совсем, то есть же бессмертная формула про истину, не требующую доказательств — «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». И распространенное самоотождествление интеллигенции с совестью нации также может сыграть свою роль.
Коль скоро столь компетентные и нравственные люди, да еще в таком ошеломляющем количестве и качестве, посчитали, что это работа Малевича, то как смеют какие-то подзаборные шавки даже раскрывать рот, сомневаясь в вердикте настолько безупречных специалистов? Да еще ссылаться на выживших из ума нотариусов, невежественных товароведов и никому неизвестных художниц! Мало ли что она там понаписала в начале семидесятых годов в своей анкете, эта парвеню Джагупова! Ее ведь никто не знает. А мы здесь все свои!
Никто также не отменял возможности роковых совпадений. Особенно в этой запутанной истории, где слово «рок» буквально прописалось на постоянной основе и не дает о себе забыть ни на одном крутом повороте повествования.
Да, Джагупова действительно писала свою подругу и соседку Яковлеву, согласятся они. И в этом нет и не может быть никаких сомнений. Мы верим архиву, как себе. Ну разве что немножко меньше. И, по удивительному стечению обстоятельств, портрет этот имел те же размеры, что и портрет той же модели работы Малевича. Чудеса, да и только! Но мы верим в чудеса, когда они нам выгодны.
Совпадение по времени написания? Середина тридцатых годов? Не правда ли, какой удивительный синхронизм и в этом, ваша честь! Чего только не случается на белом свете?! Докажите, что это невозможно! На белом свете есть множество предметов одинаковых размеров, расцветок и физических свойств, совсем не обозначающих их полное тождество. Весь мир состоит из копий, аналогий, тавтологий и симулякров! В нем нет ничего подлинного, ни одного оригинала! (В этом месте расторопному адвокату следует привести затасканную цитату из Екклесиаста о том, что «нет ничего нового под солнцем».)
Эти доводы справедливы и непробиваемы для формальной критики. Найти конкретного человека, нанесшего фальшивую подпись, невозможно. Разве что он сам явится с повинной. И, кстати, докажите, что она фальшивая. Ведь ее никто толком не исследовал. Мнение Андрея Накова в каталоге-резоне?! Так это же только единичное мнение. Мы найдем на него другое, не совпадающее и убедительно опровергающее. «Не золотое, а простое». Как мычание! Например, Елены Баснер. Она написала, что подпись подлинная. А любое сомнение… Хотя здесь это правило не работает. Ведь мы не в суде, а просто на страницах книги. Ведь ни один из технологов, исследовавших картину, ничего не написал про подпись в своих заключениях. Они ее просто проигнорировали. А отсутствие сведений не означает ничего, кроме отсутствия сведений. Ни да, ни нет[121].
Выдуманное происхождение от мифических родственников Яковлевой? Неужели кто-то сомневается в том, что таллинский житель Михаил Аронсон внезапно вспомнит об очередной горячо любимой троюродной бабушке?
Разумеется, высказанные подозрения и отмеченные несовпадения ставят большой вопросительный знак на коммерческих перспективах картины и на ее последующей выставочной судьбе. Но для судебного преследования, тем более уголовного, их, пожалуй, маловато.
Для читателей, плохо осведомленных о нравах и обычаях, царящих в среде творческой интеллигенции Санкт-Петербурга, я должен дать короткую справку. Вышеупомянутый Михаил Борисович Аронсон — по паспорту «Бомондович» (все же принадлежность к «высшему обществу» спрятать не удается ни при каких обстоятельствах) — является четырежды судимым эстонским гражданином и ео ipso «хроническим» уголовником-рецидивистом, никогда не жившим в северной столице России, но настойчиво влекомым к ней неясными позывами, скорее всего духовно-криминального характера. Подробности родословной отважного сына Бомонда, а заодно и всей его почтенной семейки, можно узнать из публикации журнала «Город 812»[122].
Кстати, вполне возможно, что имя Бомонд происходит не от французского «beau monde», что означает в переводе «высший свет», а от имени Боэмунд, славным носителем которого был один из предводителей Первого Крестового похода Боэмунд Тарентский. Так что, как ни крути, а очень возможно, что бабушка Аронсона таки «согрешила с водолазом».
Правда, автор статьи в еженедельном городском журнале в своем абсолютно «бескорыстном» стремлении обелить жуликов доходит до явно фантастических предположений, что с паспортом Евросоюза можно въехать на территорию России через Белоруссию без всяких виз и отметок пограничной стражи. Но как не порадеть во всех смыслах близкому и родному человечку! Или, может быть, журналист не имеет заграничного паспорта и никогда не выезжал за пределы Российской Федерации? А о зарубежных поездках судит по собственному опыту путешествия в Киев и Минск в брежневские времена? Против этих доводов «медицина бессильна».
Явившись по собственной воле в петербургскую полицию, «искренний» правдолюб Аронсон дал объяснения, что фальшивый «Григорьев», совсем недавно изготовленный с использованием сокрытого в запасниках музейного эталона, с довоенных времен хранился в доме его бабушки Геси Абрамовны. Также он подтвердил, что принес подделку (после того, как факт фальсификации был установлен длившейся четыре месяца (!) московской экспертизой) для продажи не на аукцион или в антикварный магазин, а прямо домой к искусствоведу Елене Баснер. Прибегая к ней, как к последней надежде. Причем сделал это, пренебрегая как законами физики, так и государственными установлениями, поскольку не пересекал в этот период границы Российской Федерации, а находился в Эстонии. Паранормальные способности этого гражданина к телепортации были позитивно оценены и удостоверены федеральным судьей Анжеликой Морозовой.
Совершенно ясно, что для такого неординарного человека ничего не стоит творчески переработать, преодолеть и легитимизировать затруднения с портретом Елизаветы Яковлевой. Хотя его брат, Валерий Аронсон, в разговоре со мной под диктофонную запись рассказал, что «Мишу просто попросили дать такие показания очень уважаемые люди».