[135] упоминает Заруга как талантливого изготовителя фальшивых кредитных карточек. Со времени давних встреч с офицером Островским Заруг сказочно преуспел и перешел с кредиток на сомнительных Малевичей с Кандинскими. Андрей Наков давал на немецком процессе убийственные для подсудимых показания в качестве эксперта. Но хитроумная и циничная защита, знавшая толк в сложностях матримониальных обстоятельств, пригласила в качестве альтернативного специалиста доктора Патрицию Рейлинг, высказавшую противоположную точку зрения. Она заявила, что показанные ей картины «вписываются в представления о геометрии работ этого художника»[136]. Поразившийся глубокомысленности этого ученого суждения суд счел все сомнения и противоречия говорящими в пользу подсудимых и оправдал их по большинству пунктов обвинения.
Помимо многолетнего составления своего собственного каталога доктор Рейлинг известна руководством таинственной организацией INCORM, что расшифровывается как International Chamber of Russian Modernism[137]. Де-юре это сообщество сеет разумное, доброе, вечное, оповещая широкую публику о достижениях русского искусства. Де-факто является чем-то вроде масонской ложи и последним легальным приютом некоторых специалистов, находящихся в контрах с коллегами по сугубо профессиональным и коммерческим причинам. Аналогии с «фоменковской» новой хронологией и фиксацией происков пришельцев с иных планет вполне уместны, но подробное рассмотрение деятельности INCORM не входит в мои задачи, тем более что доктор Патриция Рейлинг ничего не ответила на мое письмо. По слухам у нее и без меня масса проблем и недопониманий со Скотланд Ярдом и Интерполом.
Московский искусствовед и художник Аркадий Шварцер со знанием дела пишет, что «пресловутый INCORM, по сути, являлся детищем израильских гангстеров. Хозяева галереи SMZ Заруг и Хазаз не только фактически организовали „палату русского модернизма“, но и щедро оплачивали „правильные“ экспертизы и нужные „научные труды“ членов этого псевдонаучного объединения»[138].
Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эти сведения и поэтому обойду всю темную историю INCORMa подальше стороной, приведя в качестве иллюстрации одно из экспертных заключений Патриции Рейлинг.
Судя по всему, в мире существует, помимо актуального, где мы рассматриваем драму «Портрета Яковлевой», еще и альтернативный рынок русского авангарда. На нем царят свои правила, востребованы другие авторитеты, издаются альтернативные каталоги. Там, однако, ходят те же денежные знаки и, в случае возникновения споров, стороны апеллируют к тому же римскому праву. Чем-то ситуация на этом рынке напоминает мне рассказанную выше историю про «письма Лермонтова». Описывающую «вторую реальность», усиленно стремящуюся если не заместить, то завоевать себе теплое место рядом с первой. У меня нет никаких сомнений, что так и случится в самом ближайшем будущем.
Образец «экспертизы» сомнительной картины Малевича, якобы находившейся в коллекции Овсея Фридмана
Получая со всех сторон совершенно незаслуженные виртуальные пинки, зуботычины и от ворот повороты, я нисколько не расстраивался, потому что чувствовал все больше удовлетворения от своей увлекательной волонтерской деятельности. Нет ничего приятнее, чем в шестьдесят три года ощущать себя не пенсионной развалиной, а безбашенным бойскаутом и героем запутанного английского детектива с перспективой выхода на самые «верхи» искусствоведческого истеблишмента. Я выделил в своем расписании пару недель, чтобы лично навестить всех моих несостоявшихся корреспондентов и попытаться «разговорить» их в беседе с глазу на глаз. Хотя, конечно, тратить драгоценное время и кататься по всей Европе в поисках какой-то фотографии и сомнительного удовольствия личной беседы с доктором Ягерсом было жутко неохота. Мне вполне хватило и телефонного общения с ним. Звонить в дверь незваным и нежеланным гостем, дежурить у подъезда или загородного дома, задавать неудобные вопросы — что может быть противнее? Особенно, когда, заранее зная правдивый ответ, готовишься выслушать очередную порцию беспардонного вранья или легко прочитываемых словесных уловок.
Но почти полгода жизни потрачено на поиски, брошена на ветер куча денег да и нервы уже отнюдь не железные. Останавливать расследование на последнем этапе не хотелось. Тем более с отчетливым сознанием, что эти номера на оборотной стороне полотна реально существуют и дело только за их сверкой с архивными данными.
Я даже подумывал о том, чтобы вызвать огонь на себя и опубликовать всю историю без заключительной части, оставив ее под знаком риторического вопроса. В этом случае передо мной маячила перспектива грозного суда, если бы номер товарного ярлыка отсутствовал на обороте или был радикально уничтожен при реставрации. Клеветническое умаление достоинств подлинного Малевича могло влететь мне в округлую голландскую копеечку.
И тут, коль скоро в самом начале у нас поминалась структура волшебной сказки, я вспомнил классический сказочный сюжет, существующий в фольклоре самых разных народов. Речь идет об истории про тонущего в реке скупца, никак не понимающего спасительного смысла слова «дай». Обращение «дай руку» при самых добрых намерениях отправляет его на глубокое дно. А слова «держи руку» или «возьми руку» избавляют от напасти его бессмысленную жизнь.
Оказывается, все так просто. Нужно просто запустить через стороннего человека или солидную западную галерею, желательно никак не связанную с Россией, информацию, что на портрет появился солидный покупатель. Неужели никто не клюнет на такую привлекательную наживку и не захочет получить гигантские комиссионные?
Поразившись вчуже наивному простодушию собственной придумки, я немедленно позвонил своим американским друзьям и, не объясняя причины, попросил их срочно реанимировать идею покупки картины Малевича, высокомерно заявив, что цена не имеет принципиального значения, а к работе есть очень серьезный интерес. Чтобы замаскировать центральный пункт моего внимания, я составил небольшой список desiderata, куда включил портрет Яковлевой наряду с десятком других полотен общей стоимостью в двести-триста миллионов долларов. Само произнесение этой дурацкой высокомерной фразы про безразличие к цене и амбициозный список существенно подняли мою непоправимо увядшую самооценку. Собеседники на другом конце трансатлантического провода тоже несказанно обрадовались свалившемуся на меня баснословному богатству. Возможно, размечтавшись о гигантских куражных процентах, они пообещали сделать все, что в их силах. Уже через день по электронной почте я получил двадцатидвухстраничное красочное предпродажное досье на «Портрет Елизаветы Яковлевой», датированное 2015 годом. Оказалось, что работу активно продают за сумасшедшие деньги, превышающие сумму в 22 000 000 (двадцать два миллиона!) евро. Мое предположение, что активное экспонирование картины начиная с 2013 года было частью коммерческой артподготовки, похоже, полностью подтверждалось. Среди многочисленных хвалебных текстов и цветных фотографий в этом «рекламном буклете» было и изображение оборотной стороны холста и «подписи» художника.
Прозвучал финальный аккорд, все музыканты послушно опустили смычки, и круг времен замкнулся. Загадочные цифры, некогда случайно генерированные давно почившим в бозе скаредным Ленкомиссионторгом, проступили на оборотной стороне полотна, как «мене, мене, текел, упарсин». «Ты взвешен на весах и найден слишком легким». О ком это они? Обо мне или о картине? Или о сонме экспертов, прилежно и небескорыстно обслуживавших полотно все эти долгие годы? Воцарилась полная тишина. Сейчас наконец узнаем, что нас ждет. Свист и тухлые яйца или «бурные аплодисменты, переходящие в овацию», как писала некогда газета «Правда», празднуя очередную победу безумия над здравым смыслом.
Против обыкновения я не стал ни медитировать перед открытием документа, ни подыскивать в памяти подобающие моменту классические аналогии, а сразу перешел к делу. Кроме того, мне настолько надоели все эти лживые дифирамбы, многозначительные умозаключения и экскурсы в историю, содранные из общедоступной «Википедии». Меня интересовали только голые факты. Номера и знаки. Знаки и номера.
Я прикладываю в конце книги в качестве особо значимого приложения19 это досье полностью, но мы сейчас рассмотрим самые важные страницы, не оставив чуть позже пристальным вниманием и другие. Речь идет о странице номер восемь 19 См. Приложение 7. документа, на которой помещена фотография фрагмента оборотной стороны картины. В левом верхнем углу левого верхнего квадранта расположена довольно блеклая, нанесенная стесняющейся самой себя рукой (мое оценочное суждение) монограмма, состоящая из двух букв «К» и «М», разделенных между собой супрематическим символом — черным квадратом в рамке. Под черным квадратом видны еще два символа. Качество снимка не позволяет разглядеть их скрупулезно, но, на мой подслеповатый взгляд, это цифры «34». Ясно, что в случае возникновения какого-либо делопроизводства — уголовного либо гражданского — все эти знаки и цифры могут быть оценены в рамках судебной экспертизы с применением всех необходимых технических средств.
Эталонная подпись Казимира Малевича на обороте автопортрета («Художник»). 1933 год. Оборотная сторона. ГРМ
Фальшивая подпись Казимира Малевича в левом верхнем углу оборотной стороны портрета Елизаветы Яковлевой
Всякий желающий может сравнить эту робкую фальсификацию с приводимым мной эталоном — оборотной стороной подлинной картины Малевича «Автопортрет» из собрания ГРМ. И сделать тот же вывод, что сделал в своем каталоге-резоне доктор Андрей Наков — «подпись нанесена другой рукой».
Читатель, желающий продолжить свои исследования, может припомнить суждение доктора Елены Баснер о тождестве фальшивой подписи на портрете Яковлевой с эталонным автографом на автопортрете и изумиться поразительной знаточеской слепоте российского исследователя.