Искренне Ваши
Беатрис Руф (Beatrix Ruf), Берт Руттен (Burt Rutten)
Поскольку авторы письма говорят о необходимости привлечения к процессу покупки независимого оценщика, я думаю, что можно рассматривать весь текст этой книги как подкрепленное некоторыми фактами и документами суждение независимого наблюдателя. Но никак не оценщика. Не знаю, кто теперь возьмет на себя смелость высказать мнение о рыночной цене этого произведения. И есть ли она вообще, эта цена.
Мы почти взобрались на самую вершину горного хребта. И в материальных оценках. И в хвалебных отзывах знатоков и экспертов. Дальше только солнце, только небеса и прекрасные холодные звезды. Глотнем же кристально свежего воздуха музейных высей, прочитав мнение о нашей картине директора Национальной портретной галереи в Лондоне доктора Николаса Куллинана[143]:
The bold bands of red and green that adorn the coat collar of the sitter in Portrait of E. Yakolevna, or the red of her strangely quadrangular purse — both of which are strikingly at odds with the naturalism of this portrait — are perhaps a form of encoded or suppressed suprematism, and one that suggests itself precisely through these geometrical blocks of solid color.
Дерзкие красные и зеленые полосы, украшающие воротник пальто модели на портрете Елизаветы Яковлевой, или красный цвет ее странной четырехугольной сумочки вместе вступают в резкое противоречие с натурализмом этого портрета и, возможно, являются формой закодированного или подавленного супрематизма, прицельно являющего себя с помощью этих геометрических форм локального цвета (перевод мой. — А. В.).
И будем постепенно спускаться вниз в долину. Нам тоже пора закругляться, а перед этим еще очень многое обсудить.
Глава 7Окончательный диагноз
Наконец-то, после долгих блужданий в потемках, мы подошли к конечной точке нашего расследования. Ничего, что я окончательно поменяю единственное число на множественное, а то прыжки с «я» на «мы» и обратно меня изрядно утомили? Мы же разбираем эту историю совместно. Сам я уже давно сделал выводы и поставил жирную точку. Факты вроде бы собраны. Черта подведена.
Пришло время не только предварительных выводов, но и некоторых обобщений, точнее, интерпретаций описанных событий. Еще в предисловии я обещал воздерживаться от обобщений. Случай абсолютно уникальный.
Рассмотрим все варианты развития сюжета и версии случившегося подробно. Сразу скажу, что нанесение фальшивой подписи, выдумывание лживого провенанса, создание для модели ложной биографии, основанной на жизненных обстоятельствах совершенно другого человека, исчезновение архивного дела со списком работ Джагуповой, таинственная пропажа конспекта лекций Казимира Малевича из этого же фонда и многое другое исключают, на мой взгляд, возможность невольной ошибки. Речь, безусловно, идет о продуманных, систематизированных и жестко мотивированных финансовой заинтересованностью мошеннических действиях. Причем действиях циничных, дерзких и лишенных какой-либо смягчающей ответственность «гуманитарной» составляющей.
Я говорю, конечно, о «российском», первоначальном уровне бытования картины после того, как она всплыла на поверхность в начале девяностых годов двадцатого века. Сначала под собственным подлинным именем, а потом уже нагло переделанная в «Малевича».
Все, происходившее на Западе, сначала во Франции, а потом в Германии и в Голландии, можно описать как наивность, вопиющую халатность, пренебрежение элементарной методологией научного исследования, жажду заработать как можно больше денег, но никак не мошенничество. Во всяком случае, пока у меня нет прямых оснований утверждать обратное. Корни, основной ствол и магистральные ветви жульнических действий произрастают, набирают соки и находятся в России. А если быть точнее, в современном Петербурге, откуда происходит исследуемая картина. Именно в этом городе живут таинственные «Russians», поставляющие «правдивую» информацию Андрею Накову и посылающие «хорошие слайды» доктору Шарлотте Дуглас. На Западе мы видим только красивые, но малосъедобные плоды и побеги с буйной и яркой листвой вечнозеленого «долларового» цвета.
Самый поверхностный и простой дискурс для понимания нашей истории — это плоскость «пикарески» — классического плутовского романа. Бойкое повествование о том, как в меру образованные, приметливые и нахальные молодые (сравнительно) люди — типаж, определявшийся Остапом Бендером как «джентльмен в поисках десятки» — нашли некий прекрасный и недорогой художественный объект, который, чуть изменив и подправив, можно было выдать за нечто совершенно другое. Имеющее совсем иную, несравнимо большую, материальную стоимость и не знающее никаких границ культурное значение.
Понятно, что это было для них рутинной фармазонской «работой», как и для множества кладоискателей-гробокопателей подобного рода от времен римского очарования Элладой, когда в изобилии подделывались греческие древности, которые потом старили, зарывали в землю и с помпой находили для услады какого-нибудь доверчивого простака патриция. Также ясно, что они в трех как минимум аспектах были крепко-накрепко связаны с изобразительным искусством.
Во-первых, с точки зрения профессиональной искусствоведческой оценки полотна на предмет его способности убедительно сыграть роль подлинного «Малевича». Причем не в потемках лавки старьевщика или в суете ленинградской проходной подворотни, а на сугубо профессиональной музейной, галерейной или аукционной сцене. Для этого был необходим «насмотренный глаз», многократно имевший дело с эталонными вещами и способный адекватно оценивать и сравнивать предметы. Встраивать их в эстетический, исторический и знаточеский контекст. И это обстоятельство мне представляется первостепенным. На тот момент не существовало публикаций подписей Малевича, как на ранних, так и на поздних вещах. Соответственно, человек, нанесший фальшивую подпись, мог видеть ее только в Государственном Русском музее или на фотографии, сделанной с образца, хранящегося в этом музее. Причем не в экспозиции, доступной посетителям с улицы, а в закрытых для публики фондах. Других источников информации у него быть не могло. Тем более, что и доктор Баснер вполне солидарна с этим мнением, ссылаясь в своей «экспертизе» на эталон из собрания ГРМ.
Во-вторых, участникам спектакля был необходим квалифицированный специалист-реставратор, способный снять работу с подрамника и хотя бы примитивно законсервировать ее для вывоза за границу. Грамотно свернуть в рулон, проклеить специальной папиросной бумагой… Он же должен был поставить чужую подпись, явно руководствуясь знаниями и советами первого профессионала. Или действуя солидарно, играя с ним «в четыре руки». Судя по расположению подписи, она появилась, когда картина была снята с подрамника, в противном случае «подлезть» под него было весьма затруднительно, если не невозможно. Такого рода манипуляции превращали анонимного реставратора или художника в полноценного соучастника или даже в центральную фигуру всей воровской операции, квалифицируя его действия как «эксцесс исполнителя». Ведь доказать его связь со специалистом-искусствоведом возможно лишь в случае взаимных признаний. Вряд ли они составляли письменный протокол о намерениях и преступном сотрудничестве. С учетом сугубой секретности произведенных вмешательств этот «реставратор» должен был быть абсолютно доверенным человеком. Буквально старым другом или «близким родственником». А может быть, подельником, закаленным во множестве совместных злодейских операций.
Третий аспект, накрепко связывающий жуликов с «миром прекрасного», предполагал в них четкое понимание логистики реализации такого рода предметов, исключающей их широкое «засвечивание» в России, где их могли «опознать» нежелательные лица и тем самым «пустить под откос» все хитроумное предприятие. Тот факт, что я некогда дважды видел эту картину в разных домах, явился чистой случайностью. И случайностью, как следует из этой книги, роковой.
Кроме того, финансовая ситуация в постперестроечной России на тот период времени была такова, что продажа произведения на Западе была явно приоритетной. Тем более, что полноценная реализация за более-менее адекватные имени Малевича деньги была невозможна без атрибуции таких специалистов, как Андрей Наков и Шарлотта Дуглас. При всем уважении, доктор Баснер в основном годилась только для «внутреннего» российского употребления. И только в определенных кругах. Но в сочетании с западными специалистами и ее слово приобретало вес полноценной золотой монеты. Таким образом, вывоз картины за рубеж являлся насущной необходимостью для включения ее в международный рыночный контекст и получения за нее значительной суммы в конвертируемой валюте.
Помимо технических моментов, связанных с экспортом картины, нельзя не учитывать и личностный аспект рассказанной мной истории. Мы не видим в ней случайных людей. Только специалисты высочайшего уровня, связанные мощными коллегиальными связями и составляющие треугольник с вершинами в Петербурге, Париже и Нью-Йорке. Это не означает, что число действующих лиц ограничивается персоналиями, оставившими для нас свои подписи под документами. В реальности треугольник представляет собой объемную пирамиду, населенную тенями и призраками, почти не оставляющими следов.
Поэтому я опускаю здесь обсуждение ролей всевозможных мелких побочных и промежуточных фигур, потому что их значение ничтожно или формально недоказуемо. Мало того, часть из них, скорее всего, и не подозревала, что участвует в продаже «Малевича», думая, что продает за небольшие деньги просто красивую картинку «ленинградской школы». Это подтверждается мизерностью их гонораров и жестокой обидой, возникшей, когда им стала известна дальнейшая судьба некогда принадлежавшего им произведения.
Сказать по правде, вряд ли их досада была обусловлена печалью о русской культуре. Скорее, представлением о неравномерности распределения прибыли. И тревогой по поводу возможных последствий. Кое-кто из них попробовал было восстановить финансовую справедливость, но, столкнувшись с угрозой физического насилия, оставил эти попытки навсегда. А другая часть была твердо уверена, что является звеном в абсолютно легальной с точки зрения подлинности картины коммерческой сделке. И, пребывая «в своем праве», требовала свою законную долю, недоумевая по поводу некоторых странностей каталожных описаний и атрибуций. Упоминать здесь что перв