Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой — страница 79 из 88

Самое смешное, что сам Андрей Васильев на суде этого не утверждал, потому что это чистая ложь, даже без примеси правды. Более того, Баснер не продавала ни Васильеву, ни кому-либо еще ни картину Бориса Григорьева «Парижское кафе», ни картину Николая Калмакова «Похищение». В обоих случаях бизнесом занимался Шумаков, он же назначал и цены, лично торгуясь с коллекционером Васильевым. Торговлей Баснер не занималась в обоих случаях.

Что касается картины Калмакова, то 16 ноября 2009 г. Леонид Шумаков предложил Васильеву картину Николая Калмакова. При картине он приложил ксерокс, на одной стороне которого было изображено мнение «тройки» сотрудников ГРМ — Сирро, Нестеровой и Богданова — о том, что картина подлинная, а на обороте ксерокса — мнение Баснер о подлинности этой картины. Продажей картины Калмакова Баснер не занималась и даже не знала об этой негоции Шумакова. Никто, кстати, не выяснял: одну и ту же картину видела «тройка» из ГРМ и Баснер, а потом купил Васильев? Вполне логично предположить, что это могли быть и разные картины. Для уверенности в идентичности надо было ставить радиоактивную метку.

Напомню, что в интервью Баснер о работе Калмакова сказала: «<…> Мне дали ознакомиться с его заявлением, что мы с Шумаковым, у него дома, на Каменноостровском, вынудили его к приобретению этой заведомо фальшивой работы, и это тоже наглая ложь. Увидев, что дело с Григорьевым буксует, он отыскал летом 2011 года картину с моей заверяющей ее подлинность бумагой (о том, что он целенаправленно искал картины с моим письменным подтверждением, мне говорили тогда же некоторые арт-дилеры и наши общие знакомые, — ведь в случае с Григорьевым никакого моего письменного подтверждения не имелось) и создал ей ту же историю бытования: якобы от меня через Шумакова. Ничего не могу сказать про Шумакова, я этого не знаю, но я к продаже этой работы не имела никакого отношения. Впрочем, меня в этом никто не обвинял и не обвиняет».

Итак, на суде Андрей Васильев не обвинял Баснер в этом преступлении, но постарались некоторые СМИ.

Итак, Васильев сперва купил картину Калмакова у Шумакова, а уже потом обратился в фирму «Арт-консалтинг» за выяснением, копия это или подделка. «Арт-консалтинг» (Москва) заявил, что это подделка. Потом Васильев тайно отправил жену с этой же картиной в ГРМ, там засвидетельствовали, что это подлинник. Потом картина отправилась в ГосНИИР (Государственный научноисследовательский институт реставрации), где картину признали подделкой. А в Третьяковской галерее заключение давать вообще отказались — возможно, им было не с чем сравнивать.

На сайте РАПСИ этот сюжет завершается так: «В настоящее время эпизод с картиной Калмакова выделен в отдельное производство. Источник в правоохранительных органах сообщил РАПСИ, что мошенничества с участием Баснер не ограничиваются и картиной „Похищение“». Звучит детективно-завлекающе, но если отдельное производство по факту продажи Васильеву картины Калмакова и заведено, то Елена Баснер не имеет к этому никакого отношения. Допустим, она ошиблась, но ошибочное мнение — это еще не преступление.

И Васильев это понимает лучше всех, но говорил об этом на суде долго и подробно, потому что его задача — попытаться хоть как-то, хотя бы чем-то скомпрометировать Баснер. Пусть история о продаже поддельной картины Калмакова Васильеву к Баснер не относится, но если нет доказательств вины, то надо сварганить винегрет из всех возможных историй, когда Васильев был обижен, попытаться задурить судье голову и внушить, что нет такого преступления, к которому Баснер не имела бы отношения.

На суде он также много говорил о ГРМ, жалуясь судье на своих обидчиков. К делу Баснер это тоже отношения не имеет, но создает ощущение тотального обмана, к которому причастны все музеи и искусствоведы. Все зло от них — внушить это суду является сверхзадачей Васильева.

Между прочим, когда Васильев заговорил про историю с картиной Калмакова, адвокаты и прокурор переглянулись и удивленно посмотрели на судью — вопрос читался ясно: «Почему потерпевший говорит о том, что не имеет отношения к делу Баснер?» И судья сразу заметила, интеллигентно, но строго: конечно, этот сюжет не имеет отношения к делу Баснер, но раз уж потерпевший начал, то пусть выговорится.

После этого читать в СМИ, что на суде Баснер обвинили (кто?!) в продаже второй подделки, по меньшей мере странно.

Васильев и копи царя Соломона

Второй сюжет, который к истории с картиной Б. Григорьева также не имеет ни малейшего отношения, но который Васильев рассказал суду со всей возможной детализацией, повествует об истории их взаимоотношений с Баснер. Для тех, кто хотя бы немного знаком с Васильевым, выглядит все это как жалоба воспитательнице детского сада на девочку Лену, которая обидела бедного мальчика Андрюшу. Во время интервью Васильев эту историю изложил и мне, но я не стал ее включать в печатный текст, как не имеющую ни малейшего отношения к делу и не очень, как мне показалось, достоверную. Но коль скоро Васильев в судебном заседании, публично, в присутствии прессы, свою версию изложил, я сравню его версию события с версией Баснер.

Сразу поясню, что речь в этой истории пойдет о знаменитом ленинградском коллекционере живописи Соломоне Абрамовиче Шустере (1934–1995), который также известен как режиссер «Ленфильма» (его лучший и, действительно, великолепный фильм — «День приема по личным вопросам», 1974), его сыне Марке (1955–2003) и внуке Валентине. Метасюжет заключен в том, что после смерти Соломона Шустера его потомки начали уникальную коллекцию живописи дербанить и манипулировать именем Соломона Абрамовича в целях бизнеса. В ходе этого процесса в сюжет и вошел вездесущий Васильев.

Версия Васильева. В изложении РАПСИ она такова: «В ноябре 2003 года умер хороший друг Васильева коллекционер Марк Шустер. За месяц до смерти Шустер продал картину Аристарха Лентулова „Купальщицы“ некоему Роману Жаголко, объявленному в настоящее время в розыск. Жаголко заявил сыну умершего друга Васильева, Валентину Шустеру, что проданная его отцом за 600 тысяч долларов картина является подделкой. Однако, рассказал Васильев в суде, Жаголко тогда заявил молодому человеку, что „деньги возвращать не надо“ и он готов вместо них взять что-нибудь из коллекции его умершего отца. По словам Васильева, тогда молодому Шустеру именно „Лена (Елена Баснер. — прим. РАПСИ) сказала, что эта вещь не настоящая“. Васильеву удалось доказать подлинность картины, приобретенной еще в доме самого художника Лентулова, о чем есть документальное подтверждение. Как заявил Васильев в суде, „это произвело отрезвляющее действие“, и Жаголко требовать деньги перестал, однако семья Шустеров „сказала, что больше не хочет иметь никаких дел с Еленой Вениаминовной (Баснер)“».

На сайте «Фонтанка» http://www.fontanka.ru/2015/02/11/113/) история изложена почти точно так же, но еще есть две детали, упущенные РАПСИ: во-первых, бизнесмен Жаголко совсем от денег не отказался, а «потребовал 50 тысяч долларов и другие предметы живописи в счет остальной суммы»; во-вторых, «в качестве доказательства подделки Жаголко предъявил заключение, подписанное Еленой Баснер. Так вышло, что Васильев знал как минимум три подтверждения подлинности „Купальщиц“. Сумел их предъявить, подключив заграничные связи, и отвадить покупателя. „С тех пор наши отношения с Еленой Вениаминовной прекратились“, — добавил коллекционер».

Версия Баснер. Баснер тоже рассказала мне эту историю, но я опять же не включил ее в текст интервью, и без того гигантское, потому что к обвинению в мошенничестве с картиной Б. Григорьева все это не относится. И мало ли как и по какому поводу Баснер с Васильевым поругались…

Начала Баснер с изложения показаний Васильева — очевидно появившихся еще в ходе полицейского следствия, которое предшествовало следствию СК: «Елену Баснер я знаю очень давно, но в течение последних примерно 6 лет не общался с ней. Это связано с одним эпизодом, также имеющим отношение к экспертной деятельности, но не относящимся к ситуации с приобретенной мной картиной. Суть этого эпизода заключается в том, что мой близкий друг, наследник огромной коллекции живописи, Марк Шустер продал очень дорогую картину Лентулова, а вскоре после продажи внезапно умер. Вскоре после его смерти к его сыну — Валентину Шустеру — пришел человек, купивший Лентулова, и заявил, что картина неподлинная, и предложил пересмотреть условия сделки. Он предложил пересчитать цену Лентулова вместо 600 000 долларов США на 50 000, а разницу в 550 000 долларов США взять другими картинами из собрания Шустера. В качестве эксперта, утверждавшего, что картина Лентулова является фальшивой, он указал Елену Баснер. Мне удалось тогда доказать, что картина Лентулова является подлинной, найти соответствующие каталоги и прочее. Когда Валентин Шустер встретился с Баснер, то та очень смутилась и заявила, что она вообще не разбирается в этом художнике, что у картины „плохая энергетика“ и т. д. После этой истории я счел, что Баснер является законченной мошенницей, и больше с ней не общался». Понятно, что покупателем Лентулова был Жаголко, ныне объявленный в розыск.

Далее идет комментарий Баснер.

«Никогда в жизни не произносила слов „плохая/хорошая энергетика“, — меня от этих слов тошнит. Не могла заявить, что не разбираюсь в творчестве Лентулова — разбираюсь. Не смущалась при встрече с Валентином Шустером, потому что у меня не было причин смущаться, когда ко мне в дом без предварительного звонка заявился недоросль, едва способный связать две фразы: интеллект и понимание искусства, к сожалению, не передаются по наследству вместе с коллекцией.

Близким другом Васильева был Марк Шустер. Я дружила только с Соломоном Абрамовичем Шустером и была счастлива этой дружбой. После его смерти этот дом для меня словно умер.

В конце 1980-х гг. Васильев обратился ко мне с просьбой: не могла бы я замолвить за него слово перед Соломоном Абрамовичем, он хотел бы попасть в его дом, увидеть коллекцию. Я ответила согласием и, в очередной раз придя к С. А. Шустеру, сказала, что у меня есть добрый друг, интересующийся искусством, который просит позволения как-нибудь прийти вместе со мной. Ответ Соломона Абрамовича я запомнила на всю жизнь, потому что мало когда мне приходилось так краснеть: „Я слышал об Андрее Васильеве и пускать его к себе в дом не намерен. А вы, Лена, плохо разбираетесь в людях, если называете Васильева своим другом“. Я запомнила эту фразу дословно.