В дом Шустера Васильев попал уже после смерти Соломона Абрамовича. <…> Марк, насколько я понимаю, действительно приблизил к себе Васильева: тот не раз жаловался, что приходится очень часто водить его по ресторанам. Потом мне стали говорить, что вещи из собрания Шустера то и дело появляются на рынке, а также вещи, про которые говорится, что они — из собрания Шустера. А также фальшивые вещи, про которые тоже говорят, что они принадлежали С. А. Шустеру. Мне это было больно, я вспоминала Соломона Абрамовича и думала о несправедливости его посмертной судьбы. Но когда меня просили посмотреть такие работы, отказывалась, говоря: „Они из собрания С. А. Шустера. Значит, мое мнение вам не требуется“. И всегда закрывала эту тему.
Но однажды ко мне пришел Васильев (мы с ним к этому времени общались совсем редко) и сказал, стараясь, совсем по Булгакову, не попадать глазами мне в глаза: „Вам на днях могут принести очень известную вещь, большого Машкова, из коллекции Шустера. Вы ее хорошо знаете. Так вот. Если она будет в авторской раме, это — копия. А если без рамы — подлинник“. Из этих слов мне стало понятно, что, во-первых, худшие подозрения насчет того, что с коллекцией Шустера производятся отвратительные манипуляции, оказались правдой, и, во-вторых, что Васильев, возможно, втягивает меня в свои грязные дела. И у меня от гнева и отвращения перехватило дыхание. Когда я справилась с собой, то попросила его больше ко мне не обращаться и забыть мой телефон. <…>
Возвращаюсь к эпизоду с Лентуловым. Когда мне все же показали эту картину, я, конечно, помнила, что такой Лентулов у Шустера в коллекции был, и каталог, где он воспроизводился (кстати, подаренный мне и подписанный Соломоном Абрамовичем) у меня был, но избавиться от ощущения, что это „клон“, после долгого и обстоятельного его изучения, не могла, поскольку не только видела существенные недостатки его исполнения, но и спроецировала на него ситуацию с клонированным Машковым. (К сожалению, это было до изобретения изотопного теста, то есть до того, как я могла бы доказать свое мнение неопровержимо.) Я, кстати, не говорила человеку, у которого смотрела эту картину (очевидно, разыскиваемый Жаголко. — М. З.), о своих сомнениях. Я просто отказалась дать на нее положительное заключение, несмотря на все посулы». Конец цитаты.
Так что если Васильев утверждает, что Баснер дала заключение о том, что подлинная картина Лентулова является подделкой, то Баснер сообщает: подозревая, что внук Соломона Шустера (он и есть упомянутый выше «недоросль»), делающий деньги на коллекции и знаменитом имени деда, принес ей подделку, чтобы она подтвердила ее подлинность, брезгливо дистанцировалась и не дала вообще никакого заключения. Кажется, некоторая разница в двух версиях есть?
Но для предназначенного суду винегрета от шеф-повара Васильева чем больше любого компромата на Баснер, тем лучше.
Аронсон — один или двое?
В июле 2009 г. некий Аронсон принес Баснер поддельную картину Б. Григорьева. Об этом уже знает весь мир. Следствие утверждает, что Баснер состояла или по-прежнему состоит в одной преступной группе с Аронсоном и другими неустановленными лицами, число которых даже не называется ввиду того, что никто, кроме Баснер, не пойман. Они провели операцию по продаже подделки Григорьева.
Но уже с этого момента начинаются странности и неясности. Первая странность состоит в том, что в ходе полицейского следствия по заявлению Васильева Баснер сообщила телефонный номер Аронсона в Эстонии, ему позвонили, он приехал в Петербург и его допросили. Он признал, что получил 180 тысяч долларов за проданную картину Б. Григорьева «Парижское кафе».
Если принять точку зрения следствия, что Аронсон мошенник и продавал вместе с Баснер в составе ОПГ заведомо поддельную картину, то странно, во-первых, что Баснер указала следователям его телефон, а во-вторых, что в 2011 г. Аронсон приехал по вызову следователей в Петербург и дал показания, ничуть не опасаясь, что его задержат, посадят и осудят. Если бы Баснер и Аронсон входили в ОПГ, то Баснер не призналась бы в получении 20 000 долларов комиссионных от Шумакова, а Аронсон так бы спокойно не приехал из Эстонии в город на Неве. Надо уж быть совсем идиотом, чтобы, успешно провернув заведомо мошенническую операцию в 2009 г., потом в 2011 г. заявиться в полицию Петербурга. На самом деле приезд Аронсона в 2011 г. в Петербург как раз и является свидетельством в пользу Баснер: будь Аронсон — Баснер преступной группой, он бы не явился — даже если бы он являлся подставным лицом, как утверждает Васильев. И как минимум сменил бы номер телефона. В любом случае это первая странность детективного сюжета.
Вторая странность связана с позицией Васильева по фигуре Аронсона.
С одной стороны, в своем интервью Васильев сказал, что Аронсона «вообще не было в деле. Он в природе есть, он и сюда приезжал, но он не участвовал реально в этом деле. Он выполнял постфактум роль фиктивного персонажа, отвлекающего внимание на себя. Он появился на стадии доследственной проверки. На этой стадии можно говорить хоть про инопланетян». «Аронсона — по объективным данным: биллинги, кредитные карты и т. д. — не было в России в этот период», т. е. летом 2009 г.
В речи на судебном заседании Васильев также говорил об Аронсоне, настаивал на том, что Аронсон — это трижды судимый уголовник из Эстонии, что он замешан в заказном убийстве, а дома хранил мину. Сведения были добыты Васильевым из Эстонии, он там служил в армии, у него остались высокопоставленные друзья. Кроме того, Васильев нанимал частного детектива. Правда, согласно отложившимся в уголовном деле материалам, три судимости Аронсона получены в Эстонии, и это все мелкие сюжеты. Васильев именовал его «танкистом». На уголовном жаргоне «танкист» — это «боец, бык, гладиатор, атлет», но Васильев, кажется, имел в виду человека, который приходит, дает нужные показания, после чего исчезает. То есть на суде Васильев тоже говорил об Аронсоне как о фикции.
Понятно, что утверждая, будто Аронсон не привозил поддельную картину Баснер, Васильев отменяет ее версию, намекая на то, что доставили ей картину совсем другие люди, а Баснер врет так же, как и в случае отрицания умысла на мошенничество. То есть врет всегда и во всем.
Однако следствие считает Аронсона реальным, а не фиктивным соучастником преступления и включило Аронсона в состав преступной группы, что отражено в обвинительном заключении. То есть не поверило Васильеву, несмотря на все его доказательства, включая отсутствие Аронсона в России летом 2009 г.
Но подробно распространяя сведения про уголовника, принявшего фиктивное участие в деле, Васильев тем самым активно компрометирует Баснер, показывая круг ее общения: террорист, убийца… Вот кого преступная Баснер использовала для дачи фиктивных показаний в свою пользу, вот кто входит в ее компанию, кто с ней заодно!
Третья странность связана с той фотографией Аронсона, которую показал мне Васильев во время интервью. На фотографии изображен атлет с обнаженным торсом, весь в татуировках, с бандитской мордой, рядом с ним на тахте сидела телка, но одетая. Это обычная бандитская фотосессия со всеми фишками: наколки, телки и т. п. На еврея этот бандос похож так же, как я на балерину. Типичный «танкист» — в смысле «бык, атлет». Цель показа мне этой фотографии — убедить меня в том, что Аронсон из Эстонии — бандит и уголовник. Я предложил фотографию опубликовать, но Васильев сразу отказал: думаю, потому, что тогда фотографию увидела бы Баснер. В чем тут опасность?
А в том, что вряд ли с таким бандосом она могла иметь дело. Она бы просто отказала ему ввиду его демонстративно бандитского вида и собственного испуга. Во время интервью Баснер я выяснил, показывали ли ей эту фотографию (нет, не показывали), и подробно пытал ее, как выглядел пришедший к ней летом 2009 г. Аронсон.
Баснер: Был обычный человек, с грамотной речью, недоверия к нему интуитивного не возникло.
Я: А у вас сейчас, после того как проведено следствие, есть уверенность в том, что Аронсон мошенник, уголовник и трижды судим?
Баснер: Нету.
Профессия накладывает отпечаток, и отличить татуированного уголовника с тремя ходками, пусть и по мелочи, замешанного в убийстве и подозреваемого в терроризме, от просто человека любой сможет. Хотя бы речь выдаст.
В итоге у меня возникла собственная версия. На самом деле к Баснер вполне мог приехать «просто» Аронсон, который не знал, что продает подделку, иначе бы он потом не прибыл в Петербург вторично по требованию полиции. Продал в 2009 г. — уехал. Никакой «танкист» не согласился бы на такой риск. Ведь могут и посадить.
А если у Васильева есть высокостатусные друзья в Эстонии, они могли найти данные — тоже на Аронсона, но № 2 — с хорошим «провенансом»: наколки, судимости, мины, убийства… Весь набор. И, главное, отсутствовавшего в Петербурге летом 2009 г., когда по показаниям Баснер к ней приезжал «просто» Аронсон. Тогда получится, что она «врет», а это доказывает ее общую делинквентность, подделку же ей доставила другая мафия, более зловещая и, видимо, лучше укладывающаяся в версию Васильева.
Четвертая странность. На суде Васильев заявил ходатайство о привлечении в качестве свидетеля Сабирова. Напомню, что в интервью Васильев упомянул господина «N., который возил картину во Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. академика И. Э. Грабаря. <…> Этот господин N. даже задерживался на 7 дней, провел их в узилище. Сначала он тоже говорил про Аронсона. И все складывалось во вполне гармоничную картину. N. забрал картину у Аронсона, по просьбе Аронсона сдал ее в центр им. Грабаря на экспертизу, потом получил обратно, отдал Аронсону, а Аронсон отвез картину Баснер, не сказав, что картина была в центре им. Грабаря».
Вот этот «господин N.», я полагаю, и материализовался в Сабирова (кто это, пока неизвестно). Правда, потом Васильев сказал, что Сабиров изменил показания, заявив, что картину Сабирову дал не Аронсон, а некий М., который получил картину прямо в музее, находящемся в центре города. Притом М., по словам Васильева, «тоже был пойман и допрошен. И показал, где он взял эту картину.