Борис РуденкоРабота по призванию
Думаете, легко работать регулировщиком?
Рычащий поток машин с утра до вечера. Бесчисленные «Жигули», «Волги», менее престижные «Запорожцы» и несравненно более — иномарки волшебных форм и красок.
Автомобиль не роскошь, а источник загрязнения окружающей среды. Выхлопные синие дымы, запах бензина всех сортов, капли масел на нагретой мостовой...
Мечущиеся фигуры отважных нарушителей-пешеходов, нервирующий скрип «мертвых» тормозов и визг протекторов.
И каждому надо успеть свистнуть, каждого нужно оштрафовать, а перед тем выслушать оправдания — аргументированные или просто убедительные. Выслушать, а потом оштрафовать — порядок есть порядок. Автомобиль не роскошь, а одна из причин заболевания сердечно-сосудистой системы...
Вот здесь, посреди ревущего потока, на островке сомнительной безопасности, Сеня встретился с Федором. Вначале он ему свистнул и грозно помахал полосатой палкой, а когда нарушитель виновато приблизился, узнал:
— Федор!
— Сеня?
— Вот встреча! Столько лет!..
После того как немного рассеялась пыль, выбитая из одежды дружескими хлопками, Федор пригласил зайти к себе — жил, оказывается, совсем рядом. У Сени дежурство уже заканчивалось — тоже как нельзя кстати.
Квартира у Федора хорошая — о трех комнатах и с голубым санузлом. И сам Федор выглядел как человек, у которого все в жизни хорошо да гладко. Везучий он, с самого первого класса везучий.
Зашли, выпили понемногу за встречу. Говорили о бывших одноклассниках. Как кто.
— Ну а сам-то как живешь? — спросил наконец Сеня, и Федор сразу погрустнел, нахмурился.
— Как тебе сказать, — ответил он, — все вроде нормально, а фактически...
— Вот-вот, — поддакнул Сеня, погрузившись в свои собственные раздумья. — С виду все хорошо, а покопаешь...
— Понимаешь, Сеня, — сказал Федор, — иной мне позавидует. На работе ценят. За последний год повышают второй раз.
— Второй раз за год? — удивился Сеня и тоже немного позавидовал. — Способный ты, Федя, человек!
— В том-то вся и беда, — пожаловался Федор. — Только, понимаешь ли, присмотришься на новом месте, свою струю найдешь, увлечешься, бац — и повышают. А я тебе откровенно скажу: сидел бы и сидел в своей лаборатории. Мы, брат, такое там начали! Представляешь, Сеня, прокладываем дорогу в подпространство. Это пока секрет, ты никому не говори.
— Так откажись!
— Не могу. — Федор вздохнул, повертел перед глазами рюмку. — Моральная ответственность. Доверие коллектива не имею права не оправдать. И жена... Зарплата, понимаешь, тоже повышается.
— Мне бы твои заботы, — уныло сказал Сеня, махнул рукой и выпил. — Все у меня как-то не так сложилось. Затянули будни серые — не вырвешься... Утром будильник — дзинь! — я его под подушку, а вставать все равно надо. Проглотишь бутерброд, бегом на работу. Прибежал вовремя — хорошо, опоздал — плохо. Вся диалектика... Потом целый день на дежурстве — сам видел — машины, гарь, нарушители, штрафы, дым, грохот... А вечером в обратном порядке. Суета. До того устал, Федя! Покоя хочется, тишины.
Сеня запнулся раздумывая: сказать или нет? Потом решился.
— Я, Федя, знаешь ли, стихи пишу.
— Это интересно! Почитай!
— У меня их пока немного. И с собой нет. Когда писать? Не на посту же... Покой и время, где их обретешь? Разве что на пенсии. А до пенсии фью-и!
Сеня вздохнул и повесил голову.
— Так, так, — сказал Федор. — Ты это все серьезно? Или короткая хандра?
— Эта хандра у меня уже года три. Не туда я ступил с самого начала. Не той ногой. А возвращаться поздно.
Федор смотрел словно бы сквозь него, сосредоточенно обдумывая что-то.
— Ты женат? — спросил он после короткого молчания.
— Нет, не случилось как-то. Да я и не тороплюсь.
— Хорошо.
— Это тоже еще как сказать, — возразил Сеня.
— Я не об этом. Погоди, не мешай, я думаю.
— Пожалуйста, — пожал плечами Сеня и налил себе еще рюмочку.
— Вот что, — сказал наконец Федор. — Пожалуй, я тебе помогу по старой дружбе. Есть у меня одна штука. Опытный образец. Я его в лаборатории соорудил, перед тем как меня повысили. Специально для демонстрации. Чтоб пробивать было сподручней... Теперь он мне не нужен. Бери его себе. — Фeдор достал из-под кровати маленький чемоданчик, сдул с него пыль. — Бери и владей.
— Зачем он мне? — удивился Сеня.
— Сейчас все объясню. Тебе тишина нужна? И покой? Вот здесь, в этом чемодане, и то и другое. Мой прибор откроет тебе вход в подпространство. А там — тишина! В ушах звенит. Ни людей, ни машин. Бери, не пожалеешь. Пока открытие зарегистрируют, утвердят план исследований, знаешь сколько времени пройдет? Успеешь написать побольше Дюма-отца. А пользоваться им я тебя быстро научу.
Сеня осторожно потрогал чемодан пальцем и хмыкнул, вложив в этот звук сильное сомнение.
— Эт ты здорово придумал, спасибо. Только... Я ведь живой человек, мне пить-есть надо. В подпространство, говоришь? Там, наверное, зарплату не платят, а?
— С зарплатой там дело обстоит сложно, — подтвердил Федор.
— Вот видишь! Если б не зарплата, стал бы я переживать. Махнул бы в поля и леса, и подпространство мне ни к чему. Так что спасибо, но...
— Подожди! Я же тебе не объяснил до конца. Одно из загадочных свойств подпространства заключается в том, что твой организм ничуть не меняется, пока находится там. Ты существуешь как бы вне времени. Допустим, утром позавтракал, ушел в подпространство, бродишь до вечера или еще дольше, а все равно есть не хочется. И не захочется до тех пор, пока оттуда не выберешься.
— Вот оно что, — заинтересовался Сеня. — Так бы сразу и сказал. А сведения у тебя точные?
— Факт! Лично проверял.
— Тогда другое дело. Как с ним обращаться-то, с твоим аппаратом?..
Сеня не стал сразу включать полученный от Федора прибор.
Потребовалось некоторое время, чтобы уладить земные дела.
Он подал заявление об уходе с работы. Попрощался с Люсей, питавшей в отношении Сени неопределенные надежды. Ему тоже нравилась Люся, но ради искусства необходимо идти на жертвы. Поэтому Сеня объяснил всхлипывающей девушке, что уезжает в длительную командировку. Куда? Он не удержался: далеко. Возможно, что за границу, только это секрет. Надолго ли? Вероятно, да. Года на два.
— Сеня, — сказала Люся, прикладывая к глазам и пачкая тушью платочек. — Я давно подозревала, что ты человек особенный, не такой, как все. Я буду тебя ждать. Обязательно...
Наконец все было готово. Сеня упаковал личные вещи: одеяло, подушку, набор шариковых ручек и карандашей, побольше чистой бумаги для будущих стихов. Сложил все это аккуратной кучкой, уселся сверху и включил прибор. С минуту прибор разогревался, тихонько попискивая, потом словно мягкая и мощная рука подпихнула Сеню пониже спины, и он вместе со своими пожитками влетел в подпространство.
Огляделся. Тепло, сухо и безветренно. Подпространство было будто в тумане — просматривалось всего шагов на сто, но на это Сене было наплевать. Он расстелил одеяло, устроился поудобней и принялся за работу.
Время в подпространстве текло незаметно. Да и было ли оно там — время? День не сменяла ночь, и вслед за нею не наступало утро. Неяркий серый свет ровно струился со всех сторон, снизу и сверху. Ничто здесь не отбрасывало тени, оттого сочинять можно было и сидя, и лежа на любом боку. Только воздух казался чуть затхлым. Или только казался?
Может быть, работа у Сени шла не слишком споро, но куда спешить? Сеня не гнался за легким успехом. Он сейчас даже еще и не писал стихов, а просто оттачивал свое мастерство, чувствуя, как оно становится все острее и тоньше. Изредка вспоминалась Люся — и это было хорошо. Настоящий художник должен испытать страдание, познать боль и горечь утраты. И Сеня страдал по возможности, готовясь перековать свои переживания в пылающие искренним чувством строки.
Стихов пока не было, но мастерство тоньшало и острело.
А время стояло или текло, туда ли, обратно или, может, как-то вбок — по своим подпространственным законам, не касаясь Сени совершенно. И совсем неизвестно было бы, сколько его уже утекло, если б в привольное Сенино житье не ворвалось то, что лишает окружающее однообразия, разрушает монотонность, рождает причинность и являет собой точку отсчета. В его жизнь ворвалось Событие.
— Ах! — услышал Сеня чей-то возглас и поднял глаза.
Перед ним стоял человек в космическом скафандре. Он показывал на Сеню толстым пальцем из сверхпрочного сплава и ахал:
— Невероятно! Абориген подпространства!
Сеня молча осмотрел гостя, потом сказал с легкой досадой:
— В чем дело, товарищ? Успокойтесь, пожалуйста, и объясните, что вам нужно.
— Невозможно! — разразился пришелец новой серией восклицаний. — Абориген разговаривает! По-русски! Неужели телепатия?!
Тут Сеня обиделся.
— Если я абориген, то ты... — и обозвал его нехорошим словом.
Любой мог запросто полезть на рожон, но пришелец не стал.
Он оказался выдержанным и рассудительным человеком. Заподозрив ошибку, гость умолк, а затем расспросил Сеню по-хорошему, что да как. Сеня рассказал чистосердечно. Что скрывать?
Не сказал только, где взял прибор. На всякий случай, чтобы Федора не подвести. И сам, в свою очередь, спросил, как пришелец сюда попал.
— О-о! — ответил пришелец. — Совсем недавно на Земле свершилось великое открытие. Федор Галахов пробил дверь в подпространство! Мне доверена честь быть первым человеком, шагнувшим в... — он взглянул на Сеню и примолк, потом огорченно добавил: — Выходит, я не первый?
— Ты не расстраивайся, — утешил Сеня, — я этих лавров не ищу. И никому не скажу. Только открой мне: много вас там еще?
— Кого? — не понял человек в космическом костюме.
— Ну вас. Первооткрывателей.
— Ага, — догадался мужчина. — Ведь мы тебе мешаем!
— Не без того, — признался Сеня. — Да чего уж там.
— Ты извини. Я тоже про тебя никому ничего не скажу, кроме наших испытателей, чтоб не докучали...