Бред. Разве об этом ему нужно думать сейчас, когда карьера висит на волоске?
И все-таки ясным и морозным субботним утром, чуть только рассвело, он встал с постели, быстро оделся и вывел машину из гаража. Для себя он сразу решил: если проехать будет трудно — сразу же вернусь в город и забуду об этой затее! Но на удивление дорога оказалась аккуратно расчищена, и машин почти не было. Спят все, наверное, с утра…
До камня Павел добрался быстро. Здесь ничего не изменилось — так же простиралось бескрайнее, гладкое, заснеженное поле и озеро виднелось вдали, ветер шуршал в камышах и чуть шевелил выцветшие разноцветные лоскутки на ветках кривой засохшей березы. Яркое зимнее солнце стояло высоко в небе, и снег сверкал в его лучах, словно бриллиантовая пыль. Но главное — камень выглядел таким же мощным и вечным, словно был здесь всегда и всегда останется.
У подножия его Павел снова заметил конфеты, мелкие деньги и какие-то побрякушки — нехитрые приношения от суеверных и простых людей, что до сих пор приходят сюда просить об исполнении своих желаний с наивной верой в чудо. Видно, недавно все это принесли… Даже фантики не успели размокнуть от снега.
Он бросил машину прямо на дороге, у того самого злополучного поворота, где недавно чуть не попрощался с жизнью, и пошел наугад через заснеженное поле.
Но напрасно Павел битый час бродил вокруг, пытаясь отыскать ту самую избушку. Он уже изрядно устал и замерз, но так и не нашел ничего похожего на жилье. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.
В машине он включил печку на полную мощность и принялся растирать замерзшие руки. Что ж теперь делать-то? Ответ напрашивался сам собой — бросить эту дурацкую затею и возвращаться обратно в Москву.
Но с другой стороны… Почему-то не хотелось так быстро сдаваться! Неужели зря ехал в такую даль? Может, расспросить кого-то из местных? Если Синь-камень известен в округе, кто-то должен знать и о странном отшельнике, который живет неподалеку. Другой вопрос — к кому обратиться?
Павел вдруг рассмеялся и стукнул себя по лбу ладонью. Ну да, конечно! Сторож-краевед из пансионата. Он-то много знал о Синь-камне и готов был поделиться с каждым, кто пожелает слушать…
Эх, дурак, дурак! Надо было порасспросить его поподробнее! Сейчас Павел искренне досадовал на свою недальновидность и невнимательность. Подумать только — почти всю свою жизнь он учился, пытаясь усвоить что-то новое. А как иначе, если все вокруг словно наперегонки делают то же самое — получают научные степени, сдают бесконечные экзамены и тесты, чтобы через силу переварить большой объем информации, успеть, захватить и удержать, заиметь очередной диплом и повесить его в рамочке на стенку…
А самое важное пропускают мимо ушей, мимо глаз, мимо сердца.
Но ничего, сейчас он поедет туда и выспросит все, что можно! Денег даст в конце концов… И пусть себе говорит бывший учитель, пусть вспоминает все до самого донышка, а он теперь будет умнее. Ни слова не упустит. Да и техника должна помочь. Даром, что ли, в навороченном телефоне последней модели есть диктофон? Раньше он им, правда, никогда не пользовался (все случая не было!), зато сейчас пригодится!
С такими мыслями он подъезжал к воротам пансионата. На этот раз они оказались заперты, пришлось долго стучаться. Видно, сегодня здесь никого не ждали… Наконец, раздался противный скрип и чуть приоткрылась маленькая калиточка.
— Ну, чё надо?
Перед ним стоял здоровенный красномордый мужик в черной вязаной шапочке, телогрейке и валенках. Ну и тип… В уголке рта как будто намертво прилипла замусоленная спичка, маленькие глаза смотрели недобро, и на одутловатом лице, украшенном трехдневной щетиной, ясно читалось пристрастие к дешевым, но крепким спиртным напиткам и застарелая нелюбовь к остальному человечеству. Вид у него был грозный, но, увидев перед собой прилично одетого человека на дорогой иномарке, он сразу осекся и переспросил уже тоном ниже:
— Чего хотели-то?
Павел растерялся. Он так ожидал увидеть своего давнего знакомца (хотя — какого там знакомца? Ведь даже имя спросить не удосужился!), что теперь не знал, как быть. Он улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка выглядела естественной и располагающей, и сказал:
— Здравствуйте! А как мне сторожа вашего найти? Ну, который пожилой такой, с усами?
— Петровича-то? — мужик выплюнул спичку. — А зачем?
Неужели придется объяснять этому чересчур бдительному стражу, зачем приехал? Еще на смех поднимет!
— Понимаете… На Новый год у нас тут корпоративная вечеринка была… — сбивчиво заговорил он.
— Забыли, что ль, чего? — оживился охранник. — Так это у горничных надо спрашивать. Хотя… — он задумчиво поскреб в небритую щеку, — тут пиши пропало. Поздновато спохватились.
— Да нет! Ничего я не забыл. Мне бы Петровича.
— Так нет его.
— Как нет? — удивился Павел. — Выходной сегодня?
— Совсем нет. Помер Петрович.
Вот это да! Последняя ниточка, что могла привести его к разгадке тайны, оборвалась. Павел сразу сник, и даже руки бессильно опустились.
— А от чего? Что с ним случилось?
— Да черт его знает… — протянул охранник. — Что я, доктор, что ли? Старый был, вот и помер.
Павел повернулся к машине. Похоже, вид у него был действительно жалкий, так что даже на лице у охранника мелькнуло что-то вроде сочувствия.
— А что надо-то? — спросил он вслед.
— Да теперь уже ничего.
И вот уже снова мелькает за окном автомобиля привычный однообразный пейзаж. Настроение было хуже некуда. Павел совсем упал духом. Как будто нарочно все складывается против него!
Теперь стало совершенно очевидно, что вся затея с поездкой в эту тьмутаракань изначально была полной глупостью. Только время зря потерял, а проблема как была, так и осталась. В понедельник придется идти на работу и отчитываться о результатах судебного процесса. Что он скажет? Отложили по независящим от него обстоятельствам? В принципе, это дело обычное, но как быть дальше? Новое разбирательство назначено на пятницу. И если проклятый приступ случится снова… Понятно. Прощай, работа, прощай, карьера, здравствуй, бедность!
Для меня деньги — бумага, для тебя — свобода,
На американскую мечту сегодня мода,
К этой мечте стремишься ты —
Работать роботом ради бумажной мечты!
Павел даже не сразу сообразил, откуда доносится этот хрипловатый, будто прокуренный голос, вычитыващий рэповый речитатив. Он подозрительно огляделся вокруг… И наконец понял, что это всего лишь радио!
— Без тебя знаю! — сердито проворчал он, но зачем-то сделал погромче. Тут вступил другой голос — женский, но с теми же издевательскими интонациями:
Тебе повезло, ты не такой, как все,
Ты работаешь в офисе…
Павел впервые задумался — а в самом деле, ради чего работает он сам, и его коллеги, и миллионы других служащих во всем мире? Все эти менеджеры, секретарши, копирайтеры, консультанты по развитию и прочие… Они каждый день приходят в свои офисы и развивают кипучую деятельность — пишут какие-то бесконечные бумаги, стучат по клавишам, с озабоченным видом снуют туда-сюда по коридорам и даже в сортире не расстаются с мобильными телефонами… И все — ради того, чтобы в конце месяца получить свою порцию «жабьих шкурок» и потратить их на еду, одежду, машины или развлечения, которые для них произведут другие люди. Те, кого «белые воротнички» от души презирают и считают полными неудачниками, «лузерами». А сами они свято уверены, что выполняют некую важную миссию, недоступную для простых смертных, что без них просто жизнь остановится, и раздуваются от гордости, чтобы потом превратиться в издерганные, нервные существа, живущие лишь для своей работы…
Кому это надо? И для чего?
Мысль была такая новая и непривычная, что Павел поспешил выключить приемник. Додумывать ее до конца почему-то было страшно.
А впереди уже показался крутой поворот возле Синь-камня — тот самый… Именно здесь в новогоднюю ночь он почувствовал, что машина больше не слушается руля. Фу ты, черт, даже во рту пересохло! Просто «дежавю» какое-то. Показалось, что педаль сцепления проваливается под ногой и через несколько секунд не миновать новой аварии. Павел зажмурился, изо всех сил ударил по тормозам…
Но ничего особенного не произошло, и машина покорно остановилась. Только вперед качнуло немного. Павел почувствовал, как по спине потекла холодная струйка пота. Ну нельзя быть таким неврастеником! Даже бомба дважды в одну воронку не падает.
Руки и ноги противно дрожали. Ехать дальше в таком состоянии, наверное, не стоило бы… Павел вышел из машины. Немного размяться, подышать свежим воздухом — и прочь отсюда! И так целый день потерял зря.
Погода заметно испортилась. Небо затянули тяжелые серые тучи, так, что солнца уже не было видно. И ветер поднялся… Скоро пойдет снег, засыплет эту чертову дорогу, так что надо выбираться побыстрее, если ему не улыбается перспектива застрять тут надолго.
Но почему-то он медлил. Сила, исходящая от Синь-камня, не отпускала его. Казалось, еще совсем немного — и он поймет что-то важное, может быть, самое важное в жизни. То, что знал старик в закопченной избушке и что пока было недоступно ему самому…
Павел вдруг крикнул что есть силы:
— Эй, дед! Отзовись! Хоть знак какой подай…
Ответом было завывание ветра. И вдруг — как чудо! — сквозь плотную пелену облаков сверкнул ослепительно-яркий солнечный луч. Он осветил Синь-камень, и серая громада засияла таким нестерпимым светом, что даже глазам стало больно. Павел стоял, не в силах пошевелиться. Больше не было ничего — ни времени, ни пространства, ни его самого… Только свет. Он как будто растворился в нем, стал его частью, и это ощущение было таким незабываемо-прекрасным! Все, что терзало и мучило, слетело, как ненужная шелуха, и проклятые вопросы больше не требовали ответа — такими мелкими и незначительными они казались по сравнению с этим светом — мудрым, добрым и вечным, как сама Вселенная. Потом только во сне иногда ему случалось пережить нечто подобное, и каждый раз он просыпался счастливым. Никому, даже самым близким и любимым людям, он не мог объяснить — почему. Словами этого не выразить.