Марьяна чуть прикусила губу. Конечно, надо было бы гордо отказаться, но как хочется нырнуть в теплое нутро машины! И чтобы за рулем был кто-нибудь другой. Холодно, и ноги уже болят от каблуков… При одной мысли, что придется еще идти до метро, ехать в набитом вагоне и потом добираться до дома темными дворами по гололеду, ей стало грустно. Проклятые сапоги! Зачем ей приспичило надеть сегодня именно их?
— Ну хорошо! — поколебавшись немного, она все-таки села в машину.
Они медленно ехали по сияющей огнями Тверской, и город открывался им навстречу, словно шкатулка с драгоценностями. Сейчас он казался таким нарядным, праздничным… И немного таинственным, как будто давно знакомые места видишь впервые в жизни.
Возле Пушкинской площади показалась огромная пробка. Похоже, тянется она до Белорусского вокзала, и дальше будет не легче. Ну, да, конечно, самое время…
Люди возвращаются с работы, и простоять придется немало. На метро бы вышло гораздо быстрее.
Марьяна вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется есть. Она вспомнила, что не успела пообедать сегодня, и под ложечкой засосало еще сильнее.
Павел как будто угадал ее мысли.
— Знаете что? Я тут подумал: если уж быстро нам не добраться, так может, лучше провести время с пользой? Давайте поедем, посидим где-нибудь немного, поужинаем? Тут поблизости есть неплохое местечко. Честно говоря, я проголодался! А вы?
Марьяна хотела было сказать, что время уже позднее, что ей надо домой, но почему-то слова застыли на губах. Она кивнула.
— Хорошо… Только ненадолго!
Павел свернул в какой-то переулок, и через десять минут они уже сидели в маленьком уютном ресторанчике. Народу здесь было немного, играла тихая приятная музыка, и на столах горели маленькие свечки. Самая что ни на есть романтическая атмосфера! Но Павел с Марьяной почему-то чувствовали себя неуютно.
Павел нервно перелистывал меню, словно на этих закатанных в пластик страничках надеялся прочитать что-то важное. Он делал вид, что никак не может выбрать еду, но на самом деле — судорожно подыскивал тему для разговора. Нужно быть легким, остроумным, поддерживать непринужденную беседу, поразить ее интеллектом, но разговор почему-то не клеился.
Он, наверное, в десятый раз спрашивал, умеет ли Марьяна кататься на горных лыжах, и чувствовал себя полным идиотом. А о чем еще говорить? О книгах? Он и забыл, когда в последний раз читал что-нибудь, кроме комментариев к Гражданскому кодексу и пленумов Верховного Суда. О фильмах? В кино ему ходить некогда, по телевизору крутят сплошные сериалы для домохозяек, а взять в прокате что-нибудь из новинок на DVD как-то руки не доходят. Что еще? Отдых, путешествия? Так он еще нигде не был, и все эти Канары с Куршевелями для него просто точки на карте.
«Надо бы, наконец, хоть загранпаспорт оформить!» — вспомнил Павел и хотел было уже потянуться за ежедневником, чтобы записать визит в ОВИР в список неотложных дел на следующий месяц, но как-то постеснялся. К тому же в свете последних событий не факт, что загранпаспорт ему скоро понадобится…
Марьяна молчала. Она волновалась — как там Найда? Не скучает ли одна? Может быть, она проголодалась? Или просто сидит у двери, неотрывно смотрит и ждет, ждет, ждет — совсем как тогда, у магазина? Как только она придет домой, рыжий мохнатый комок вылетит навстречу и будет исполнять вокруг нее радостный танец под названием «наконец-то пришла хозяйка». Так что же она делает здесь? Почему сидит рядом с симпатичным, но совершенно чужим человеком и не находит в себе сил, чтобы встать и уйти?
По лицу ее было видно, что она скучает и, может быть, даже жалеет о том, что пришла сюда.
«Вот пень! — ругнул себя Павел. — Привел девушку, а развлечь не смог. Ну не о тряпках же с ней говорить!»
Только когда к столику подошел официант, стало немного легче. Изъясняться названиями блюд Павел еще не разучился… Неприятно кольнула мысль — а что, ведь еще немного — и любая беседа людей его круга будет состоять из перечисления того, что можно съесть, выпить, надеть на себя, немногих междометий для выражения отношения к описываемым предметам, ну, и еще, пожалуй, профессиональной терминологии… Тут и Эллочка Людоедка с ее лексиконом в тридцать слов могла бы считаться почти интеллектуалкой! Ну, во всяком случае, вполне адекватной особой — если бы выучила названия модных брендов.
— Значит, мне что-нибудь легкое — ризотто, куриную печень в сливочном соусе с шампиньонами…
Павел от души пожалел, что нельзя заказать хорошего красного вина или немного коньяка. Глядишь, и прошла бы эта проклятая скованность… Но за рулем — нельзя. Он вздохнул и добавил:
— Ну, и еще — свежевыжатый сок. Апельсиновый. А вы, Марьяна, что будете?
— Я? Ничего. Мне, пожалуйста, только кофе. Что-то есть совсем расхотелось.
Павел заметил, что Марьяна заметно нервничает и все чаще украдкой поглядывает на часы.
— Вы спешите?
Она кивнула.
— Н-немного.
В ее ответе не было ничего особенного, но Павел сразу загрустил. Спешит она… Ну, да, конечно! У такой женщины обязательно кто-нибудь есть.
— Вас ждут? Муж, дети или…
Она чуть улыбнулась и покачала головой.
— Нет! У меня собака. Найда.
— Собака?
Павел не смог скрыть удивления. Всего лишь собака, а она так переживает!
Марьяна смутилась и стала сбивчиво объяснять:
— Понимаете, она еще ребенок, то есть щенок, а ее однажды уже бросили, и теперь она боится оставаться одна надолго. Она плачет, почти как человек, а когда я прихожу — так радуется! Она у меня вообще умница, все слова понимает и даже настроение чувствует…
Она говорила и говорила, и лицо ее светлело, на губах играла улыбка, а глаза сияли так, словно она не о собаке говорит, а о любимом ребенке. К братьям нашим меньшим Павел всю жизнь был совершенно равнодушен, но сейчас почему-то обрадовался.
— Хорошо! Так бы сразу и сказали. Давайте я вас отвезу. Официант! Отмените заказ, мы уходим.
Потом они ехали в машине и болтали просто так, ни о чем. О погоде (какая странная выдалась зима в этом году!), о музыке (выяснилось, что обоим нравится Карлос Сантана, а техно они на дух не переносят), о том, как Марьяна подобрала Найду у магазина… Павел не уставал удивляться. Неловкость и скованность испарились без следа, и теперь он чувствовал себя так, будто знает ее всю жизнь. Казалось, рядом с ним сидит совсем другой человек — вовсе не Снежная королева, а, наоборот, веселая и общительная девушка.
— Вот и мой дом! Приехали. У второго подъезда высадите меня, пожалуйста.
Павел кивнул. Было очень жаль, что доехали так скоро и сейчас придется расстаться, но что поделаешь! Как галантный кавалер, он вышел из машины и распахнул перед ней дверцу.
— Пр-рошу вас, мадам!
Марьяна царственным жестом оперлась на его руку. Все-таки приятно, очень приятно, когда за тобой так ухаживают, и он милый. Провожать ее было вовсе не обязательно! До подъезда всего несколько шагов, а потом останется только попрощаться и поблагодарить за приятный вечер и, может быть, помахать вслед. А жаль, право, жаль!
Но все вышло совсем иначе. В том, что случилось дальше, наверное, виноваты тонкие высокие каблуки… Или гололед… Или просто звезды так сошлись на небе.
Марьяна наступила на край обледеневшего тротуара, поскользнулась и потеряла равновесие. Павел успел подхватить ее, и на секунду она оказалась в его объятиях. Он совсем близко увидел ее лицо — глаза, что казались такими огромными в полумраке улицы, освещенной лишь тусклыми фонарями, высокие скулы, нежную кожу и губы, такие яркие… Словно ток пробежал по всему телу от макушки до пяток. Хотелось сжать ее в объятиях еще крепче, почувствовать ее губы, ее кожу, ее всю…
От таких мыслей кинуло в жар. И брюки как-то сразу стали тесными и неудобными. Он сразу же смутился, отнял руку, но было уже поздно. Как будто некая незримая, но прочная нить уже протянулась между ними, и разорвать ее было бы больно почти физически.
Марьяна, кажется, чувствовала то же самое. Она посмотрела ему в лицо, улыбнулась и неуверенно, будто смущаясь, предложила:
— Может быть, вы хотите выпить кофе? Можно подняться ко мне…
— Кофе? Да, это было бы замечательно.
Он так ухватился за эту простую мысль, как будто о чашке кофе мечтал всю свою жизнь.
В лифте они молчали и старались не смотреть друг на друга, словно двое подростков, что встречаются украдкой, пока мама с папой на работе. Павел и сам удивлялся — с чего бы это? Ведь оба они давно не дети и ясно, что означает такое приглашение в поздний час, так откуда этот пыл и жар семнадцатилетних? Откуда смущение, и робость, и страх что-то сделать не так?
Может быть, просто у влюбленности возраста нет, и каждый раз это происходит впервые?
Двери лифта распахнулись перед ними.
— Вот сюда, направо!
Марьяна возилась с дверным замком, а Павел смотрел ей в спину, видел тонкую белую шею, казавшуюся такой нежной и беззащитной, завиток золотистых волос — и просто млел от нежности.
Когда он перешагнул порог, его сразу же поразила атмосфера в доме. Веселые обои в цветочек, деревянная мебель, какие-то куклы, и из кухни пахнет чем-то вкусным, даром что хозяйка целый день на работе… Но главное — тут было ощутимо тепло, и не только от батарей. Павел сразу почувствовал себя легко и свободно, как будто здесь его давно ждали.
Из комнаты вылетел рыжий мохнатый комок с длинными болтающимися ушами и радостно запрыгал вокруг Марьяны.
— Ну, тише ты, тише! — смеясь, приговаривала она. — Ты меня с ног собьешь! Понимаю, что соскучилась, но что о нас гость подумает? Познакомьтесь. Это Найда.
Идея быть представленным собаке показалась Павлу забавной. Он присел на корточки и церемонно протянул руку.
— Очень приятно, Найда! Много о вас слышал.
Найда обнюхала гостя и вполне дружелюбно завиляла хвостиком. Потом подумала немного, села и важно протянула лапку.
— Вот молодец, — похвалила ее Марьяна, — надо быть вежливой собакой! А вы проходите, сейчас будем чай пить. Для кофе уже, наверное, поздновато.