Павел направился было вслед за ней на кухню, но тут его внимание привлекли картины — акварели в рамках, развешанные по стенам. Вроде бы ничего особенного — цветы, птицы, бабочки, но было в них что-то особенное! Казалось, что даже цветы улыбаются, хотелось стоять и смотреть на них подольше…
— Скажите, Марьяна… Чьи это картины?
— Картины? — она как будто смутилась. — Вам они нравятся?
— Да, очень. Я, конечно, в живописи мало что понимаю, но — очень! Смотришь — и смотреть хочется.
— Это я рисую… Иногда, — она улыбнулась, зарделась румянцем и показалась еще милее.
На кухне Марьяна поставила чайник, достала из шкафчика какое-то печенье, поставила на стол белые чашки с веселым цветочным рисунком… Как будто сам собой на столе появился пирог с румяной корочкой.
— Вчера испекла, — улыбнулась Марьяна. — Испекла, а есть некогда было. Попробуйте, это вкусно!
И правда было очень вкусно. Нежный бисквит просто таял во рту. Он вмиг умял три куска и потянулся было еще за одним, но в последний момент остановился. Как-то неудобно стало.
Они сидели за столом и болтали, чайник пришлось ставить уже два раза, и Найда суетилась у ног, выразительно заглядывая в глаза. Павел посмотрел на часы. Ничего себе, почти одиннадцать! Быстро же пролетело время… Уходить отсюда ему совершенно не хотелось, но и остаться было невозможно. Марьяна — это ведь не девчонка из клуба, из тех, с кем легко провести ночь — и наутро забыть даже имя! Очень хотелось обнять ее, зарыться лицом в волосы, прижаться губами к губам, почувствовать их на вкус, но страшно было — а вдруг она обидится? Лучше, наверное, не форсировать события.
Он отставил недопитый чай и поднялся из-за стола.
— Наверное, мне пора. Спасибо большое за этот вечер.
— Да, конечно…
Лицо ее вмиг погрустнело. «А ведь она тоже не хочет, чтобы я уходил! Но виду, конечно, не покажет, не сделает ничего, чтобы удержать. Черт, проклятые условности…»
Найда подошла к хозяйке и выразительно заскулила.
— Она, наверное, гулять хочет! — спохватилась Марьяна. — Если подождете минутку, я и ее выведу, и вас провожу заодно!
— Конечно, подожду! — обрадовался Павел.
— Сейчас, я только переоденусь.
Она скрылась за дверью спальни. Павел сидел на диване в гостиной, и Найда села у его ног так доверчиво… Почему-то было приятно, что она сразу его признала.
Он почесывал собачку за ухом и только усилием воли заставлял себя не думать о том, что сейчас Марьяна снимает юбку, расстегивает пуговки на блузке… На секунду он представил, какая она без одежды — и аж зажмурился от нахлынувшего желания.
Павел отогнал прочь эти мысли. Все в свое время. Сейчас главное не испортить ничего, не обидеть ее, чтобы Марьяна часом не приняла его за сексуально озабоченного идиота, а там… А там — все будет.
Сейчас он твердо в это верил.
— А вот и я!
Марьяна вышла в джинсах, полосатом свитерке, волосы завязаны в хвостик, на лице ни грамма косметики… Такая домашняя, простая, Павлу она неожиданно понравилась больше, чем в офисном костюме с укладкой и тщательно наведенным макияжем. Просто на школьницу стала похожа.
— Пойдемте?
— Что? Ах, да, конечно!
Павел встал, и, пока он надевал в прихожей пальто, Найда вертелась под ногами, всем своим видом выражая предвкушение прогулки. Она даже улыбалась — так, как только собаки умеют.
На улице было морозно и снег искрился в свете фонарей. Они дошли до маленького скверика, и Марьяна отстегнула поводок.
— Гуляй, Найда!
Дальше началось что-то непонятное. Павел и сам не понял, как вышло, что они с Марьяной вдруг расшалились, как дети. Он и не знал, что можно вот так беззаботно бегать по снегу, швырять друг в друга снежками, вязнуть в сугробах, смеяться… Найда с удовольствием разделяла общее веселье, носилась вокруг, радостно лаяла, и длинные уши болтались чуть не до земли.
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Скоро все изрядно устали и замерзли (а Павел и ботинки промочил, но не сразу это заметил), и даже Найда притомилась и тяжело дышала, свесив на бок розовый язык. Стало понятно, что пора возвращаться.
Но когда Павел направился к своей машине, Найда решила проявить характер. Она словно не хотела его отпускать, рвалась вслед, а потом уперлась всеми четырьмя лапами и нипочем не хотела идти домой. Марьяна взяла ее на руки, но собачка все равно упорно пыталась освободиться и смотрела таким взглядом, как будто хотела сказать: ну почему ты уходишь?
— Найда, что же ты за непослушная собака? — выговаривала ей Марьяна. — Пойдем домой, поздно уже!
— Давайте я вас провожу! — предложил Павел.
— Мы вас, наверное, задерживаем… Даже неудобно!
— Ничего! Это был хороший вечер. Неожиданный… Но хороший. Так что пойдемте.
И вот он снова оказался в прихожей Марьяниной квартиры. Кажется, все… Девушка и собака благополучно доставлены, время позднее, дольше задерживаться поводов нет.
— Ну, спокойной ночи!
Марьяна стояла, держа на руках собаку. Она молчала, но ее взгляд он чувствовал на себе почти физически. Он уже повернулся к двери, когда она тихо сказала ему вслед:
— Не уходи…
Глава 17«По собственному желанию»
Уже на улице погасли тусклые фонари и ночная темнота вот-вот сменится серыми предрассветными сумерками, а Павел с Марьяной все никак не могли оторваться друг от друга. Спать им сегодня не пришлось вовсе. Даже совершенно обессиленные, опустошенные, они лежали, тесно прижавшись, словно не хотели расстаться ни на минуту.
«Три вещи есть недоступные мне и четвертую я не постигаю — путь стрелы в небе, корабля в море, змеи на скале и путь мужчины к сердцу женщины», — сказал когда-то Соломон Премудрый — и ведь прав, прав был старик! Сотни и тысячи лет прошли с тех пор, люди научились летать в космос и расщеплять атом, но никто еще не постиг тайны волшебного мига, когда двое становятся как одно целое.
И даже не в сексе тут дело, хотя такой ночи давным-давно уже не было… А может, и вовсе никогда в жизни. Главное — совершенно в другом. Редко, очень редко происходит между мужчиной и женщиной чудо узнавания, когда чувствуешь каждой клеточкой и кровинкой, что рядом — твой человек, может быть, единственный в мире.
Так (или примерно так) думал Павел, лежа в широкой кровати на скользких шелковых простынях. Пожалуй, только они и портили удовольствие… Неудобные какие-то, холодные.
Голова Марьяны лежала у него на плече, так доверчиво, что он даже пошевелиться боялся.
Но всему приходит конец. Резко улюлюкнул будильник на тумбочке у кровати. Марьяна сразу как-то вся встрепенулась, очнувшись от забытья, встала и потянулась за часами. В сумраке она была как античная статуя — белизна кожи, нежные, чистые линии… Павел невольно залюбовался ею.
— Марьяна… Какая же ты!.. — выдохнул он.
— Нет, не Марьяна. Вообще-то меня Надя зовут.
Она обернулась, смущенно улыбаясь, и откинула назад пряди длинных волос.
Впервые за много лет она назвалась этим именем. И ей казалось, что теперь так — правильно.
— А почему — Надя? — удивился Павел.
Это имя, такое простое и обычное, почему-то понравилось ему гораздо больше.
— Ну, это долгая история. Когда-нибудь расскажу тебе — если захочешь. А сейчас… — она посмотрела на часы, — пора вставать, между прочим.
— Не рановато ли?
Очень хотелось задержать блаженный покой хоть ненадолго. Как в детстве, когда надо вставать в школу, а ты натягиваешь на нос одеяло: «Ну минуточку… полминуточки!»
— В самый раз! Еще Найду вывести надо.
Ах, да, конечно. О собаке он как-то позабыл, а она уже ходит вокруг, тычется мокрым холодным носом в ноги хозяйке и жалобно поскуливает.
— Ладно, я сам! — Павел сел на кровати.
У Марьяны на лице отразилось сомнение. Видно было, что она опасается доверить ему свое хвостатое сокровище. Наконец, она спросила:
— А может, давай вместе?
— Ну, давай! — улыбнулся Павел. — И правда, так даже лучше.
В ранний час улица была еще безлюдна и тиха. Скоро, совсем скоро заспешат на работу вечно озабоченные служащие, мамы поведут детишек по садикам, школьники потянутся на занятия… Но пока — никого, только сонный таджик в оранжевом жилете скребет тротуар огромной широкой лопатой, Солнце только-только встало, и на снегу играют нежные, чуть розоватые отблески.
Павел с Марьяной (или Надей?) медленно шли по бульварчику, среди старых деревьев, запорошенных снегом, сверкающим, словно новогодняя мишура. Собачка вышагивала ужасно гордо, словно ей нравилось гулять в такой компании, и поминутно оглядывалась, точно хотела убедиться — тут ли они? Никуда не потерялись? Марьяна взяла его под руку, и Павел как-то сразу приосанился, походка стала увереннее. Странное это все-таки чувство, когда ты уже не один!
Жаль только, что прогулка получилась такая короткая. Домой возвращались почти бегом, потом Надя жарила яичницу с помидорами. В розовом халатике, ненакрашенная, она была такая домашняя, теплая, своя…
Он не выдержал — подошел к ней сзади, обнял, зарылся лицом в пушистые светлые волосы. Она отстранила его:
— Садись, ешь, а то на работу опоздаем!
Да будь она неладна, эта работа! Павел покорно сел к столу, подцепил на вилку кусок… Кажется, за всю жизнь не ел ничего вкуснее!
Надя убежала наводить красоту и через несколько минут вышла такая, какой он привык видеть ее раньше — в строгом костюме, собранная, деловая…
Только сегодня румянец у нее на щеках был не из косметички да глаза сверкали особенным блеском.
— Давай собирайся, пора уже! — торопила она, и Павел, на ходу дожевывая завтрак, покорно пошел к двери. Он поскреб ладонью щеку и подумал, что неплохо бы побриться, но теперь это, пожалуй, уже не имеет никакого значения.
По дороге к офису Павел с Марьяной попали в пробку. Кругом сигналили машины и нервные водители изо всех сил пытались пролезть вперед, втискиваясь в любое, даже самое узкое пространство между автомобилями, но ему было совершенно все равно — в первый раз, наверное. Тепло, сухо, на голову не каплет, и любимая женщина сидит рядом… Что еще человеку надо?