— Сегодня пятница — джинсовый день, дружище, — сказал он.
Затем сел на диван рядом со мной, в повисшей тишине сложил журналы после моего прочтения в геометрическом порядке на кофейном столике, а потом откинулся на белую кожу дивана, положа руку мне за спину.
Я сказал, что его выпуск ежемесячного «Перевода бинарного файла» был, наверное, самым скучным документом, который я видел в своей жизни. Он ответил:
— Ну а что, если бы на самом деле это была подшивка писем с форума «Пентхауса», зашифрованная под что-то столь скучное и тупое, что никто и не понял бы, что это на самом деле. Представь себе кодировочную систему, которая преобразовывала бы слова «Я второкурсник в маленьком колледже на Среднем Западе» в «Не соответствует требованиям Конвенции ВТО по диапазону частот». Это было бы величайшим изобретением шифровального гения с тех пор, как военные США использовали индейцев навахо, чтобы те открыто говорили по радио о совершенно секретных операциях на своем родном языке.
Затем он замолчал и замер, а присутствие его руки позади меня было жутко теплым. Моя поза сделалась напряженной. Сценарий казался очевидным, как и вся эта ситуация. Я чувствовал себя учителем-янки на диване в голливудском кастинге. Он сказал мне:
— Мне нужно попросить тебя о чем-то важном, дружище.
И я подумал: «О Боже, вот оно… Сейчас на меня будет совершено нападение».
Тут он снял свою футболку, я пытался оставаться невозмутимым в этой ситуации, хотя, честно говоря, порядком струхнул, так как Итен вообще-то не… э-э… в моем вкусе. Он прочитал мои мысли и сказал:
— Не дури, я не собираюсь на тебя запрыгивать, но я собираюсь попросить тебя об услуге.
— О?
— Остынь, это не та услуга. — Снятая футболка открыла торс средней накачанности. — Видишь, я не Тодд, — сказал он и повернулся, и я, стыдно признаться, открыл рот от изумления.
В таком ракурсе я увидел его спину, покрытую стягивающими повязками, засохшей кровью и марлевыми бинтами. Она выглядела так, словно к коже в полном беспорядке было привязано несколько использованных запачканных подгузников.
— Дело в этом… в этих.
Я воскликнул:
— Итен, в чем, черт возьми, дело? Ты попал в аварию? Боже правый!
— Аварию? Если бы… озон… сандвич с болонской колбаской, который я съел в третьем классе… лишний час, проведенный перед построенным русскими видеотерминалом. Но это часть меня, Дэн… ущерб… что бы, черт побери, это ни было. Это воспалившиеся родинки. Может, это навсегда, ну а может, и нет.
Я пытался отвести взгляд, но он сказал:
— Черт, это так оскорбительно. — Вскочил, сел передо мной на журнальный столик и стал тыкать повязками мне в лицо. И тогда я посмотрел и был потрясен этой биомассой хлопка, пластика и телесных жидкостей, впившихся в его тело. Я ничего не сказал.
— Дэн? — спросил он.
— Да…
— Ты должен снять их с меня.
— Да?
— Больше нет никого, кто сделал бы это для меня. Ты знаешь, Дэн?
— Нет никого?
— Никого.
Я поглядел еще, и он сказал:
— Доки выкорчевывали их из меня, словно дерн на тринадцатом проходе неделю назад. И ни один из вас, тупых придурков, ни разу не потрудился спросить, почему я хожу к дерматологу. Никто не спрашивал, и мне некому было рассказать.
— Господи, Итен, мы думали ты ходишь к дерматологу по поводу своей перхоти.
— У меня перхоть?
— Да, м-м-м, ничего сверх обычного.
Я прикоснулся к повязкам, они оказались хрустящими, как кукурузные хлопья.
— Так ты сказал, что у меня перхоть?
— Итен, обсуждать неполадки в теле — это как обсуждать зарплаты. Так не делают.
— Ладно. Можешь просто снять их? Все зудит. Все болит.
— Да, конечно.
Он сходил на кухню и вернулся с бутылкой раствора перекиси водорода, растирочным спиртом и разорванными на полоски старыми футболками. Итак, он сидел на журнальном столике, а я снимал один кровавый кусок за другим, срезая их с его спины и стаскивая лоскутки, ужасаясь тому, как много его удаляется при этом.
Мы разговаривали. Он сказал, что восхищается тем, как далеко продвинулась дерматология за последние десять лет.
— Они практически могут вставить маленькую видеокамеру в твое тело, и доктор скажет тебе: «Вот как видит мир ваш прыщ» — а из прыща выглядывает камера.
Я спросил у него, какой ему дают прогноз, и он ответил:
— Тш-ш-ш, дружище, просто во мне поселился дьявол, но будем надеяться, что он уже исчез.
В конце, после того как весь пластик, хлопок, запекшаяся кровь и лохмотья были удалены, его спина выглядела как сшитые вместе кратеры на Луне, фиолетовые и опухшие. Я взял маленький фен и посушил швы, а когда выключил его, шум был каким-то оглушающим; Итен все так же сидел там, сгорбленный и вздыхающий, мне стало его жаль — никогда не мог бы себе представить это чувство по отношению к Итену. Я сказал:
— Дьявол в тебе, дьявол во мне, — и обхватил его так осторожно, как только смог.
Он застонал, но это был не сексуальный стон, а стон человека, нашедшего нечто ценное, что он считал потерянным навек.
Мы легли на диван, я обхватывал его грудь сзади, его дыхание становилось глубже и медленнее, и он сказал:
— Вы с Карлой практикуете шиатсу, да?
— Да, мы практикуем. Но у тебя в данный момент многовато швов.
Я рассказал ему о теории Карлы о теле и хранении памяти. Он засмеялся и вскрикнул:
— О! Боже, швы болят, — а потом сказал: — Ну, если это так, то считай меня «ПауэрБуком», который уронили на мраморный пол с балкона десятого этажа.
Я сказал:
— Не смейся над собой. Твое тело — это тоже ты,
Я чувствовал, как будто мне нужно сейчас исцелить его, а иначе что-то навсегда покинет Итена, поэтому прижал его покрепче.
— Карла рассказывала мне, что в других культурах грудь часто считается месторасположением мыслей. Вместо того чтобы хлопать себя по лбу, когда что-то забываешь, они хлопают себя в грудь.
Итен сказал:
— Наверное, если начать в достаточно юном возрасте, то можно считать и пальцы на ногах вместилищем мыслей. Если попытаешься вспомнить что-то, будешь чесать пальчики на ногах.
Я сказал, что это возможно.
А потом я просто держал его. А потом мы оба уснули, и это было шесть часов назад. Я все думал об этом и понял, что Итен пал жертвой Вакуума. Он спутал награду с целью, он не осознает, что есть более глубокая цель и альтруистская сфера желаний технологий. Он потерян. Он не соотносит привилегию с ответственностью, богатство с моралью. Я чувствую, что моя обязанность помочь ему найтись. Это моя работа, моя задача, мое бремя.
Я машина Билла
Возможно, самая большая машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Возможно, самая богатая машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Возможно, самая мощная машина из всех, которые когда-либо будут построены.
Воспитанный на автомобилях-универсалах. Диагонально выстроенные парковочные места в торговом центре в Нортгейте.
Однажды в детстве я ехал на заднем сиденье седана по Интерстейт-5 и, выглядывая из окна, увидел свой город у моря, которому снятся самолеты и леса, металл и рок-баллады… лучшая жизнь. Золотое солнце падает на город, который жаждет большего, по глади золотой воды разбросаны парусные лодки.
Карманные калькуляторы Тапочки
чизбургеры «Датсун»
Вызов новизны
Мультфильмы в субботу утром программы переработки плачущие индейцы.
Ты думаешь, что можешь жить без меня, но только попробуй.
Ты хочешь картинок лучшего завтра, я накормлю тебя ими.
Ты мечтаешь о мире, в котором твое «эго» не растворится.
Я архитектор арены.
Пересмотри свои взгляды на то, что, по твоему мнению, спасет тебя от будущего, стерилизованного от прогресса.
4Момент истины
Понедельник
Мы все придумали себе титулы, которые будут написаны на визитках, разработанных Сьюзан.
Баг: «Информационный Листвосдуватель».
Тодд: «Личный Тренер».
Карла: «Кто может включить мир улыбкой?»
Сьюзан: «Ее звали Рио».
Я: «Вождь Тусовки».
Итен: «Ликвидный Инженер».
Майкл: «Тебя Это Засасывает».
Мы пустились в споры о слове «ботаник». Зануда — это теперь, конечно, уже комплимент, но насчет ботаника мы пока не уверены. Мама спросила у меня:
— А в чем разница между ботаником и занудой?
Я ответил:
— Все намного сложнее, чем кажется. Разница едва уловима. Инстинктивна. Я думаю, что термин «зануда» подразумевает востребованность работодателями, в то время как быть ботаником не обязательно означает, что твои таланты на 100 процентов продаваемы. Статус зануды предполагает богатство.
Сьюзан сказала, что зануд обычно считают неудачниками в школе за то, что у них нет жизни, а впоследствии отсутствие жизни становится символом статуса.
— Никогда раньше общество не воздавало должное таким, как они. Теперь же все то, из-за чего твои сверстники в пятнадцать лет хотели пнуть тебя под зад, становится модным, когда смешивается с наличными. Ты можешь слушать «Раш» на автомагнитоле в своем «феррари» по пути в хорошенькое место в Иль-Форнаио и при всем этом носить джинсы!
Тодд, что неудивительно, добавил:
— Сейчас наступила та финальная стадия, когда, как сказал Бог, кроткие наследуют землю. Случайно ли, что слова «кроткий» и «занудный» в английском языке рифмуются? Думаю, нет. Дифтонговый случай.
Мама воскликнула:
— Ох, детки! Наверное, я просто не в петле.
«Быть в петле» — самое модное выражение года. Остается всего три недели, пока эта фраза не станет устаревшей, прямо как компьютер «Эппл Лайза». Язык — та еще технология.
Весь день Майкл мычал себе под нос припев из песни «Дорога в никуда» группы «Говорящие головы». Я попросил его спеть что-нибудь более оптимистичное. Эпидемия гриппа оставила всех нас в полном упадке сил. Или Майкл знает об «И