Творите миры вместе с…
«Ооп!»
Сюр, конечно.
На закате мы собрались всей командой, выключили спортивный канал, положили в камин две упаковки искусственных поленьев из супермаркета и стали всю эту инфу пережевывать (ну, а Мишка в это время пережевывала коробку из-под Windows NT). Мы чувствовали себя героями картины Магрита.
Суть была ясна. Как выразился Эйб, «это виртуальный конструктор лего, система 3D-моделирования с почти неограниченным потенциалом».
— Идея такая заманчивая, что устоять невозможно. Как перед кучей зерна с надписью «Бесплатный птичий корм» в старом мультике про земляную кукушку, — сказал Баг.
Сьюзен заметила:
— А может, это «морская обезьяна». Сейчас интересно, но когда приедем, нас встретит жестокое разочарование.
— Сомневаюсь, — возразил Баг. — Майкл — гений. Мы все это знаем. И описание впечатляет.
— Вы только подумайте, — подхватила Карла, — из обычного лего можно построить в двух или трех измерениях почти все. А если этот продукт станет новым стандартом трехмерного моделирования?
Мы молча кивнули.
Больше никто ничего не сказал. Мы смотрели на огонь и думали.
Позвонила мама. Осваивает баттерфляй — в шестьдесят лет!
Вечером, за час до отбоя (у меня, как всегда, сна ни в одном глазу), Карла опять заговорила на свою любимую тему, о теле.
— В детстве у меня был такой период, когда я хотела быть машиной. Наверное, у всех в наше время бывают разные периоды: увлечение «Властелином Колец», теориями Айн Рэнд[40]… А я совершенно серьезно не хотела быть из плоти и крови. Мечтала стать «точной технологией». Слушала Kraftwerk и «Машины»[41] Гэри Ньюмана.
Она замолчала, потом озабоченно спросила:
— Дэн, у тебя нога дергается? Давай вылечу…
[Вставьте сюда массаж стопы.]
— Это было десять лет назад. Само желание давно пропало. Но года четыре назад, когда я летом гостила у родителей, в Макминнвилле, мое тело опять как будто превратилось в машину. Солнце светило очень ярко. Я гуляла по яблоневому саду, и вдруг у меня страшно заболела голова. Она раскалывалась так, словно меня укусила оса. Начало тошнить. Я ушла в дом и спустилась в подвал, чтобы остыть. Меня вырвало прямо на цементный пол между стиральной машиной и сушилкой. А потом отнялась левая рука. Я потеряла сознание и три часа провалялась на стопке белья. Папа очень испугался и отвез меня в город на обследование мозга, чтобы проверить, нет ли признаков инсульта, тромбоза и так далее. Меня нашпиговали всякими изотопами, и я стала в буквальном смысле частью системы из тела и машины. Мое тело излучало радиацию. Его вставили, как топливный стержень, в аппарат для сканирования. Я помню, что сказала себе: «Вот как это — чувствовать себя машиной!» Я не боялась смерти, мне было скорее любопытно. И приятно, что на несколько минут я перестала быть человеком.
— Так был тромб? — спросил я.
— Нет. Обычный солнечный удар. Чувство, что я машина, быстро испарилось. Но после этой истории я решила, что надо срочно изучить свое тело. Вот, — сказала она и провела ногтями по внутренней поверхности моих предплечий.
Я вздрогнул от удовольствия.
— Как ощущение?
— Глрмр…
— Я так и знала. У людей, которые много печатают, предплечья и плечи часто очень эрогенны. Теперь поцарапай ты меня.
Я подчинился. Мы царапали друг друга, и мне пришло в голову, что это похоже на брачный ритуал животных африканского вельда из документального фильма о природе.
— Конечно, — продолжала Карла, — тебе надо всему этому научиться, чтобы делать мне такой же массаж.
— Курс для начинающих? Записываюсь!
— Дэниел…
— Да?
— Тебя когда-нибудь обнимали по-настоящему?
— Любишь ты странные вопросы! Как это «по-настоящему»?
— Я сказала, что хотела. Так да или нет?
— Ну, м-м-м… — я задумался. — Нет.
— Я так и знала.
Завидую умению Карлы говорить то, что приходит в голову. Она бесстрашно исследует свои теории и неврозы и уверена, что самопознание даст ответы на все. Чем больше я это замечаю, тем больше ею восхищаюсь.
Мы немного полежали «ложечками». Потом Карла заговорила:
— Помню, в детстве, еще в школе, нам рассказывали, что в организме человека содержится столько углерода, что можно сделать две тысячи карандашей. Кальция — на тридцать кусочков мела, железа — на один гвоздь. Нашли что говорить детям! Лучше бы сказали, что наше тело может превратиться в алмазы, кубки, чашки и воздушные шарики.
— И в дискеты, — добавил я.
СРЕДА
Мы ели печенье и прыгали на батуте. Уже похолодало, изо рта шел пар. Все нацепили какие-то обноски, потому что был день стирки, да еще и махали руками как пугала. Почему мы так бездарно обращаемся со своим телом?
Баг разглагольствовал про лего.
— Знаете, что меня особенно бесит? Сегодняшним детям, которые хотят поиграть с лего, уже не нужно напрягать воображение. Например, купили им набор «Автомобиль». Раньше, бывало, открываешь коробку, и оттуда вываливается пятьдесят деталей, из которых надо собрать машину. А теперь открываешь коробку — машина. Готовая! Целиком. Обидно до слез. Тоже мне развитие воображения! Сплошной обман.
Я вспомнил про свои лего-странности.
— В детстве, если я строил дом из лего, то обязательно из блоков одного цвета. Я играл с Иэном Боллом, соседом с улицы в Беллингеме. Этот Иэн строил дома из любых блоков, какие подвернутся под руку. Представляете, какой бы он писал код?
— Ну, я тоже строил разноцветные дома… — протянул Баг.
— А я что, я так просто сказал, — поспешил я сгладить неловкость.
Карла вмешалась:
— У меня был друг, Брэдли, с огромной коллекцией лего. Я была готова на любое преступление — на вранье и даже на кражу, — чтобы только меня пустили к нему поиграть. Однажды мать Брэдли замочила его лего в ванне, чтобы потом помыть. И блоки «заболели», испортились. Стали вонять, как будто вода в пластмассовых выступах-фиксаторах превратилась в сыр фета. Думаю, у Брэдли от лего остались совсем другие воспоминания.
Баг добавил:
— Когда пишешь игру, лего очень удобно использовать как мгновенный симулятор лабиринтов.
— Ты писал игры? — удивился я.
— Я делал на компьютерах все! Мне тридцать один.
Возможно, мы Бага недооцениваем. Вообще-то он противоречивая личность. Есть в нем странность, которую я никак не могу определить. Если бы я ее нашел, то разобрался бы во всем остальном.
С тех пор, как пришло предложение от Майкла, мы все стали какие-то молчаливые. Много думаем. Из дома не выходим. Звоним в Калифорнию. Карла говорит, что мы пытаемся понять, чего на самом деле ждем от жизни.
Во время сеанса шиацу произошло нечто странное: Карла нажала на мою грудную клетку прямо над мечевидным отростком (это такая странная штука, которая торчит между ребрами), и — бабах! — я ни с того ни с сего разрыдался. И долго не мог остановиться. Наверное, у меня есть какие-то вытесненные воспоминания.
ЧЕТВЕРГ
Опять рандомный день.
Проснулся поздно. Закупился компактами в Сиэтле; съел гамбургер с беконом. Карла научила меня основным точкам в шиацу («Мистер, массаж — это улица с двусторонним движением!»).
Мы с Карлой живем вместе уже больше месяца. Едва мне начинает казаться, что я ее понимаю, происходит что-то, доказывающее обратное. Например, она никогда не звонит родным и даже не рассказывает о них. Говорит, они ненормальные (как будто у кого-то они нормальные).
Она ловко переводит разговор на другую тему. Или строит его так, чтобы речь вообще не заходила о ее семье. Однажды я предложил ей позвонить родителям. Без всякой задней мысли: просто было воскресенье. (Считайте меня старомодным. Или жертвой рекламы телефонной компании.) Карла сказала:
— Макминнвилль, штат Орегон. Междугородный код 503.
— То есть?
— В Северной Америке кончаются междугородные коды. Осталось всего два-три, и те скоро используют. Пригороду Торонто в Онтарио только что приписали код 905. Западному Лос-Анджелесу — 310. Пригороду Атланты — 706. Факсы и модемы пожирают номера очень быстро. Мы истощили запас цифр.
— Ты к чему клонишь?
— К тому, что будут восьмизначные номера. Это катастрофа. Все новые номера станут похожи на европейские. Такие длинные, что не запомнишь.
Карла плавно перешла к теории под названием «пять плюс-минус два».
— Большинство людей запоминает максимум пять цифр. Особо одаренные — до семи. Майкл, кстати, знает число «пи» где-то до двухтысячного знака. Поэтому есть вероятность, что номера будут разбивать на группы по четыре цифры, чтобы они легче запоминались.
— Ты собираешься звонить своим или как?
— Возможно. Сначала послушай, что расскажу. Ты знал, что можно определить, насколько важными считались твой штат, провинция или город в шестьдесят первом году, сложив три цифры кода? Ноль принимаем за десять.
— Нет, не знал.
— Все дело в том, что на дисковых аппаратах нули набираются очень долго, а единицы — моментально. Самый маленький код дали самому густонаселенному городу — Нью-Йорку. Лос-Анджелес получил 213. Аляска — 907. Видишь?
Умеет Карла замять тему!
— Вижу.
— Представь, как Энджи Диккинсон звонит Сюзанн Плешетт из Лос-Анджелеса — двести тринадцать — в Лас-Вегас — семьсот два — в эпоху до убийства Кеннеди. Набирает двойку, ломает ноготь и кроет Сюзанн последними словами за то, что она поселилась в городе с лузерским кодом.
— Почему ты не хочешь звонить родителям?
— Дэн, давай не будем.
Карла тоже узнает обо мне много нового. К примеру, мне не нравится ходить по магазинам, но я чумею от новинок. Приклейте к старому товару ярлычок «Новинка!», и он обязательно попадет ко мне в тележку. Когда анонсировали Crystal Pepsi, я чуть ли не каждый день приставал к менеджеру ближайшего супермаркета, пока ее не завезли. Я думал, прозрачная пепси будет похожа на обычную, только без соединений плутония, которые придают ей бурый цвет. А когда я ее попробовал, оказалось, что она похожа на 7-Up, Dr. Pepper, Pepsi и обычную воду из-под крана, смешанные и обесцвеченные. Какой отс