!..
Когда я выносил к обочине контейнеры с мусором, то довольно сильно пыхтел. Надеюсь, никто не заметил, что я совсем потерял форму.
Список действий, которые Эйб запланировал, чтобы начать нормальную жизнь.
1) Выселиться из группового дома
2) Заняться чем-то некомпьютерным
3) Побаловать себя ванной с пеной (больше я ничего не смог придумать)
ВТОРНИК
Приезжала в гости Мишель, сестра-близнец Дасти. Мишель — торговый представитель биотехнологической компании под Сан-Диего, занимающейся продажей коллагена. Она похожа на пухлую и менее турбозаряженную версию Дасти.
Мишель послонялась по саду лего, посмотрела, как мы работаем, а потом выразительно зевнула. Еще через несколько театральных зевков она достала из сумки две серии «Симпсонов» и вставила в видик. Один за другим мы отклеились от экранов и сели рядом.
Пришел Майкл с моим отцом. Увидев, что мы развалились перед телевизором и хохочем, он весь напрягся и отправил нас работать, а Мишель — собираться на поезд. Майкл стал Биллом!
Дасти попрощалась с Мишель и вернулась к своим алгоритмам. Бедные родители: хотели завести пару милых девчушек, как Лесли Ван Хутен и Патриция Кренвинкель,[104] которые поют народные песни и вяжут шали. А вместо этого у них выросли две репликантки — смесь Грейс Джонс[105] и «Барби на Малибу».
Новости с любовного фронта: Сьюзен все-таки не сделала себе татуировку.
Оказывается, Дасти — эксперт по Австровенгерской империи (!) и закончила Калифорнийский университет в Санта-Крузе. Рандомность в чистом виде. Дасти пошла на эту специальность, чтобы порадовать родителей, хиппи с левым уклоном.
— А, ускоренная программа, всего два года! — отмахнулась Дасти. — Субъективное гораздо быстрее усваивается.
Узнать, что Дасти разбирается в каком-то окаменелом аспекте европейской истории, для нас было подобно… ну, не знаю, открытию, что веселый человечек с упаковки напитка Koo! — Aid — трансвестит. Ужасно рандомно.
Я об этом рассказал, потому что сегодня вечером Тодд и Дасти ездили к ее родителям на ужин (они живут в Беркли). Там собралась целая толпа мрачных бородатых экс-марксистов, выпавших из потока истории. Они пели песни о свободе под пятиструнку и все такое. Скорее всего при свечах.
Мне кажется, эта одухотворенность вызвала у Тодда ностальгию по своим помешанным на религии предкам. Тодд вернулся на работу, долго сидел в мрачных раздумьях, потом разрыдался, вышел на газон и еще час провел там.
Чуть не забыл: сегодня после обеда я застукал Итана за поиском мелочи, завалявшейся под диванными подушками. Какой стыд!
СРЕДА
Свежая сплетня: Тодд объявил, что хочет стать… марксистом! Неожиданно.
— Господи, Тодд… — улыбнулся Итан. — Ты бы еще сказал, что хочешь стать Багсом Банни.
Карла переспросила:
— Марксистом? Но… Берлинскую стену разрушили еще в восемьдесят девятом.
— Это не имеет значения, — парировал Тодд.
— Ну да, конечно, не имеет! — подхватил Итан.
— Самодовольная буржуазная cochon![106] — огрызнулся на Итана Тодд.
Короче говоря, Тодд нашел, куда приложить свою веру. Не думаю, что это глупо или умно. Просто у него потребность в чем-то нуждаться, вот и все.
Итан вышел на тропу войны.
— Если Тодд думает, что я стану относиться к нему с уважением только потому, что он верит в какую-то устаревшую карикатурную идеологию, он глубоко заблуждается!
Итан ведет себя как «реакционер» (это слово мне подсказал Тодд). Впрочем, как все новообращенные, Тодд действительно лучится праведностью, что, может, и не противно, но довольно скучно.
Майкл по этому поводу выразился так:
— Даже если отбросить другие соображения, его проповеди мешают всем кодировать. Как будто бодибилдинг мало загружал его ЦПУ! Видимо, раз у него родители верующие, в нем воспитали глубокую потребность за кем-то следовать.
Карла предложила:
— Давайте будем их называть Борис и Наташа.
Мы с Карлой обсуждали эту проблему перед сном и недоумевали.
— Откуда, блин, взялась политика? — спросил я. — Тодд превратился из вечно пустоголового культа в юного постмарксиста и компьютерного постчеловека. Его обработали в качалке.
— В постели.
Так кто сказал, что люди не меняются?
Эйб прислал письмо из мини-отпуска:
>Я в Ванкувере, в гостинице Westin. Меня спросили вполне невинным тоном, на сколько человек накрывать ужин. Я ответил: «На двоих». Я не хотел показывать, что я один. А я один. Насколько это плохо по десятибалльной шкале?
Мой ответ:
Эйб, это… *ОДИННАДЦАТЬ*!
Отцу перезвонили из авиакомпании Delta Airlines (он посылал резюме на работу в отделе выписки счетов).
— Это по касательной к компьютерам… не совсем, но…
Через два дня ему назначили собеседование. Отец поехал с Багом в центр, и они вместе постриглись в парикмахерской, где на стене висело чучело морского окуня.
Политбред.
Тодд:
— В марксизме предполагаюсь, что технология никогда не выйдет за определенные рамки… То, что марксизм возник в девятнадцатом веке, в нашу постиндустриальную позднекапиталистическую эпоху придает ему приятную дистанцированность.
Итан:
— Благосостояние основано не только на перераспределении богатств и на зависти к богатым.
Сьюзен:
— Я не сомневаюсь, что голливудские профсоюзы затаив дыхание ждут, когда программисты и мультимедийщики тоже объединятся. Что будет — я напишу программу, а они приедут нажимать на ввод?
Я:
— ТАЙМ-АУТ!
Политика делает людей агрессивными. Должна быть какая-то альтернативная форма разговора. Как люди вообще выбирают себе политические убеждения? Сьюзен сейчас согласна с Итаном, и это ее смущает: обычно они грызутся по любому поводу.
Майкл увидел, как мы играем в Doom на офисном компьютере, и взбесился. Точнее, стер игру с диска, а когда я чуть позже вежливо попросил его установить игру снова, прочитал мне лекцию о потерянных человекочасах. В конце концов Майкл сдался, потому что боевой дух сотрудников резко упадет, если им не дадут охотиться друг на друга.
— И вот что, Дэниел! В октябре выходит Doom-2. Говорят, что в пиратскую версию встроен вирус, который уничтожает жесткий диск. Я прошу тебя об одном: даже не думай ее ставить.
Ну-ну.
Баг так разозлился, что решил написать вирус «Марбург» и подбросить на компьютер Майкла. Правда, Баг больше кулаками машет. Марбургский вирус так опасен, что его нельзя изучить. От контакта с ним погибло тридцать семь немецких лаборантов.
ЧЕТВЕРГ
Сегодня Тодд обозвал меня криптофашистом.
В честь этого события я отформатирую абзац по правому краю.
Майкл расфилософствовался.
— С человечеством произошло нечто замечательное и беспрецедентное. Мы достигли точки критической массы, где количество информации, занесенной в книги и базы данных, превысило количество информации внутри наших биологических организмов. Другими словами, «снаружи» ее больше, чем «внутри». Мы вывели свою суть на периферию.
На этом он не остановился.
— Если учесть сложившуюся ситуацию, идея существования «истории» как понятия не то чтобы отмирает, но теряет важность. Доступ к внешней памяти замещает историческое знание в качестве способа, которым человечество усваивает свое прошлое. Память приходит на смену истории, и это не так уж плохо. Напротив, это прекрасно, потому что теперь мы не обречены повторять свои ошибки. Мы можем редактировать себя на ходу, как документ, выведенный на экран компьютера. Переход от истории, которая находится в центре, к периферийной памяти, не будет гладким, пока люди не избавятся от интеллектуальной инертности. Но этот переход неизбежен, и слава богу, что мы смогли изменить саму природу перемен. Меня никогда не увлекала перспектива циклических войн, темных времен и золотых веков. Демократизация памяти может лишь ускорить устаревание «истории» в привычном значении этого слова. История — текучий интеллектуальный конструкт, подверженный ревизионизму, когда отдельно взятая группа людей, имеющих доступ к крупной базе данных, доминирует над другой группой с ограниченным доступом. Традиционное убеждение в том, что знание — сила, переворачивается с ног на голову, когда вся информация становится доступна, ее можно копировать и использовать. Знание как таковое обращается в мудрость; возникают возможности для процветания творчества и интеллекта, которые раньше ограничивались отсутствием доступа к новым идеям.
Я спросил, не хочет ли Майкл пойти на следующий матч «Сан-Хосе Шаркс».
ПЯТНИЦА
Тодд извинился, что назвал меня криптофашистом, и перекрестил меня в «добропорядочного центриста».
Формат абзаца говорит сам за себя.
Отец сходил на собеседование в Delta.
— Все собеседования похожи друг на друга, — отмахнулся он от наших вопросов.
Мне кажется, он просто не хочет питать ложных надежд.
Я пересказал Дасти теорию Майкла про «смерть истории». Она вытаращила глаза и прошептала:
— Может, Майкл — криптомарксист?! (*О боже…*)
Странно наблюдать, как изо рта Дасти выскакивают серьезные политические термины. Это никак не вяжется с ее имиджем. Лучше бы она говорила про отшелушивающие средства или крем для загара. С другой стороны, у тела тоже могут быть политические взгляды (по крайней мере, так недавно заявила сама Дасти).
И тут я удивил Дасти:
— Поскольку марксизм эксплицитно основан на понятиях собственности, владения и контроля над средствами производства, вполне возможно, что именно он в конце концов окажется политическим кредо нашего бенеттоновского мира.