Но не думайте, что все эти люди знают, что являются моим орудием. Нет! Большинство из них делает это просто в силу своей природной склонности. Каждый из них приносит мне буквально по волоску, а я сплетаю из них веревку! Обычно слуги, приходя сюда, разговаривают между собой. Нам остается только слушать. Вечером перебираем все услышанное и почти всегда что-нибудь вылавливаем!
Вот, маркиз, чем мы занимаемся…
— И бывали годы, — вмешался Ортебиз, — когда наш доход превышал двести пятьдесят тысяч франков!
С самым любезным выражением лица, но откровенно насмешливым тоном задал Круазеноа свой вопрос:
— За какие же заслуги я удостоен вашей протекции?
Маскаро заметил насмешку, но не забыл то, ради чего начинался весь этот разговор.
Поль же, который вначале приходил в ужас, сейчас был в восторге от этой мудрой философии.
— Итак, — сказал Маскаро, — я приступаю к делу. Все эти годы мы торговали тайнами и были неплохо обеспечены. Не всегда мы торговали за деньги. Иногда надо было кого-то устроить на хорошее место. Иногда сделать уступку своему самолюбию… Но все на свете, в конце концов, надоедает. Мы состарились. Нам пора отдохнуть. Мы решили удалиться от дел. Но сперва нам необходимо получить долги и, по возможности, выгодно продать товары нашей лавки.
— Это вполне справедливо, — заметил Круазеноа.
— У меня в руках, — продолжал Маскаро, — есть множество документов. И хотя они весьма важны, извлечь из них выгоду не так-то легко. Я рассчитывал на вас, чтоб получить значительные суммы, которые следует взять на эти документы.
При этих словах лицо Круазеноа побледнело.
Как! Он пойдет с этими документами! И будет ставить человека перед выбором: деньги или честь?!
Он с удовольствием бы согласился участвовать в этом постыдном торге и иметь в нем свою долю… Но… чужими руками…
— Никогда! — вскричал он, — никогда! На меня не рассчитывайте!
Негодование маркиза казалось столь искренним, решимость столь твердой, что Катен и Ортебиз беспокойно посмотрели на Маскаро. Но тот был спокоен.
— Хорошо, — сказал он, — довольно ребячиться. Я слишком много сказал. Подождите прежде, чем кричать. Я вам говорил, что документы эти особой важности. Самые большие затруднения встречаются в семейных делах. Мужья говорят: «Я не могу взять деньги без ведома жены». Жены отвечают то же. И эти люди искренни. Сколько раз было такое, что многие из них бросались передо мной на колени и говорили: «Пощадите!.. Я сделаю все, что вы хотите, вы получите больше, чем просите, только найдите предлог…» Предлог я искал и нашел. Предлог таков: промышленное общество, о котором вы объявите в течение месяца!
— Клянусь вам… — начал маркиз, — я не понимаю…
— Извините! Вы все хорошо поняли! Тот, кто, боясь семейной ссоры, не мог дать и пяти тысяч, даст теперь с удовольствием десять и скажет дома: «Я вложил деньги в общество…» Что вы на это скажете?
— Идея превосходна. Но неужели нельзя обойтись без меня?
— Но во главе кампании должен быть человек…
— Но, вы…
— Вы шутите, маркиз? Кто я такой, чтобы стать во главе компании? Ортебиз — врач, Катен по своему положению не может заниматься спекуляцией, он хорош как советник, а у вас есть имя и титул.
— Имя? Титул?!
— Это по-вашему они ничего не значат. А многие компании платят, и очень дорого, только за то, что в начале их объявлений стоят имена титулованных особ.
— Но вы же знаете мое финансовое положение…
— Ну, и прекрасно! До объявления предполагаемой кампании вы расплатитесь со всеми своими долгами. И все сразу поймут, что вы располагаете крупными средствами. Наконец, станет известно о вашем браке с графиней Мюсидан. Чего ж еще!
— Но у меня плохая репутация. Меня считают легкомысленным и расточительным.
— Великолепно! В тот день, когда вы объявите о ликвидации общества, все скажут, смеясь: «Господи, этот Круазеноа… Какой черт его занес в промышленность!» Но так как вы получите свою долю да еще приданое за мадемуазель Мюсидан, то спокойно все это перенесете.
Для человека, растратившего состояние, перспектива была крайне заманчивой.
— Предположим, что я согласен, — произнес Круазеноа, — чем закончится эта комедия?
— Чем и все комедии. Когда мы получим все долги, вы просто прекратите принимать всех, и дело кончится!
Маркиз не выдержал:
— Это значит, — закричал он, — я должен пожертвовать собой, чтобы в конце концов меня засадили в тюрьму!
Пришла очередь Катена.
— Вы забываете, маркиз, — вмешался он, — что всякая компания имеет ограниченную ответственность. Вы являетесь к нотариусу и объясняете ему, что хотите собрать капитал для… Ну, найдем для чего. Показываете лист подписчиков, где будут вписаны имена акционеров-должников Маскаро. Что мы будем делать, собрав капитал? Спокойно расплатимся с незнакомыми подписчиками, а другим напишем, что дело не удалось, что обстоятельства были против, короче, что капитал пропал. А так как Батист от каждого потребует не больше того, что следует, то никто ни слова не скажет! Это же ясно, как день…
Маркиз задумался.
— Но, господа, — начал он, — все эти люди будут меня презирать…
— Вероятно, но никто вам об этом не скажет.
— Ох!..
— Что «ох»? Вы что, считаете, что в наше время кто-то кого-то уважает? Очнитесь! Делают вид, вот и все! Даже выдумали новое слово для этого: «почтение». Почтение к власти, соединенной с ловкостью. Вас будут почитать!
Маркиз смутился.
— А вы уверены в ваших… акционерах? Вы в самом деле надеетесь с них получить столько, чтобы покрыть значительные издержки?
— Почтенный Маскаро только и ждал этого вопроса.
Он взял с бюро пакет с карточками и, перебирая их в руках, заявил:
— Здесь у меня триста пятьдесят человек, каждый из которых с удовольствием даст десять тысяч франков!
— Три миллиона пятьсот тысяч франков!
— Это итог, если Бомар не лжет. Не хотите ли взглянуть хотя бы на некоторые? Я не стану выбирать специально. Возьму первые попавшиеся…
Н. — инженер. Пять решительных писем, написанных жене покровителя. Благодаря этому получил место, которое легко может потерять. Даст пятнадцать тысяч франков.
П. — торговец. Записная книжка, доказывающая, что последнее его банкротство — подложное и что он скрыл капитал в двести тысяч франков. Конечно, внесет двадцать тысяч.
Б. — Фотография в слишком легком костюме. Не богата, но три тысячи даст.
Г. — три коротенькие записки, подтверждающие неприятное обстоятельство, случившееся с ней до замужества. В доказательствах — письмо акушерки. Десять тысяч франков.
Л. — Непристойная, богохульная песня, написанная его рукой и подписанная. Может дать две тысячи.
Этих доказательств вполне хватило, чтобы Круазеноа решился.
— Довольно, — прервал он, — сдаюсь, ваша власть страшнее полицейской.
— Не вступайте в противоречия с законом, и вам не придется платить, — добавил Ортебиз, — итак, шантаж — средство для поддержания нравственности!
Маркиз Круазеноа был слишком взволнован, чтобы отреагировать на шутку, он повернулся к Маскаро и отрывисто сказал:
— Жду ваших указаний.
Маскаро вновь одержал победу. Граф Мюсидан, Поль Виолен, Катен… Теперь вот Круазеноа… Они сдавались один за другим…
Маркиз стоял перед ним побежденный, жалкий, готовый к сотрудничеству. Его тщеславие было подавлено.
Маскаро хорошо знал, что побежденный может забыть свое поражение, но никогда не забудет оскорбления. Поэтому на фразу Круазеноа он ответил утонченно вежливо.
— Я не могу давать вам указания, маркиз, мы можем только совместно обдумывать наши дела и совместно же принимать решения.
Круазеноа был тронут этой поддержкой после всех грубостей, которые он тут услышал.
— Надеюсь, — продолжал Маскаро, — мне не надо объяснять вам всю выгодность принятого решения? На днях вы писали мне, и я понял, что у вас нет средств к существованию и вы не знаете, что предпринять на будущее.
— Но… я надеюсь на наследство после моего брата, скрывшегося таким непонятным образом…
Маскаро дружески погрозил ему пальцем.
— Вы теперь наш, и позвольте вам заметить, что откровенность у нас на первом плане, можете спросить об этом у Катена.
— Это правда, — ответил адвокат. На его губах от этой тонкой иронии появилась гримаса, которая должна была изображать улыбку.
Маркиз казался удивленным.
— Не понял, — начал он, — разве я не откровенен?
— Так при чем тогда это наследство?
— Но ведь оно существует, и довольно большое!
— Довольно, довольно! Мы все знаем. Учитывая множество сомнительных векселей, его можно оценить от ста двадцати до ста сорока тысяч франков.
— Пусть даже так! Но, возможно, я могу наложить арест на имущество…
Он остановился, заметив, что Ортебиз сейчас расхохочется.
— Не надо нам рассказывать сказки, — бросил Маскаро, — когда дело дошло до наложения ареста на имущество, вы засуетились, но когда выяснилось, что этой суммы не хватит, чтобы погасить ваши долги, вы сделали все, чтобы отменить этот арест. Вы правы, если ваши ростовщики узнают о настоящем положении дел, они откажут вам в кредите. Сейчас же это наследство существует для того, чтобы водить ваших поставщиков за нос.
Круазеноа был неплохим игроком. Увидя, что тут выкручиваться невозможно, он громко расхохотался.
— Каждый делает, что может!
Почтенный Маскаро уселся в кресло. Воодушевление у него пропало. Он казался ужасно утомленным.
— Не смею больше вас задерживать, маркиз, — проговорил он. — На днях мы еще увидимся с вами. Катен разработает план и расскажет вам, как действовать дальше.
Катен и Круазеноа вышли.
Как только за ними закрылась дверь, Маскаро обратился к Полю:
— Как вам понравился наш рассказ?
Поль, как все мягкие и податливые натуры, вначале был потрясен. Но когда ему удалось заглушить в себе голос совести, его природное тщеславие обернулось цинизмом.