Господа только что сели завтракать.
Когда граф прочитал имя Маскаро, у него кусок застрял в горле.
— Проводите этого человека в библиотеку и скажите, что я выйду к нему после завтрака.
Флористан удалился.
Октавий передал карточку жене и сказал:
— Посмотрите!
Графиня была бледна, как смерть.
— Я догадалась, — прошептала она и опустила голову.
— Отсрочка кончена, — с отчаянием произнес Октавий. — Вот этот клочок картона — наш приговор…
Он вскочил и так яростно ударил кулаком по столу, что многое из посуды опрокинулось или упало на пол.
— Я не могу ничего сделать против этих подлецов! — вскричал граф. — Я оскорблен, раздавлен — и вынужден молчать!
Он упал на стул и заплакал, закрыв лицо руками.
Диана встала перед ним на колени.
— Прости, Октавий! — молила она. — Я одна виновата, почему же не я одна наказана? Где же Твоя справедливость, Господи?
Граф указал жене на дочь.
— А Сабина? Я должен отдать ее одному из этих грязных негодяев! Жертвовать дочерью ради спасения чести — это ли не самое худшее бесчестье?
Мадемуазель де Мюсидан твердо решила, что будет жить ровно столько, сколько необходимо, чтобы выручить из беды родителей.
Она будет женой Генриха де Круазеноа лишь до той минуты, пока он не отдаст в обмен на ее тело бумаги, содержащие страшные тайны матери.
После этого душа ее отойдет к Богу, раз уж ей не суждено соединиться с Андре на земле.
— Я думаю, что маркиз де Круазеноа может оказаться очень хорошим мужем, — сказала она.
— Спасибо, дорогая Сабина! — сказал несчастный граф.
Он взял себя в руки, встал и проговорил довольно уверенным голосом:
— Придется дать согласие, хотя бы для виду. Предоставим все случаю. Подождем. Если же судьба от нас отвернется, то я знаю, что надо будет сделать в ратуше, чтобы предотвратить несчастье.
Граф де Мюсидан поцеловал дочь и решительным шагом направился в библиотеку.
Диана рыдала.
Глава 40
Папаша Тантен нисколько не обиделся на то, что его заставили ждать.
Старик неторопливо и как-то по-хозяйски прогуливался по графской библиотеке, куда его проводил Флористан.
Внимание оборванца привлекали то резные кресла, то книги в тисненных золотом кожаных переплетах, то прекрасные статуэтки на столе.
— Истинно аристократическая роскошь, — подвел он итог своих наблюдений, усаживаясь на мягкий диван и небрежно закидывая ногу за ногу. — Редкостное сочетание красоты и уюта. Приятно будет приезжать сюда в гости к Генриху! А я устрою подобное гнездышко для красавицы Флавии, когда ее мужем станет маркиз Поль де Шандос.
Где-то недалеко хлопнула дверь.
Послышались быстрые мужские шаги.
Старик умолк и поспешно встал с дивана.
В библиотеку вошел хозяин, граф Октавий де Мюсидан.
Папаша Тантен низко поклонился ему, прижав к груди измятую шляпу.
— Ваш покорнейший слуга, ваше сиятельство, — продребезжал он фальцетом.
Граф замер от неожиданности, увидев вместо богатого комиссионера какое-то жалкое пугало.
— Это вы передали мне визитную карточку? — спросил он.
— Да, господин граф.
— Но она явно не ваша.
— Я — не господин Маскаро, я — его служащий. Меня зовут Тантен, Адриан Тантен. Господин мой, надеюсь, простит меня за то, что я осмелился воспользоваться его почтенным именем. Ведь иначе я не смог бы увидеться с вашим сиятельством и выполнить его поручение.
Октавий де Мюсидан смерил старика взглядом с головы до ног.
Неужели у Маскаро не нашлось никого поумнее и поприличнее?
— Я пришел по делу, которое господину графу уже известно, — продолжал Тантен. — Необходимо заключить договор.
Хозяин запер дверь библиотеки и положил ключ в карман.
Старик, казалось, не обратил на это никакого внимания.
— Почему пришли вы, а не господин Маскаро? — спросил Октавий, садясь в кресло.
— Так он решил.
— Господин шантажист, видимо, струсил?
— Может быть.
— Раньше он был смелее.
— Видите ли, ваше сиятельство, ему есть что терять.
— А вам?
Тантен раздвинул полы сюртука и повернулся кругом, демонстрируя все убожество своего костюма.
— Я могу потерять только то, что на мне, — весело проговорил он.
Октавий хотел поскорее окончить неприятный разговор.
— Давайте перейдем к делу.
— Есть еще одна причина моего появления здесь…
— Какая?
— Я не посредник господина Маскаро, а владелец тех документов, которые господин граф желает получить обратно.
— Вы?!
Папаша Тантен поклонился с самым смиренным видом.
— Договор ваше сиятельство будет заключать со мной.
«Я в полной власти этого пресмыкающегося… Господи! За что такое унижение?» — думал Октавии.
— У меня есть все, что господин граф хочет получить. Переписка графини де Мюсидан с ее другом и дневник господина де Кленшана с описанием любопытного происшествия на охоте в Бевронском лесу.
— Садитесь, — брезгливо произнес хозяин, не скрывая своего отвращения к незваному гостю.
Тантен не возражал против того, чтобы его презирали, но терпеть не мог, чтобы ему это показывали.
Все его смирение сразу исчезло.
— Начнем с самого главного, — совсем другим тоном заговорил он. — Мы совершаем в глазах закона преступление, за которое полагается суровая кара. Намерены ли вы подавать жалобу в суд?
— Нет.
— Вот и прекрасно, — сказал оборванец, — в таком случае мы можем заключать сделку.
«С совестью», — подумал граф.
— Каковы ваши условия? — спросил он. — Не мешало бы сначала их обсудить.
Старый писарь пожал плечами.
— Наши условия не обсуждают.
— Почему?
— Потому, что дело не в них, а в вашей незапятнанной чести. А это — очень дорогой товар. Вы можете не принять наших условий — воля ваша. Но изменить их нельзя.
— И все-таки назовите их, — сказал де Мюсидан.
Папаша Тантен вытащил из-за подкладки своего рубища мятую бумагу и прочитал вслух следующее:
«Граф де Мюсидан дает согласие на брак мадемуазель Сабины, дочери его, с маркизом Генрихом де Круазеноа.
Приданое составляет шестьсот тысяч франков.
Завтра маркиз де Круазеноа будет представлен господам де Мюсиданам, которые хорошо его примут.
Четыре дня спустя его пригласят к обеду.
Через две недели состоится подписание брачного контракта.
Интересующие его документы граф де Мюсидан получит сразу же после свадьбы маркиза де Круазеноа и мадемуазель Сабины».
Дочитав, Тантен спрятал бумагу обратно.
— А кто поручится, что я получу эти документы, когда выполню все условия? — спросил граф.
— Ваш зять Генрих. Он не допустит, чтобы честь родителей чего жены была под угрозой. Ведь их позор станет и его позором.
Октавий де Мюсидан встал и долго ходил по комнате, ничего не отвечая.
Оборванец терпеливо ждал.
— Я принимаю эти условия, — сказал наконец граф.
Что ему еще оставалось?
— Благодарю вас, ваше сиятельство.
— Мне непонятно только одно. Какой вам прок от того, что моя дочь выйдет за господина де Круазеноа?
— Это — наше дело.
— Ведь на самом деле вас интересуют шестьсот тысяч франков приданого. Возьмите их и оставьте меня в покое.
— Господин граф, вы предлагаете часть вместо целого. Муж мадемуазель Сабины унаследует все ваше состояние до последнего франка.
— Берите все, но оставьте мне дочь.
— Чтобы вы, получив обратно свои бумаги, подали на меня в суд? Не выйдет, ваше сиятельство, не выйдет! А на мужа собственной дочери вы жаловаться не станете. Прощайте, господин граф.
Папаша Тантен направился к двери.
— Это еще не все, — сказал де Мюсидан.
Старик обернулся.
— Я могу поручиться за согласие свое и графини. Но я не знаю, что скажет моя дочь.
— А что она может сказать?
— Например, что ей не нравится маркиз де Круазеноа.
— Господин Генрих красив, умен, любезен.
— Но если она все-таки откажет ему?
— Мадемуазель де Мюсидан слишком хорошо воспитана, чтобы пойти против воли родителей.
Граф не сомневался в том, что он со всех сторон окружен шпионами Батиста Маскаро. Но о своем самоотверженном решении Сабина сообщила отцу с глазу на глаз. Поэтому он надеялся, что отвратительный посетитель не знает об этом.
— Нужно предвидеть все возможные варианты, — настаивал граф. — Моя дочь отличается твердым характером и привыкла к большой свободе. Она может отказаться выполнить волю родителей, поскольку собирается выйти замуж за господина де Брюле-Фаверлея.
Тантен подошел к несчастному отцу.
— Если мадемуазель Сабина не послушается, то вы позовете меня.
— И что же вы сделаете?
— Поговорю с ней пять минут.
— И убедите ее полюбить маркиза?
— Во всяком случае, после этого она согласится выйти за него замуж.
— Что вы ей скажете?
— Что она любит вовсе не барона де Брюле. Ей приглянулся совсем другой молодой человек.
Старик снова двинулся к двери.
Граф встал у него на пути.
— Вы не выйдете отсюда, пока не объясните этот оскорбительный намек.
Папаша Тантен остановился. Он понимал, что сказал лишнее и лихорадочно искал выход из положения.
— Я не имел в виду ничего плохого, господин граф и не хотел оскорбить вас. Прошу извинить меня.
Если бы эти слова произнес благородный человек, то разговор был бы окончен. Но Октавий де Мюсидан услышал их от подлого проходимца.
— Я требую не извинений, а объяснений, — холодно проговорил граф.
— Ну что ж, извольте. Ваша дочь действительно пользуется большой свободой, как только что вы сказали. Пожалуй, даже слишком большой свободой. Она часто проводила несколько часов наедине с молодым человеком. И это был вовсе не господин де Брюле-Фаверлей.
— Ты лжешь, негодяй! — вскричал граф, наступая на Тантена с таким грозным видом, что тот испугался.
Он слишком ловко для своего возраста отпрыгнул назад, затем вынул из лохмотьев пистолет и показал его графу.