Рабыни рампы — страница 55 из 102

изумлении Лейк уставилась на Карен.

- Никогда не думала, что ты способна на такое. Я просто в шоке.

Карен посмотрела на нее невинными глазками.

- Ей только нужно было сказать: "Нет, я не узнаю вас". По-моему, я не вырывала у нее из рук блокнот.

- Ты невыносима, - фыркнула Лейк. - Я думала, что ты сперва покапризничаешь или по крайней мере изобразишь на лице праведное негодование. На твоем месте многие бы так поступили. Но ты была в своем амплуа.

Карен бросила на нее странный взгляд.

- Никогда не допускай ошибки и не считай, что люди, умеющие жить, меньше чувствуют, чем те, которые жить не умеют.

- Что ты имеешь в виду? - с нажимом произнесла Лейк.

- Ладно, оставим, - Карен потягивала чай из чашки. - Это неважно.

Они обе решили оставить эту тему.

Лейк, пошарив рукой среди лежавших у ее ног пакетов, вытащила из кучи один.

- Это тебе. Нет, сейчас не открывай. Дождись нашего возвращения в отель.

Карен с любопытством взирала на пакет, стараясь приоткрыть уголок, - что там?

- Это тебе на вечер, а если ты намерена разбить то, что в коробке, то тогда я сама ее понесу, - она начала надевать пальто. - Ты ослепишь этого маленького чудака.

- Ослепление - это по твоей части, - возразила Карен. - Я никого не ослепляю. Боже, мне совершенно не нужен этот вечер. Я не в той команде.

- Джон Эллисон будет тобой очарован, - сказала Лейк, складывая свертки и пытаясь рассчитать, какую сумку в какой руке нести.

Карен пожала плечами, стараясь казаться абсолютно безразличной, хотя это ей не совсем удавалось. Она прекрасно знала Джона Эллисона. В каждой школе, в каждом колледже, в каждой конторе был свой Джон Эллисон. Этот парень всегда поступал правильно, он никогда не был ублюдком до конца и мог состроить такую улыбку, на которую попалась бы сама мать Тереза. Этого парня любили все девушки, и никто из них не мог похвастать одержанной победой. За исключением той девушки, которая проголосовала за Лучшего человека года в своем календаре, и такие отношения длились только до того момента, пока она не остановила своего взора на английском студенте, прибывшем в их страну по обмену. Да, Карен знала Джона Эллисона, и такие парни, как он, всегда заставляли ее чувствовать себя невидимкой.

- О'кей, - сказала она себе. - Можно пожертвовать одним вечером.

- О чем ты бормочешь? - с улыбкой спросила Лейк. - Ты ругаешься про себя, как невоспитанная дама. Пошли найдем такси. Хочу немного отдохнуть до начала шоу.

Джон Эллисон не отличался особыми успехами в средней школе, если не считать, что он постоянно курил марихуану и без конца попадал в различные переделки. Школа для него была отчаянной скукой, все вокруг шло насмарку, ему предстояло жить и умереть в Хайленде, небольшом городке неподалеку от Нью-Йорка, где он прожил всю свою жизнь. Он был младшим из шести детей в семье, и ко времени его появления на свет родители его основательно поизносились. Им заранее был известен любой трюк, который он намеревался выкинуть, и у них не было настроения наблюдать за различными вариациями. Они уже порядком устали от проталкивания пяти своих чад, не блещущих талантами, по ступеням образования: курсы игры на гитаре, религиозное обучение, колледж. Они без обиняков объяснили Джонни, что если он намеревался кем-то стать в этой жизни, то должен позаботиться сам о своем образовании и обо всем прочем в этом роде. Джонни нашел работу на заправочной станции и вообразил, что на этом заканчивается вся жизнь и все время, отпущенное Джону Эллисону. Он слишком поздно родился, и к тому же не в той семье. Он приторговывал марихуаной - нет, небольшой бизнес, просто чтобы раздобыть денег на покупку кроссовок "Адидас" и пойти с девушкой на вечерний сеанс в кино. У него были длинные сальные волосы, и, как только у него начала расти щетина на лице, он отрастил бороду. Когда он появлялся в городе, то большинство добропорядочных граждан старались держаться от него подальше. Он был юным хулиганом, и общение с ним грозило бедой. В последнем классе к нему как нельзя лучше подходила фраза в календаре: "Это человек, по которому тюрьма плачет".

Когда ему исполнилось девятнадцать, Джонни по-прежнему качал бензин, продолжая и другой свой маленький бизнес. Один из его приятелей но школе, парень с головой, уговорил Джонни отправиться вместе с ним в город. Требовались исполнители для какой-то "мыльной оперы", и они отправились на прослушивание - ведь не прокаженные же! Чем черт не шутит, соглашался с приятелем Джонни, во всяком случае, этот день станет немного другим, не похожим на все остальные.

Они вошли на площадку с нечесаными волосами, в обычных форменных куртках и джинсах. Устроители, само собой разумеется, не намеревались встретиться с Марлоном Брандо. Им нужен был молодой, миловидный, слегка хулиганистого вида парень, но такой, который не представлял собой угрозы для общества. Элби Вейс, персональный менеджер на одном из прослушивании, в котором они принимали участие, внимательно следил за кандидатами. У него было полно друзей в этом бизнесе, и к его мнению прислушивались. Он не спускал глаз с Эллисона.

- Благодарим вас, - бросил кто-то Джонни. - Мы вам сообщим.

Лицо у Джонни комично упало.

- Полный провал, - искренне сокрушался он, возвращая сценарий. - Но я здесь впервые, я просто не умею этого делать. Очень жаль, в общем, мне вставили свечу…

- Не расстраивайся, - успокаивала его распорядительница, юная, но не очень привлекательная девушка.

Джонни слушал ее улыбаясь.

Она вся растаяла. Та женщина, которая проявляла равнодушие к актерскому горю, в глазах Элби превращалась в пустое место. Менеджер сразу увидел то, что требовалось увидеть. Он остановил Эллисона с приятелем в коридоре.

- Эй, ребята, - крикнул он, пыхтя и преодолевая сопротивление своего грузного тела, не желавшего, несмотря на все его усилия, переходить на бег. - Послушай, молодой человек, хочешь стать актером?

Джонни с другом переглянулись.

- Я тебе говорю, - Элби указал на Джонни. - Хочешь стать актером? - повторил он.

- Само собой, - рассмеявшись, ответил он. Мне уже до чертиков надоело качать бензин в этом вонючем городке.

Элби подошел к ним ближе, все еще немного пыхтя.

- Отлично. Вы мне понадобитесь на несколько дней здесь, в Нью-Йорке. Можете остановиться у меня.

- Минутку, - медленно сказал Джонни. - Что все это значит? Вы, мистер, положили на меня глаз?

- Я персональный менеджер, - гордо выпятив грудь, сказал Элби. - И мне кажется, у тебя есть то, что нужно. Возьми мою визитку.

Парни начали внимательно ее изучать.

- Гляди, выгравировано, - уважительно произнес один из них. - Вероятно, у этого дядьки водятся бабки.

- Хочешь стать актером? - в третий раз спросил Элби. - Если да, то я смогу тебе помочь.

Джонни засунул визитку в карман.

- Я подумаю, - сказал он, одарив Элби обворожительной, пронизывающей душу улыбкой. - Нельзя принимать поспешных решений, верно?

- Нет, не следует, - ответил Элби, чувствуя, как у него начинает кружиться, словно в каком-то тумане, голова.

Перед ним стоял его золотой мальчик - тот, который все для него сделает. Он еще никогда в жизни не был в этом так уверен.

Ребята отправились по домам.

- Ты, по-моему, чокнулся, - упрекнул Джонни приятель. - Ты должен был сразу схватить этого старого пердуна и вытрясти из него все, что у него есть. Судя по всему, у него не так мало.

- Я должен подумать, - безмятежно ответил Джонни. - И я намерен это сделать.

В тот вечер он сообщил матери, что уезжает, что теперь намерен жить в большом городе, чтобы попытаться чего-то добиться в жизни. Он хотел стать актером. Вкратце он рассказал ей о своей встрече с Элби Вейсом.

Отец был немного навеселе. Он был неплохим человеком, но очень устал, и жизнь казалась ему какой-то неудачной, затянувшейся шуткой. В молодости он писал стихи, и Джонни стал тем ребенком, который унаследовал его грезы. "Грезы о чем-то большом, стоящем, - подумал со смешком отец, - и они далеко его уведут".

- Хочешь превратить меня в ничтожество? - зарычал отец.

Мать принялась вытирать со стола.

- Оставь его в покое, - бросила она сквозь зубы. - Ты всегда к нему придираешься.

Собрав грязную посуду, она отнесла ее на кухню и там осталась, хотя до нее доносилась их перепалка. Уж лучше слышать, но не видеть, как они дерутся.

Когда дети были маленькими, Джон Старший (они называли его Большой Джон) вправлял им мозги с помощью ремня. Когда они подросли, он расправлялся с ними кулаками. Но никто не доводил до такого каления отца, как Джонни, потому что он больше других его любил. Джонни был единственным из них, который не смел отвечать ударом на удар. Он был сильный парень, высокого роста и, вероятно, мог бы прибить отца. Но он никогда не поднимал руку на старика. Джонни сам разработал для себя нравственный этический кодекс и неизменно его придерживался.

Она услыхала, как Большой Джон награждает оплеухами сына. От этих звуков ей стало не по себе.

- Нет, это просто невыносимо, - сказала она сквозь сжатые зубы.

Слова ее звучали тихо, приглушенно. Она вернулась в гостиную.

- Ну-ка прекратите, живо! - завопила она.

- Не вмешивайся, - предостерег ее Большой Джон. - Давай, давай, - поддразнивал он сына, - давай, ударь меня, ты, гнусный растрепа. Видишь, кого я воспитал? Никчемную девчонку. Маленькую милую девочку. Эй, красотка, как тебя зовут? Мария? Или Сьюзан?

- Оставь меня в покое, - сказал Джонни. - Дай мне забрать свои вещи и спокойно уйти.

Пройдя мимо старика, он начал подниматься по лестнице. Мыча, как безумный, отец схватил его за руку и потащил назад. Джонни потерял равновесие. Он повис, ухватившись за перила. Отец был еще крепкий мужчина, и Джонни пришлось разжать пальцы. Поскользнувшись, он с грохотом скатился вниз. Отец не выпускал его руки. Он упал неловко, и все услышали, как раздался треск.

Несколько секунд все было тихо. Джонни медленно поднялся, удивляясь, как быстро ему стало больно.