Лишь на Горе, рядом с мужчинами, что обладали или могли обладать мною, я по-настоящему ощутила себя женщиной. Как просто: гориане способны владеть женщиной, большинство мужчин Земли — нет. На Земле мою женственность подавляли: во-первых, мои собственные предрассудки — результат многовековой интеллектуальной и социальной патологии, и, во-вторых, общепринятые условности, под гнетом которых я выросла, следуя которым существовала — да, существовала, а не жила, — условности, согласно которым открытое проявление сексуальности — нечто неподобающее, а то и непристойное. Кто знает, что такое общественное благо? Может, чтобы процветать, обществу необходимо руководствоваться правилами, по крайней мере не противоречащими биологическим закономерностям? Общество слабых, тщедушных калек, не решающихся быть самими собой, безусловно, не может быть совершеннее того общества, где человеческие существа естественны и органичны, величественны и счастливы. Соответствие принципам — не критерий. Благополучно то общество, где благополучны люди, где они живут в гармонии с природой. Глянем правде в лицо: каких таких высот достигла земная цивилизация? Человек погряз в руинах идеологии. Возможно, придет день — и он выйдет из тьмы, сбросит оковы прошлого. И день этот будет прекрасен. Огромный, залитый солнечным светом мир развернется перед его глазами.
Не так уж много пышных слов можно сказать о Горе. Но зато мужчины и женщины в этом мире живут. Живут, а не существуют. (
И я не отдам этот мир.
Он совсем другой, не похож на мой, в чем-то, пожалуй, хуже, но в чем-то — я знаю — лучше.
Такой, каков он есть. Честный и настоящий. И дышится в нем легко.
— Кто твой хозяин, птенчик? — спросил меня Туп Поварешечник.
— Турнус, — ответила я, — земледелец. Глава касты в Табучьем Броде. Земля у него родит, а еще он дрессирует слинов.
Я гордилась Турнусом. О справном, искусном крестьянине здесь часто говорят: «Земля у него родит». Иногда этим выражением пользуются, чтобы просто выразить почтение, даже если человек землю и не обрабатывает. В любой касте, связанной с определенным видом деятельности, будь то сельское хозяйство, торговля или военное искусство, всегда есть люди, род занятий которых отличен от традиционного. Есть и те, кто, не входя в касту, живет тем же трудом. Обычно, хотя бывают и исключения, принадлежность к касте определяется по рождению. Но, случается, в касту принимают со стороны. Браки, как правило, совершаются внутри касты. В случаях же смешанных браков женщина — как чаще всего и бывает — может предпочесть сохранить свою кастовую принадлежность, а может вступить в касту супруга. Рожденные в таких браках дети принадлежат к касте отца. Подобно этому в некоторых городах решаются и проблемы гражданства. Выходцу из бескастового общества непросто представить, как важны для гориан касты. Кастовая структура, хотя, безусловно, и порождает немало трудностей, тем не менее помогает человеку определить свое место в жизни, учит высоко держать голову, роднит с тысячами собратьев, определяет образ жизни. Даже развлечения гориан — и турниры, и зрелища — часто связаны с кастовыми обычаями. По кастовому принципу распределяются и средства на общественные нужды. Кастовая система достаточно гибка, вполне возможны переходы из одной касты в другую. Но мужчины редко пользуются этой возможностью. Принадлежность к касте — предмет гордости, на членов других каст часто поглядывают свысока. Повзрослев, горианин ощущает себя плотью от плоти своей касты, и променять ее на другую для него все равно что землянину поменять гражданство: скажем, американцу на российское, французу на китайское. При всех своих недостатках кастовая структура придает горианскому обществу стабильность — ведь в таком обществе каждому находится место, труд каждого почетен, каждый с уверенностью смотрит в будущее. Есть на Горе и кланы — их членов связывают узы кровного родства. По обыкновению браки совершаются между членами одной касты — поэтому в основном кланы вписываются в кастовую структуру. Но кланы и касты — не одно и то же. Например, в один клан — пусть изредка — могут входить члены разных каст. Многие гориане считают клан родственной группой внутри касты. И во многих практических смыслах так оно и есть. По крайней мере, особого вреда в такой точке зрения нет. Довольно прочно привязанные к определенной местности, кланы обычно тесно связаны с конкретным городом. Касты же административных границ не знают. Рассказывая о Горе, нельзя не упомянуть о Домашних Камнях. Домашний Камень — вот что прежде всего отличает горианина от землянина. Тому, у кого никогда не было Домашнего Камня, ни за что не понять, как много значит он для горианина. Словами этого не выразишь. Пожалуй, не буду и пытаться. Скажу одно: самое печальное в людях Земли то, что у них нет Домашних Камней.
— Как тебя зовут, птенчик? — спросил меня Туп Поварешечник.
— Моему хозяину было угодно назвать меня Диной, — ответила я.
— Раз хозяину было угодно назвать тебя Диной, значит, ты и есть Дина.
— Да, хозяин! — поспешно согласилась я. У меня и в мыслях не было намекать, что меня могут звать как-то по-другому! Мелина сверлила меня глазами. — Я Дина! Только Дина, рабыня моего хозяина!
Четыре эти буквы — горианские ли, английские ли — и означали мое имя. Полное и единственное. Это решает хозяин.
— Симпатичная Дина, — обронил Поварешечник.
— Спасибо, хозяин, — потупилась я.
— Берешь? — Медине не терпелось.
— Руки грубоваты. — Он провел большими пальцами по моим ладоням. Я вздрогнула. — У тебя грубые руки, Дина.
— Я крестьянская рабыня, хозяин.
Копай, стирай, тяжелую мотыгу таскай — еще бы руки не огрубели!
Он все водил по моим ладоням пальцами, прижимая их все крепче. Я закрыла глаза, припала к столбу.
— Немного крема, — рассуждал он, — и станут помягче, в самый раз, чтоб ласкать мужчин.
— Да, хозяин.
Господи, а что бы я чувствовала, будь ладони мягче!
— Ну, предлагай цену за эту сучку, — поторапливала Мелина. Его рука коснулась моей шеи, палец протиснулся под веревочный ошейник, чуть оттянул его в сторону.
— На тебе ошейник из веревки. Жесткий, наверно?
— Что нравится моему хозяину, — проговорила я, — то и мне нравится.
— Лжешь свободному мужчине?
— О нет, хозяин! — вскричала я. Конечно, носить веревочный ошейник — радости мало. Но я — рабыня. Турнус — мой хозяин. И естественно, я в лепешку расшибусь, лишь бы ему угодить. Если так ему угодно — значит, должно и меня устраивать. Мое дело — угождать. В том-то и суть: я получаю удовольствие, доставляя удовольствие Турнусу. Иначе мне смерть. Мне нравится угождать ему. В этом — высшее наслаждение для рабыни.
— Угодить старается. Ну, не хочется тебе ее голую в меха затащить? — подначивала Мелина. — Задешево отдам.
— Как дешево? — поинтересовался Туп.
— Дешево.
— А Турнус знает, что ты ее продаешь?
— Какая разница? Я — свободная женщина. Его подруга. Могу делать что пожелаю.
— Хочешь, прелестная Дина, — поглаживая мне шею, спросил, — чудесный стальной ошейник, может, даже украшенный эмалью?
— У меня никогда не было ошейника.
— Значит, не хочешь?
— Хочу, хозяин, — робко призналась я.
Только это будет не мой ошейник. Наоборот — надев ошейник, я стану чьей-то собственностью. Ошейник, как и я, будет принадлежать хозяину. Это будет его ошейник. Не мой. Я буду только носить его.
— Веревка такая грубая, жесткая, — ощупывая петлю у меня на шее, продолжал он. — А гладкий стальной тебе бы понравился? Изящный, сверкающий или украшенный орнаментом, тонкой работы? А еще бывают покрытые эмалью — под цвет твоих глаз или волос. Ты в таком стала бы еще красивее. А иногда и по мерке делают, точно на твою шейку.
— Как угодно хозяину, — ответила я. Конечно, стальной ошейник так красит девушку! Как я завидовала Этте, хоть у нее-то ошейник был совсем простенький. Не так уж много ошейников довелось мне повидать на Горе, но от Этты я знала: разновидностей превеликое множество. От заклепанной на девичьей шее простой полоски металла до усыпанных каменьями, филигранно отделанных, запирающихся на замочек ожерелий, достойных любимой рабыни Убара. Но у всех ошейников — у кухарки ли на шее или у наложницы в покоях Убара — есть две общие черты: во-первых, сама девушка снять его не может, во-вторых, он недвусмысленно указывает — она рабыня. В выборе ошейников, как и во всем остальном, гориане проявляют великолепный вкус и чувство прекрасного. Такое впечатление, что вкус не изменяет им ни в чем: ни в языке, ни в архитектуре, ни в одежде, ни в традициях и обычаях. Здешний народ знает толк в красоте. Все поражает изысканностью — будь то покрой сандалий простого работяги, или тщательная выделка кожи, или украшающие башни городов витражи, что переливаются всеми цветами радуги, меняя облик в тени или под солнечным светом, обретая новые оттенки в каждое время дня. Истово украшая свою жизнь и свой мир, не оставляют гориане без внимания и своих рабынь. Их облик тоже должен быть безупречен. Как для землян вполне обыденным считается пригласить дизайнера, чтобы спланировать внутреннее убранство жилища, так для горианина ничего необычного нет в том, чтобы обратиться к специалисту, который оценит, вышколит рабыню, поможет сделать ее еще красивее. Даст совет, как постричь и уложить ей волосы, какой косметикой надлежит ей пользоваться, какие серьги, какие ошейники и одежды ей пойдут, научит красиво ходить, говорить, преклонять колени и многому, многому другому. Обычно, придя в дом, такой специалист встречает там невзрачную рабыню и, разгадав скрытые в ней возможности, превращает ее в красавицу. Какая возможность блеснуть своим искусством! Говорят, такие люди способны творить чудеса. Их часто нанимают для работы с рабынями, как правило, с теми, что еще недавно были свободными. И вот ничем не примечательная невольница выходит из рук мастера ослепительной и неотразимой. Говорят, однако, что едва ли не наполовину успех определяется ошейником. Надень н