— Красивая комната, — сказала я.
— На колени! — приказала Саша.
Я встала на колени.
— Ты Дина, — объявила она. — Теперь ты рабыня Заставы Турмусовых Камней. Это торговая застава под щитом и знаменем Турий.
«Под знаменем Турий» — означает, что в отличие от прочих застав, принадлежащих другим городам, или «вольных застав» эта застава принадлежит Туриц. Вольные заставы содержит каста Торговцев, живут они по своим законам и власти городов не подчиняются. Подобным же образом каста Торговцев, интернациональная по своей сути, ежегодно организует у Гор Сардара четыре большие ярмарки. Содержит каста и несколько вольных портов на островах и побережьях моря Тасса, например Телеус и Бази. Земля вольной заставы арендуется на коммерческой основе, независимо от гражданства арендатора. На заставах же, принадлежащих определенным городам, предпочтение, если не исключительное право пользования землей, отдается торговцам — гражданам города, знамя которого водружено над заставой, города, который учредил ее и управляет ею. «Под щитом Турий» — значит, заставу охраняют турианские воины, здесь размещен турианский гарнизон. Случается, над заставой реет знамя основавшего ее города, а охраняет ее гарнизон того города, на земле которого она стоит. Так что нередки заставы под знаменем одного города и под щитом другого. Над Турмусовыми Камнями, однако, и знамя и щит Турий.
— Здесь сотня солдат и пять высших воинов, — рассказывала Саша. — Есть и обслуга — двадцать мужчин: врач, носильщики, писари и так далее.
Девушки как бы невзначай стягивались вокруг нас с Сашей. Большинство из них — нагие. Все в турианских ошейниках.
— Еще одна прелестница, — проговорил кто-то.
Я приосанилась. Приятно, что меня считают прелестницей. Саша продолжала:
— В Турмусовых Камнях двадцать восемь девушек. Мы из девятнадцати городов. Шестеро из нас родились рабынями.
— Хорошенькая, — подала голос еще одна девушка. Я улыбнулась.
— Объясните ей, что она ниже всех, — приказала Саша.
Меня схватили за волосы и опрокинули на пол. Я закричала. На меня посыпались пинки и удары. Я вопила, извиваясь на полу.
— Достаточно, — остановила их Саша.
Били меня всего несколько секунд — не больше пяти-шести. Попугали, и только. Держа за волосы, меня все еще прижимали к полу. Я в испуге смотрела на них снизу вверх. На ноге выступила кровь.
— Отпустите ее, — велела Саша. — На колени, Дина. Волосы отпустили, я встала на колени.
— Ты — ниже всех, — поучала Саша.
— Да, госпожа.
Насмерть перепуганная, я не смела взглянуть им в глаза. Чувствовала: они наготове, ждут не дождутся, малейшая провокация — и снова бросятся на меня.
Где-то снаружи, в нескольких ярдах, застучали по решетке. Послышался властный мужской голос, здесь, в рабской обители, звучавший с особенным значением. Мы прислушались. Подняла голову и Саша.
— Сульду, — прокричал голос, — вызывают на ложе к Хаку Харану!
— Быстро, Сульда, — шепнула Саша, — Хак Харан ждать не любит.
— Да, госпожа. — Немыслимой красоты брюнетка, зардевшись от радости, бросилась прочь.
— Девушки слушают и повинуются, — откликнулась Саша.
— Вот и славно, — пророкотал голос.
— Меня, — сказала одна из девушек, — никогда ни к кому, кроме Фульмиуса, не вызывают.
Ее подруги расхохотались.
— Отойдите, — приказала Саша.
Взглянув на меня напоследок, девушки разбрелись по комнате.
— Я им не понравилась, — пожаловалась я.
— Ты очень красивая, — объяснила Саша, — естественно, они на тебя ополчились.
— Я думала, они ручные.
— Ручные — для мужчин, для хозяев. Но не друг для друга.
— Я не хочу, чтобы меня обижали.
— Тогда запомни, ты — ниже всех. Угождай им. Будь внимательна к сестрам-рабыням.
— Да, госпожа.
— Вставай. Пошли.
— Да, госпожа.
Рабыням часто позволяют устанавливать свои внутренние порядки, хозяевам нет до этого дела. В своей конуре рабыни могут жить по законам джунглей. Обычно верховодит самая сильная, самая крупная из девушек и ее приспешницы. Их власть держится на физической силе. Утвердив свое главенство, во взаимоотношения низших рабынь они не вмешиваются — пусть сами устанавливают между собой субординацию. Иногда между девушками вспыхивают отвратительные стычки. Они визжат, катаются по полу, отчаянно царапаются, лупят, пинают друг друга, дерут за волосы. А остальные — вот стыд! — забавляются, подбадривают. Бывает, самая сильная даже приказывает двум подругам драться, пока одна из них не признает себя побежденной. «Я побита, — униженно хнычет бедняжка, напуганная, исцарапанная. — Приказывай, госпожа». А потом прислуживает победительнице. Если отказывается, спор снова решается на кулаках. В этом замкнутом мирке субординация соблюдается строго. И я здесь ниже всех.
— Вот твоя каморка, — распорядилась Саша. — Здесь тебя будут запирать на ночь, когда не нужно обслуживать мужчин.
— Да, госпожа.
Крошечная, с запирающейся на засов дверью ниша рядом с большой комнатой. Влезть и вылезти можно только на четвереньках, так что выбежать из нее невозможно. Если выползешь в неурочное время, очень удобно сечь. Но самое главное, наверно, то, что, «входя» и «выходя» из своего убежища, девушка должна встать на колени и опустить голову, и это не дает ей забыть о своем рабстве. Глубина ниши около восьми футов, ширина и высота — четыре. В полный рост не встанешь. Никакой мебели, лишь тоненький красный матрац и скомканное грубое одеяло.
— Полагаю, жилище тебя устраивает.
— Да, госпожа. — Я улыбнулась. Действительно, такой роскошной клетки я не видывала. Сухо, и матрац есть. Чего же еще желать девушке? Ну, разве что цепи на шее и мехов в ногах ложа хозяина.
— Пойдем, — поманила меня Саша.
— Да, госпожа.
Обойдя бассейн, мы направились в другую комнату. Идя мимо бассейна, она показала мне железную дверцу.
— Это задняя дверь. Через нее мы вошли сюда.
— С этой стороны нет ручки, — заметила я.
— Да, — кивнула Саша, — открывается только снаружи.
Я вспомнила: там, дальше по коридору, другая дверь, около нее стоит стражник.
— А зачем же тогда, — спросила я, — в коридоре стражник? Саша взглянула на меня.
— Разве ты не видела в коридоре боковые двери?
— Видела.
— Вот их он и охраняет.
— А не нас?
— Здесь, в крепости, мы — самый бросовый товар, — рассмеялась она.
— О! — удивилась я.
Не отставая от нее, я оглянулась на дверцу. Крепкая. Изнутри не открыть. Там, за ней, в коридоре — кладовые с товаром, по-настоящему ценным товаром, который стоит того, чтобы поставить у дверей охрану. Тогда, в коридоре, мы проходили мимо кладовых. Двери заперты, но стражи там не было. Значит, там товары менее ценные. Слова Саши разозлили меня. Самый бросовый товар! Но потом я вспомнила: цена мне — всего лишь шесть медных тарсков.
Пройдя через какую-то каморку, Саша вышла в короткий коридор, ведущий в большую комнату. Коридор закрывали мощные решетчатые ворота, сквозь которые виднелись другие. Вот по этой решетке внутренних ворот и стучал стражник, вызывая рабыню Сульду к ложу Хака Харана. Но сейчас его не видно. Вообще никого. Однако ворота — и внешние, и внутренние — крепко заперты. На каждых — по паре тяжелых квадратных замков. Для каждых ворот нужны два ключа. Между воротами — около двадцати футов. А за ними украшенный вазами, устеленный коврами коридор. Я задумчиво рассматривала два висящих на внутренних воротах тяжелых замка.
— Отмычкой не взять, — перехватила мой взгляд Саша. — Там специальная втулка. Ни проволокой, ни булавкой не проткнуть. И заглушка — металлический конус. Перед тем как воткнуть ключ, ее надо отвинтить. Ни проволокой, ни булавкой ее и с места не сдвинешь.
— А есть здесь хоть что-нибудь вроде прочной проволоки или длинной булавки, что-то подходящее по длине, хоть попробовать?
— Нет, — отрезала Саша.
Я угрюмо стояла, вцепившись в решетку.
— Ты рабыня. Пленница, — напомнила Саша. — Пойдем.
Бросив последний взгляд на замки и решетки, я повернулась и пошла за ней. Она привела меня в каморку, мимо которой мы недавно проходили. Здесь девушки приводили себя в порядок. Здесь висели зеркала. Я увидела прелестную темноволосую рабыню, нагую, в турианском ошейнике, а за ней — другую темноволосую красавицу в платьице из желтого шелка, с плеткой в руке.
Саша указала мне на одну из пяти небольших, утопленных в пол ванн, показала, как пользоваться ароматическими маслами и полотенцами.
— А то ведь ты невежественная. Даже ванну принимать не умеешь.
Я покраснела.
Потом я отмыла волосы от дорожной пыли и пота, высушила, расчесала.
— Я хочу есть, — сказала я.
— Сядь на пол, — велела мне Саша.
Я, голая, уселась на пол.
Она бросила мне связку колец с колокольчиками.
— Надень.
— Они же застегнуты.
— Надень.
Вытянув левую ногу, я осторожно, одно за другим, надела на нее четыре кольца. Между кольцами — тоненькая вертикальная планка. Каждое кольцо размыкается и застегивается: на одном конце — крошечный штырек, на другом — паз. Болт входит в паз и защелкивается. Кольца плотно охватывают ногу. На каждом кольце — пять колокольчиков.
Надела. Застегнула.
Сижу и боюсь ногой пошевелить: зазвенят колокольчики, привлекут мужчин.
— Умеешь танцевать голой? — спросила Саша.
— Я не знаю танцев рабынь, — прошептала я, — я не умею танцевать.
— А шелками оборачиваться умеешь?
— Нет, госпожа. — Я потупилась.
— А пользоваться косметикой и духами рабынь?
— Нет, госпожа.
— А носить украшения?
— Нет, госпожа.
— А как доставить мужчине высшее наслаждение, знаешь?
— Я мало знаю, госпожа, — призналась я.
Лишь бы ногой не шевельнуть!
— Да тебя вообще чему-нибудь учили?
— Я мало знаю, госпожа. Одна рабыня, по имени Этта, научила меня кое-чему, чтобы я не была совсем уж никчемной, чтобы не били слишком часто.