давно закладывал за воротник, его не ставили в дежурства, только в архив, но, в связи с моим отсутствием… он, конечно, не помнил ничего, напился и заснул в кабинете еще до полуночи. В результате на вызовы Лейв ездил в одиночестве. Мне удалось зафиксировать время нескольких, но кто и как вызвал его в другой район?
— Какой-то полицейский передал мне сообщение о вызове, когда я возвращался с последнего случая, — устало пояснил Лейв, когда я прорвался к нему на встречу в тюрьме благодаря своим связям. — Я даже не успел войти в участок, когда тот полицейский меня нагнал.
— Какой полицейский? Имя, звание?
— Да я даже не приглядывался, так замучился за вечер: один вызов за другим, и все какая-то ерунда без применения магии…
— Хотя бы звание? На погоны его ты взглянул?
Он нахмурился:
— Вроде бы рядовой…
Все это было очень и очень странно и походило на подставу. Очень четко рассчитанную и хорошо подготовленную, но подставу.
Одно радовало: из-за того, что моя теория оказалась верна, и я предсказал появление трупа в этом районе и в этот день, начальник полиции решил восстановить меня в должности. Капитан Вигбьорнсон имел свою версию — по ней это дело не имело отношения к серийным убийствам, а все рунические рисунки — лишь инсценировка, тем более, что и тело миссис Кьеллсон не было так изуродовано, как другие. Аргумент, что у убийцы просто не было достаточно времени, чтобы поизмываться над жертвой благодаря нашей облаве, на него не действовал. Вигбьорнсон был уверен, что еще один труп проститутки будет найден в бедных районах, но этого так и не случилось, а магические следы на месте последнего убийства всех очень озадачили.
К тому же, я озвучил информацию, которой поделилась Рика — что благодаря ритуальным убийствам маг выпускал жертвам кровь, которая проникала в землю, и в этом был смысл всего происходящего. На месте предыдущего преступления была снята брусчатка и верхний слой почвы, и следы рунической магии все же были обнаружены. Это позволило привязать последнее тело к серийным убийствам, но влияние Вигбьорнсона и мистера Кьеллсона было не перебить.
— Вы же понимаете, что мой напарник не виновен? Его подставили! — вопрошал я у начальника полиции, пряча в карман удостоверение и боевой артефакт, которые он мне вернул.
— Работайте, мистер Стейнсон, с подозреваемым разберутся ваши коллеги.
— Но он же не виновен! Это огромная ошибка! Он мой напарник и в деле с самого начала, он мне помогал…
— К сожалению, сейчас это играет против него, — тяжело вздохнул начальник полиции. — Я не могу просто отпустить подозреваемого, который сам подставляется: он не имеет нормального алиби, был на месте преступления, имел связь с жертвой и даже сам вызвал ее на встречу…
— Он не вызывал!
— Но все так выглядит. Найдите настоящего убийцу, и мы сможем отпустить вашего напарника. Пока же я могу только обещать, что буду оттягивать судебное разбирательство, насколько это возможно.
— Какой суд, дело еще не раскрыто?!
Начальник полиции смерил меня мрачным взглядом:
— Идите работать, следователь Стейнсон, идите работать…
Мне ничего не оставалось, как послушаться.
После приказа начальника городской стражи меня не только восстановили в должности, но и ввели в состав группы по расследованию серийных убийств. Как раз вовремя, чтобы я мог присутствовать при обыске вещей убитой и опросе ее служанок.
— Госпожа так горевала, так горевала в последние дни, — плача, отвечала на вопросы горничная, подтверждая версию Лейва, что это он бросил любовницу. — Я не знаю, почему, — быстрый опасливый взгляд на дверь, — но она часто плакала. А еще писала много писем, отправляла посыльных. А потом снова плакала.
— А ответы получала? — уточнил Вигбьорнсон.
— Нет, господин, посыльные возвращались без ответа.
— Капитан, — поправил он.
— Да, простите, капитан, — она сделала книксен. — И в тот день… ну, когда… — девушка всхлипнула, — ей тоже принесли записку. Тогда она обрадовалась, перестала плакать. Велела подать ее любимое платье, долго красилась и заплетала волосы. Много раз перечитывала то письмо.
— А вы видели письмо? — хмуро осведомился капитан Вигбьорнсон.
— Нет, что вы, капитан, как можно заглядывать в вещи хозяйки?! — возмутилась девушка так неестественно, что сразу стало понятно, что она врет. Впрочем, это ничего не меняло.
Наконец, я смог получить полный доступ к последним материалам, в том числе и прочесть ту записку, которую миссис Кьеллсон сжимала в руке в момент смерти. Это был небольшой листок линованной бумаги, аккуратно обрезанный ножницами с одной стороны, с написанным на нем стихом. Он был озаглавлен «К Каисе» по имени жертвы, а далее в поэтическом виде восхвалялись прелести женщины. В последнем же абзаце поэт описывал, как счастлив был бы видеть ее ночью «в аллее, где зеленеют вечные дубы» и «где я впервые был сражен любовью» — конкретное указание на место, да время было иносказательно указано «когда от времени дневного останется лишь пара из частей» — то есть в десять двенадцатых*. И текст этот был написан рукой Лейва, и магическая экспертиза подтвердила следы его ауры, да и стиль стихов знаком… только вот мой напарник, хоть и поэт, всегда был точен в своих метафорах, не добавлял ничего «для красного словца». Почему же тогда в этом стихе, которым он вызвал любовницу на встречу «зеленеют дубы»? Осень на дворе, листья давно пожелтели и опали.
А вот лист бумаги, на которой был написан текст, навел меня на кое-какие мысли. Формат был знакомый, да и бумага… желтоватая в тонкую голубую полоску. Нет, Лейв был совсем не таков. Я знал давно все уловки этого ловеласа, письма для своих любовниц он писал совсем в другой манере: не карандашом на желтой бумаге с помарками, а на чистом большом листе, каллиграфически вырисовывая каждый завиток перьевой ручкой. Не потому что ему так самому это нравилось, а потому что «женщина должна чувствовать твое внимание даже в мелочах».
Поэтому, вернувшись в наш кабинет, я в первую очередь обыскал стол Лейва. Конечно, его уже обыскивали до меня, но вряд ли кто-то знал, что искать. Однако, ни в знакомом ящике, ни в других заветной черной книжечки, в которую обычно Лейв записывал свои стихи, я не обнаружил. Аккуратно расспросил следователей из группы, но блокнот они не изымали как доказательство. А ведь это могло бы стать уликой против Лейва, если лист вырезан именно из этой книжки, но нет.
Это вновь навело меня на мысли, что в офисе полиции есть крот. Все слишком гладко складывалось, чтобы можно было организовать это извне. Нет, нужно было быть знакомым с Лейвом, знать о его любовнице и о стихоплетстве, выгадать момент и украсть блокнот… кто же был способен на это? И тот рядовой, который передал Лейву приказ о вызове на место преступления, кто он?
В следующий раз выбив встречу с напарником, я задал ему эти вопросы:
— Ты не вспомнил, кто передал тебе приказ?
Он грустно покачал головой:
— Да они все на одно лицо, я никогда не вглядывался! Да еще и в ту ночь так замучился…
— И все же постарайся вспомнить.
— Я все время об этом думаю, но…
— А твой блокнот, где он хранился?
— Блокнот? — он удивился.
— Да, тот, где ты записывал свои стихи — черная книжица. Обычно ты хранишь ее в ящике стола?
— А… нет, я ее выбросил.
— Что?!
— Я выбросил его, надоела эта любовная муть, — он поморщился. — Ты же знаешь, как это бывает: пишешь-пишешь, вдохновение переполняет, каждая строчка кажется нужной и точной, а потом как глянешь — ерунда совершеннейшая, бессмыслица, бездарность… — он махнул рукой.
Да, я знал. Не на своем примере, конечно, на его. Когда Лейв бывал влюблен, он и писал, и радовался как ребенок, и легко зачитывал свои стихи. Когда же разочаровывался в женщине, то и творчество летело в тартарары.
— Когда? — спросил я, холодея.
— Что?
— Когда ты выбросил блокнот?!
Лейв нахмурился, морща лоб, что-то посчитал на пальцах…
— Не помню точно… может… недели две назад?..
Я сглотнул. То есть весь этот план был продуман так давно?! Уже тогда убийца все просчитал, подобрал книжицу, выбрал стих, с помощью которого можно было заманить жертву… неужели это возможно?!
* 10/12 — это 8 вечера (20:00).
Глава 54. Драдрерика
Я очень винила себя в том, что не смогла помочь Эрику поймать убийцу. Все же из нас двоих именно я отвечала за понимание рунной магии, но не справилась. Я совершенно не могла предположить, что в этом мире окажется рунолог такого уровня.
Обычно рунологи — относительно слабые маги. Хотя так будет говорить неправильно. Их контроль над энергией выше, они способны выдавать более тонкий поток более длительное время, что не в силах делать боевики. И, конечно, они куда эффективнее управляют своим небольшим резервом, знают бесконечно-много сочетаний рун и незаменимы для создания многих амулетов.
Но у них есть и ограничения, этого не отменить. Однако, если маг одновременно и рунолог, и имеет большой резерв, это может позволить перейти на следующий уровень владения мастерством. И он может реализовывать такие фортели, как тот, с которым мы столкнулись в переулке: скрывать свои магические манипуляции от других магов, а также уметь активировать руноскрипты дистанционно. Эрик говорил, что видел какую-то тень в конце переулка с телом, но я была уверена, что этот маг не выдал бы себя таким образом, скорее всего, он притаился подальше от места преступления — пока мы бежали на крик, у него было время.
Как он при этом контролировал наше положение, чтобы активировать вовремя ловушку? Я думала об этом, лежа в кровати с переполненным резервом. Меня в этот раз знобило и крутило от боли в мышцах. Не знаю, то ли это расплата за то, что я слишком долго оттягивала очередной цикл лечения, то ли еще что. Далия запрещала физические нагрузки и говорила беречь себя, пока резерв не восстановит нормальный объем, а я в последние дни то наполняла его во время медитаций, то тратила, не позволяя переполниться. Я старалась, конечно, контролировать наполненность с помощью амулета и не превышать названных Далией показателей, но это не всегда получалось, я была недостаточно внимательна.