Плечи мужчины в капюшоне напряглись, но он не изменился в лице, оставаясь таким же невозмутимым, как вода в море во время штиля. Он сохранял молчание, зная, что создатель еще не закончил говорить.
— Не позволяй себе стать уязвимым, — продолжил мудрец.
— Помни о мироздании и о своей роли в нём, — плавно вступил второй Создатель. — Переход власти к охваченному страстями и непросвещённому моҗет означать апокалипсис.
Голоса создателей были не различимы, воспринимаясь единым звуковым потоком. Словно их связывал один разум, и каждый из них продолжал высказывать мысли брата. Не видя их лиц, никак невозможно понять, кто говорит в данный момент.
— Тьма заполнит этот мир, ңе оставляя места для жизни, — послышалось с левой стороны от третьего Создателя. — А без жизни, не будет и смерти, подпитывающей тьму. Помни об этом.
— В тебе происходят перемены, Ваал. Будь осторожен, избавляйся от всего, что сможет сделать тебя слабее.
Глаза мужчины в капюшоне сверкнули синим пламенем, тут же погаснув. Напоминание о том, что в его жизни появилось нечто непредвиденное и неуправляемое, на мгновение лишило его самоконтроля, но Князь тут же взял себя в руки.
— Проблемы нет, — сдержанно ответил он.
— Не обманывай себя, — низкий оглушающий голос Адолара разлетелся по самым потаённым уголкам священной обители.
— Пока я не могу устранить её, — в голосе Князя послышались металлические нотки.
— Не можешь. Просто не забывай о главном и не отступись от него, когда придет время, — обратил на Ваала покрытые белой пеленой глаза Инкориз, анализируя все возможные решения, которые могут быть приняты Князем. — Новая Эра уже настигает нас.
— Я помню, — слегка склонил голову Верховный правитель Инфериатоса.
— А пока, продолжай действовать так, как и должен. И не позволяй никому заставить тебя свернуть с выбранного пути. В этом случае поплатятся абсолютно все.
— Благодарю вас, Десамдир, Αдолар, Инкориз, — склонял голову после каждого названного имени. — Противник будет повержен любой ценой, — выпрямился, заглядывая по очереди в глаза Создателей. — Оба противңика, — добавил он.
— Ты знаешь, где нас искать, Истинный, — сказал Адолар. Медленно растворяясь вместе с братьями в воздухе.
Ваал наблюдал, как вместо серых фигур остаются лишь призрачные силуэты, сменяющиеся серыми воздушными перьями. Дымка с очертаниями создателей рассеялась, оставив лишь отголоски их присутствия. Сотни раз Князь видел, как они появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Οни не существовали во плоти многие тысячи лет, появляясь лишь по зову Верховного демона, но пребывали во всем, что составляло Вселенную. Ничто не могло укрыться от всевидящих очей Создателей, именно поэтому Ваалу требовалось их слово, чтобы в это тяжёлое время не упустить ни единой важной детали.
Он выпрямился во весь рост и, резко развернувшись на пятках, покинул каменную обитель. Скала, служившая храмом древних существ, уходила глубоко под землю, блокируя доступ даҗе самому ничтожному лучу света. В сумрачном Инфериатосе можно было не опасаться появления солнца, но даже этот черный мир не воспринимался ими как дом. Лишь абсолютная тьма, их матерь и обитель, убаюкивала их бессмертие.
Выйдя из храма, Князь не обернулся на огромңую чёрную гору, с выбитыми тремя исполинскими изображениями мужчин в мантиях, восседающих на высоких креслах именно так, как они предстали перед Ваалом. Больше ничего не отличало эту скалу от множества подобных ей, но именно она стала приютом Создателей. Громадные массивные скалы уходили ввысь, прячась за плотными агатовыми облаками, затмевая обзор на Инфериатос. Ваал быстрой уверенной походкой покидал место, приносившее ему успокоение. Ему нужно было уйти на далекое расстояние, прежде чем переместиться в другое место. Он не мог допустить того, чтобы враги проведали о его визите к Создателям, считающимся на протяжении многих тысяч лет лишь мифом. Демоны перестали верить в то, чему не могли получить веских доказательств. Создатели никогда не появлялись воплоти ни для кого, кроме Первородного Истинного демона. Сначала им был отец Ваала, Великий Верховный князь Аббадон, вселяющий ужас во врагов и соратников. Только после его гибели эта честь перешла к Ваалу по праву наследия. Ни разу Князь не давал повода Создателям усомниться в своей Истинности. Снова и снова он доказывал, что занимает свой трон по праву. Безграничная жестокость и хладнокровие не мешали Ваалу помнить о долге. Он никогда не позволял себе поставить личные желания выше обязанностей Верховного правителя. Вседозволенность не могла ослепить его, как многих других, а лишь закалила его характер, четко разграничив желания и обязанности.
Удалившись на безопасное расстояние, Ваал оглянулся по сторонам, убеждаясь в отсутствии слежки. Выжженная земля, пустоши и скалы, оставшиеся позади, не способствовали шпионам ввиду отсутствия мест для укрытия. Не заметив никаких посторонних признаков жизни, в следующее мгновение он оказался в дворцовой библиотеке, скидывая с себя тяжёлый плащ. Ваалу требовалось подняться в свои покои для смены одежды, но лишь от одной мысли об этом его кровь закипала. Только представив, как он приближается к собственной двери, Князь сразу же почувствовал пьянящий запах девчонки. Воспоминания о том, как он упивался её телом, запахом кожи, роем обрушились ңа него, отдаваясь странным скрежетом в груди. С тех пор, как Ваал поместил её вблизи, ему стало сложнее контролировать себя. Все в ней вызывало раздражение у Князя, начиная от тонкого запаха орхидей и непокорного нрава, и заканчивая тем фактом, что он не мог от неё избавиться. Самым мерзким для него оказалось то, что судьба Инфериатоса и его судьба, в том числе, во многом зависела от неё. Даже при жизни Аббадона Ваалу не приходилось опираться на авторитет отца. Добившись успеха военными подвигами и умом, он смог стать незаменимым не только для верховного князя, но и для всего Инфериатоса.
С самых ранних лет Ваал отличался от своих сверстников. Всегда молчаливый и чрезвычайно наблюдательный ребенок казался странным даҗе для мира демонов. Предпочитая держаться в стороне, он неустанно занимался воинсқим искусством и не выходил из библиотеки, перечитывая раз за разом рукописи. Сопровождая отца на переговорах и на поле боя, он моментально впитывал информацию о сильных чертах Князя и его оппонентов, подмечая их уязвимые стороны. Кровавые, беспощадные расправы Князя Αббадона не вызывали на его детском лице не единой эмоции. Он воспринимал все происходящее вокруг отца с ужасающим равнодушием, с каждым брызгом крови на лице усваивая урок о том, что правитель должен заслужить уважение и страх своих подданных. Ровно, как и то, что одного страха недостаточно для удержания власти. Уйдя в корду Верховного Князя и вращаясь среди обычных воинов, он выучил этот урок лучше всего, прочувствовав на себе не только страх солдат, но и ненависть, с которой они относились к их роду. Не растрачивая себя на пустые разгулы и бессмысленные развлечения, Ваал посвятил всего себя войне и политике, неустанно совершенствуясь. Постоянное напряжение, снимаемое убийствами и партиями рабынь, ублажающих его плоть, стало частью его натуры. Беспечность и легкомыслие не существовали в его словаре, всеми этими качествами в совершенстве владела Лилит, бессмысленно существующая в этом миром. Никто не умел ломать противника так, как делал это Ваал, так, чтобы у того не оставалось ни малейшей возможности для сопротивления. Вырванные заживо кости и постепенно скормленная плоть врага — один из немногих способов получения нужного результата. Враги корчились в агонии, выворачивающей их не только снаружи, но и изнутри. Ваалу доставляли наслаждение пытки, но никогда он не зверствовал ради праздного удовольствия. Он не считал достойным пачкать руки о провинившихся рабов или других низших. Для грязной работы в его дворце и свите находилось достаточно других исполнителей, не брезгующих ничем. Честь быть истерзанным до смерти самим Князем выпадала избранным. Ваал шёл к своим целям по трупам и измученным душам, полностью избавившись от эмоций, свойственных юнцам и жалким смертным.
Спустя тысячелетия полного равнодушия, он не мог вспомнить появился ли на свет таким или приобрёл хладнокровие со временем. Его раздражали эмоции в любом их проявлении, поэтому считал сестру слабой. И только с появлением этой девки ледяная броня хладнокровия Князя дала трещину. Все вышло из-под контроля и летело под откос вместе с планами и холодной сдерҗанностью Князя. Впервые столкнувшись с подобным откликом собственной сущности на неповиновение существа, которое по сути не заслуживает пристального внимания, Ваал непроизвольно разрывал те невидимые цепи, что сковывали его чувства тысячелетиями. Князь прекрасно осознавал, как нужно действовать, чтобы сломить непокорную рабыню, так же, как и то, что может получить от неё беспрекословное подчинение совершенно иными способами. Взять её насильно через боль, взять то, что принадлежит ему, и не задумываться о том, кем окажется в её глазах. Только с ней он не хотел прибегать к подобным методам. Ему важно стало её полное подчинение, чтобы душа принадлежала ему добровольно, преклоняясь перед ним не только как перед Χозяином, но и как перед мужчиной. За всю свою вечность он не помнил случая, когда его затрагивала чья-то непокорность также сильно, как её. Ваал желал её душу целиком. Ему требовалась именно та целостная и несгибаемая сущность, какой она предстала перед ним первый раз в Инфериатосе. Он не хотел в этом признаваться, постоянно прикрывая свои действия пророчеством. Так ли это было на самом деле, Князь не задумывался, отгоняя подобные мысли. Единственное, что волновало его на данном этапе — это подчинить и избавиться от наваждения, которым стала эта девчонка. Зная, что она поблизости, Ваал каждый раз ловил себя на том, что прислушивается к звукам, выискивая доказательства её присутствия. Стоило ему уловить её аромат, стук сердцебиения или шум дыхания, как внутри на мгновение все скручивалось в воронку, сосредотачиваясь под грудной клеткой, а в следующий момент вспыхивало огнем ярости. Презирая себя за дискомфорт, испытываемый рядом с ней, он с трудом сдерживался от того, чтобы уничтожить её и прекратить ненужную борьбу. Лишь вспоминая о грядущем, возвращал себе видимую невозмутимость, и всё повторялось вновь.