«Пора грез»
После Собрания «Нового мира» жизнь вроде бы вернулась в прежнее русло, несмотря на кое-какие тревожные признаки, самым странным из которых было то, что дети больше не занимались учебой по утрам и вечерам, а после работы либо сразу же ложились спать, либо выходили в Интернет. Руководство страны не обращало особого внимания на этот феномен, не увидев в нем пугающего знамения и посчитав его нормальной реакцией на усталость после работы. Однако эпидемия распространялась стремительно, и вскоре дети трудоспособного возраста стали пропускать не только занятия, но и работу, а младшие дети полностью забросили учебу. Тут руководители наконец осознали наличие каких-то глубинных причин, но было уже слишком поздно. Развитие ситуации усугубилось еще до того, как были приняты эффективные меры, вследствие чего мир детей пережил второй социальный вакуум.
В отличие от первого этот вакуум имел форму не катастрофы, а веселого праздника. Началось все в воскресенье утром, когда обыкновенно в городе стояла полная тишина, поскольку дети старались отоспаться после изнурительной шестидневной рабочей недели. Однако в тот день все обстояло иначе. Собравшиеся в башне ГИЦ юные руководители обнаружили, что город пробудился от сна, в котором пребывал с момента ухода взрослых. Дети были повсюду, словно все они разом решили выйти на улицу. Это напоминало суету и оживление взрослого мира, оставшегося в прошлом. Дети прогуливались небольшими группами, взявшись за руки, смеясь, распевая песни, наполняя город радостью. В течение всего утра дети гуляли по городу, останавливаясь то тут, то там, словно впервые попали в этот город и вообще в этот мир, и все фибры их душ вибрировали одним и тем же чувством: «Этот мир принадлежит нам!»
Период «Города сладостей» принято разделять на две фазы: «Пору грез» и «Летаргию». В то воскресенье началась первая фаза.
Днем дети разошлись по своим школам, размышляя о том, как беззаботно им жилось при взрослых, и вспоминая о детстве. Они с радостью встретились со своими одноклассниками и товарищами по Обыкновенной эпохе, обнимаясь и поздравляя друг друга с тем, что пережили катастрофу. Все тревоги о том, что принесет завтрашний день, развеялись; дети и так слишком много тревожились и устали от этого. Впрочем, думать о завтрашнем дне вообще не свойственно детской натуре.
К вечеру бурное веселье достигло апогея. В городе зажглись все огни, воздух сотрясался от грома фейерверков, затмивших Туманность Розы.
Юные руководители молча взирали с последнего этажа ГИЦ на море огней и сверкающую пиротехнику.
– Вот истинное начало мира детей, – глядя на толпы ликующих детей на улицах, заметил Очкарик.
– И что будет дальше? – тихо вздохнула Сяомэн.
Похоже, Очкарик оставался совершенно спокоен.
– Расслабься. История – это река, текущая так, как пожелает, и никто не может ее остановить.
– Так что же нам делать? – спросил Хуахуа.
– Мы лишь крохотная частичка истории, несколько капель в этой реке. Будем плыть по течению.
– Я только что пришел к такому же выводу, – вздохнул Хуахуа. – Мне стыдно вспоминать о том, как я гордился мыслью, что мы встанем у руля государства.
На следующий день дети, работающие в жизненно важных отраслях экономики – в энергетике, на транспорте, в телекоммуникациях, – вышли на работу, однако подавляющее большинство остальных детей остались дома. Второй раз страну детей охватил паралич.
В отличие от «Подвешенного состояния», тревожных донесений в этот период поступало мало. Дети-руководители собрались на экстренное совещание в зале ГИЦ, но никто понятия не имел, что говорить и что делать. После долгого молчания Хуахуа достал из ящика стола темные очки и сказал:
– Я схожу посмотрю, что к чему.
С этими словами он ушел.
Выйдя из башни, Хуахуа нашел велосипед и выехал на проспект. На улицах народу было столько же, сколько и накануне, и дети казались еще более радостными. Хуахуа поставил велосипед у торгового центра. Двери были открыты, дети заходили и выходили, и Хуахуа присоединился к ним. Внутри было много детей, они ходили вдоль полок и выбирали то, что им нравилось.
Радиоуправляемая машинка с визгом прокатилась по полу и скрылась под полкой. Оглянувшись, Хуахуа увидел перед другой полкой большую толпу детей: игрушки были разбросаны по полу, машинки, танки, роботы двигались из стороны в сторону, сбивая расставленных кукол под радостные крики мальчишек. Они пришли за любимыми игрушками, но, обнаружив столько чудесных вещей, что унести их было невозможно, решили поиграть в них прямо здесь. Дети были маленькие, младше Хуахуа, и тот, проходя мимо, увидел, как они возятся со сложными игрушками, и вспомнил мир, описанный в новом пятилетнем плане. Сам он уже вышел из того возраста, когда игрушки доставляют такую радость, но все же ему был понятен восторг других детей.
Мальчики и девочки разделились на две отдельных группы, каждая занималась чем-то своим. Сами мальчики также разделились на две группы, собрав внушительные армии электрических игрушек: сотни танков и других боевых машин, около сотни истребителей, огромные толпы роботов и горы причудливого безымянного оружия лежали перед ними на полу огромной грохочущей, сияющей огнями массой. Вокруг собрались человек двадцать мальчиков. Вооруженные до зубов, пистолеты на поясе, за спиной завывающие и мигающие лампочками автоматические винтовки, в руках пульты дистанционного управления. Противник начал наступление: по гладкому полу с воплями устремились вперед полчища крошечных железных чудовищ, и игрушечная армия достойно встретила врага. Две линии сошлись в четырех-пяти метрах перед Хуахуа. Противники с грохотом сталкивались друг с другом, к великой радости детей. Это напоминало потревоженное осиное гнездо: примерно половина машин опрокинулись или стояли на месте, в то время как остальные метались во все стороны. Вражеские роботы наступали; три линии маленьких железных человечков высотой от десяти до двадцати сантиметров надвигались ровным строем, развалившимся только тогда, когда роботы дошли до груды опрокинутых машин. Тут к противной стороне подоспело подкрепление – двадцать радиоуправляемых машинок врезались в ряды роботов на полной скорости, опрокидывая металлических солдатиков. Повинуясь умелому управлению детей, машинки выписывали резкие повороты, преследуя роботов, которым удалось удержаться на ногах. Поле битвы покрылось опрокинутыми машинками и оторванными конечностями роботов. Первое столкновение закончилось, возбуждение детей нарастало, однако оставшихся на полках игрушек было недостаточно для того, чтобы продолжать сражение. Как раз в этот момент подбежавший мальчик сообщил, что нашел склад, и все бросились следом за ним. Вскоре запыхавшиеся дети притащили десятки ящиков с боевыми машинами и роботами. Полки были отодвинуты в стороны, чтобы освободить место. Через несколько минут началось новое, более масштабное сражение. Обе стороны непрерывно вводили в бой все новые подкрепления.
Тем временем девочки окружили себя плюшевыми зверями и куклами, которых они поселили в игрушечные дома, построенные из кубиков. Дома возводились так быстро, что девочкам пришлось просить мальчиков отодвинуть полки, чтобы можно было построить на полу целый город, населенный светловолосыми голубоглазыми куклами. Закончив работу, девочки с удовлетворением смотрели на сотворенный ими мир, а тем временем мальчики направили на это сказочное царство неудержимую армаду радиоуправляемых танков, безжалостно сровнявших его с землей.
Хуахуа перешел в продовольственный отдел, где пиршествовала группа юных гурманов. Дети старательно выбирали самые отборные деликатесы, но откусывали лишь по маленькому кусочку, чтобы оставить в желудке место для других лакомств. Прилавок и пол были усеяны плитками элитного шоколада, от которых отломили лишь по одной дольке, бутылками с газировкой, откупоренными, но выброшенными после одного отпитого глотка, и грудами банок консервов, из которых съели по одной ложке. Хуахуа обратил внимание на девочек, окруживших горку разноцветных карамелек, – вели они себя весьма странно: разворачивали карамельку, быстро лизали ее пару раз и тотчас же отбрасывали в сторону, чтобы взять новую. Многие дети уже объелись, но упорно не желали останавливаться, словно были прикованы к какой-то мучительной работе.
Шагнув в дверь, Хуахуа столкнулся с девочкой четырех-пяти лет с целой охапкой кукол в руках. Куклы разлетелись по полу. Сняв с плеча новенькую сумку, девочка швырнула ее на пол, уселась и завыла, дрыгая ногами. Хуахуа заметил, что сумка была набита всевозможными куклами, большими и маленькими; он не мог себе представить, зачем девочке столько кукол. Выйдя на улицу, Хуахуа увидел, что детей стало гораздо больше; все они пребывали в приподнятом настроении, большинство прихватили с собой из магазина то, что привлекло их внимание. Мальчики держали электронные игрушки и банки мясных консервов; девочки выносили сладости, красивые наряды и кукол.
Обратная дорога на велосипеде получилась долгой, поскольку улицы были запружены играющими детьми, словно весь город превратился в игровую площадку. Одни гоняли мяч, другие играли в карты. Кто-то сел в машину и петлял по улицам, словно пьяный. Три мальчика забрались на крышу роскошного лимузина, который мчался по проспекту, вынуждая прохожих разбегаться в стороны. Проехав совсем немного, машина врезалась в стоящий на обочине грузовик, и мальчишки кубарем полетели на землю. Мальчик, сидевший за рулем, выбрался из машины и расхохотался, глядя на своих приятелей, поднимающихся на ноги.
Вернувшись в ГИЦ, Хуахуа рассказал Очкарику и Сяомэн о том, что увидел на улицах, и узнал от них, что в других районах страны обстановка схожая.
– Насколько мы понимаем, дети просто берут то, что им приглянулось, считая это чем-то таким же естественным, как пить воду и дышать воздухом, – сказала Сяомэн. – Остановка работы означает, что собственность осталась без контроля, но, как это ни странно, никто не предъявляет на нее свои права, поэтому нет никаких конфликтов из-за того, что дети берут чужое.
– На самом деле объяснить это нетрудно, – сказал Очкарик. – Любые потери можно возместить в другом месте. Это означает конец личной собственности.
– То есть, – пробормотал потрясенный Хуахуа, – все экономические законы, все отношения собственности, доставшиеся нам от взрослых, рухнули в одночасье?
– Ситуация чрезвычайная, – согласился Очкарик. – Мы живем в период беспрецедентного изобилия, с одной стороны обусловленного резким уменьшением численности населения, а с другой – тем, что в последний год после вспышки сверхновой взрослые многократно нарастили объемы производства всех видов продукции, чтобы как можно больше оставить после себя детям. Как следствие, в сегодняшнем обществе уровень материального благосостояния на душу в одночасье вырос в пять, а то и в десять раз! В свете такого неслыханного богатства экономические структуры и понятия личной собственности претерпят потрясающие изменения. Мы вдруг оказались в состоянии первобытного коммунизма.
– То есть мы досрочно попали в будущее? – сказала Сяомэн.
– Это лишь временная иллюзия, – покачал головой Очкарик, – не имеющая соответствующего производственного базиса. Сколько бы ни оставили после себя взрослые, рано или поздно это закончится, и тогда экономические законы и понятие личной собственности вернутся в норму или даже откатятся назад. Возможно, за этот процесс придется заплатить кровью.
– Нужно было задействовать армию, чтобы принять незамедлительные действия по защите государственной собственности! – хлопнул рукой по столу Хуахуа.
– Мы обсуждали этот вопрос с Генеральным штабом, – покачала головой Сяомэн, – и пришли к единодушному мнению как можно быстрее вывести армию из всех крупных городов.
– Почему?
– В настоящий момент мы имеем дело с чрезвычайной ситуацией, однако и армия также состоит из детей. Естественно, они не подготовлены. Для того чтобы гарантировать успех, необходимо максимально подготовить армию. Это потребует времени, однако другого пути нет.
– Ну хорошо. Но нужно сделать это быстро. Сейчас положение серьезнее, чем когда остановились «Часы эпохи». Страну полностью разворуют!
Целых три дня дети не могли прийти в себя от изумления: взрослые оставили после себя столько всего, так много вкуснятины, так много игрушек. Затем наступило недоумение: если идеальный мир был так близко, почему его не сотворили раньше? Дети начисто забыли всё; даже у тех, кто постарше, сохранивших толику разума во время Собрания «Нового мира», заботы о будущем испарились бесследно в ходе безудержного праздника. Наступило самое беззаботное время в истории человечества, и вся страна, захлестнутая детской вседозволенностью, превратилась в один сплошной сад наслаждений.
В период «Города сладостей» три бывших ученика из класса Чжэн Чэнь – почтальон Ли Чжипин, парикмахер Чан Хуэйдун и повар Чжан Сяолэ – не ходили на работу и проводили все время вместе. Почтовая служба практически полностью остановилась, поэтому Ли Чжипину нечего было разносить по почтовым ящикам; никто не заходил постричься в парикмахерскую Чан Хуэйдуна, поскольку детям, в отличие от взрослых, по большей части не было никакого дела то того, как они выглядят; у повара кафе Чжан Сяолэ было еще меньше причин оставаться на кухне, поскольку дети нашли себе гораздо более аппетитные пастбища. На протяжении первых трех дней «Поры грез» каждая клеточка организмов трех друзей пребывала в состоянии возбуждения, и они почти не спали. Каждый день приятели просыпались с рассветом, словно какой-то голос звал их: «Ну же, просыпайтесь, начался еще один чудесный день!»
Выходя утром на свежий воздух, три мальчика испытывали радость птиц, вырвавшихся из клетки. Они наслаждались полной свободой. Не зная никаких ограничений, вольные не ходить на работу, дети ходили куда хотели и играли в то, что им нравилось. Последние несколько дней все мальчишки, как и трое приятелей, предпочитали играть в игры, требующие физической выносливости; дети помладше, игравшие в «войну» или в прятки, прятались так хорошо, что никто не мог их найти, поскольку в их распоряжении был весь город. Ребята постарше играли в машины (в настоящие машины!), в футбол и уличный хоккей прямо на площадях и проспектах. В играх они не жалели сил, поскольку помимо самих игр они преследовали еще одну цель: подготовиться к полуденному пиршеству. По утрам дети из кожи вон лезли, чтобы устать до полного изнеможения, в первую очередь в надежде на то, что, когда придет время обеда, они смогут с полным правом сказать себе: «Я хочу есть!»
Игры завершались в половине двенадцатого, а в полдень начиналось пиршество. По всему городу было столько возможностей, что трое приятелей посчитали неразумным каждый раз есть в одном и том же месте, поскольку каждое заведение изо дня в день снабжалось из одного и того же склада, поэтому яства теряли свою новизну. Но к пиршеству на стадионе это не относилось. На этой самой большой площадке в городе ежедневно обедали больше десяти тысяч детей. К тому же и выбор еды был гораздо богаче. Внутри стадион напоминал лабиринт, стены которого были построены из консервных банок и коробок. Отвлекаться было нельзя, ибо можно было запросто споткнуться о горку рассыпанных на земле леденцов. Как-то раз Ли Чжипин наблюдал с высокой трибуны стадиона за полчищами грязных детей, бродящих среди гор еды, возвышающихся на игровом поле, подобно муравьям в куске торта. После каждой трапезы горы заметно уменьшались, но вечером их снова восполняли дети, привозящие новые продукты со склада.
После нескольких посещений стадиона трое приятелей усвоили нехитрое правило: всякий раз, когда они находили что-нибудь вкусное, очень скоро новое яство переставало доставлять им удовольствие. Чжан Сяолэ понял это на примере мясных консервов. В первый раз он перепробовал восемнадцать разновидностей, всего двадцать четыре банки – разумеется, он не съедал их целиком, а лишь пробовал понемногу, – но с тех пор эти консервы приобрели для него вкус опилок. Также приятели обнаружили, что тут на помощь приходит пиво и варенье из боярышника, и следующие несколько дней употребляли их в качестве аперитива.
Хотя массовое пиршество на стадионе было очень зрелищным, еще большее впечатление на трех мальчиков произвело то, что они увидели в ресторане «Эйша пасифик», одной из самых роскошных гостиниц города. Столы были заставлены горами деликатесов, которые до того приятели видели только в иностранных фильмах, однако единственными посетителями были котята и щенки. Напившись французским вином и шотландским виски, животные, пошатываясь, бродили по залу под громкий хохот своих юных хозяев.
Полуденные обжорства вынуждали отказываться от подвижных занятий во второй половине дня и переходить к таким, как карты, видеоигры, бильярд или даже просто просмотр телевизора. Обязательным было только одно: пиво. Каждый ребенок ежедневно выпивал две-три бутылки для улучшения пищеварения. С наступлением сумерек трое друзей присоединялись к общегородскому празднику песен и танцев, продолжавшемуся до полуночи, и к этому времени они нагуливали аппетит.
Однако прошло совсем немного времени, и дети устали от нескончаемых игр. Они поняли, что никакое удовольствие не длится бесконечно долго, а то, что дается без труда, быстро теряет всю привлекательность. Дети устали, и вскоре игры и пиршества превратились в работу. А работать они не хотели.
Через три дня в город вошла армия, перед которой была поставлена задача защитить государственную собственность. Продовольствие и предметы первой необходимости следовало распределять по потребностям, а беспутному расточительству нужно было положить конец. Взять ситуацию под контроль оказалось значительно проще, чем предполагалось, и обошлось без массового кровопролития.
Однако последующие события развивались совсем не так, как надеялись юные руководители. В мире детей все процессы раскрывались с новой, необычной стороны, чего даже предположить не могли взрослые Обыкновенной эпохи.
Период «Города сладостей» перешел во вторую фазу – «Летаргия».
«Летаргия»
На протяжении следующих нескольких дней Ли Чжипин и его приятели, помимо того чтобы ходить на раздаточные пункты за едой, ничем больше не занимались и только спали. Спали они долго, по восемнадцать-двадцать часов в сутки. Мальчики просыпались, чтобы поесть, но поскольку никто от них ничего не требовал, они тотчас же снова ложились спать. С практикой спать становилось все проще и проще. Рассудок затуманивался, и дети пребывали в состоянии постоянной дремы. Бессмысленно было даже бездельничать: детей утомляла любая деятельность, даже еда. Теперь они обнаружили, каким изнурительным может быть полное безделье, и эта усталость оказалась самой страшной. Устав от работы или учебы, можно было отдохнуть, но теперь утомительным стал сам отдых. Единственным спасением оставался сон, однако чем больше дети спали, тем более сонными становились. Проснувшись, они лежали, не испытывая ни малейшего желания встать, поскольку сами их кости казались мягкими и податливыми. Дети просто лежали, уставившись в потолок, в голове у них не было никаких мыслей, и вряд ли они могли там появиться. Трудно было поверить в то, что может быть так утомительно лежать в кровати и ни о чем не думать. Пролежав какое-то время, дети опять засыпали, и вскоре они уже не могли отличить день от ночи. Они пришли к выводу, что человек создан для того, чтобы спать, а бодрствование является для него чем-то противоестественным. В эти дни дети превратились в жителей страны сна и бо́льшую часть суток проводили, забывшись в дреме. Сны были лучше реальности, потому что в них можно было снова и снова возвращаться в волшебную страну из Нового пятилетнего плана, заходить в меганебоскреб, кататься по громадным «американским горкам», посещать «Город сладостей» и пробовать на вкус оконную раму. Общались приятели только в те короткие периоды, когда, проснувшись, рассказывали друг другу о том, что им снилось; закончив, они снова натягивали одеяла и возвращались к поискам того чудесного мира, в котором только что побывали. Однако им так и не удавалось его найти, и они раз за разом попадали куда-то в другое место. Мало-помалу краски мира грез тускнели, и он становился все больше похож на действительность, и в конце концов дети обнаружили, что уже с трудом отличают одно от другого.
Как-то раз, отправившись за едой, Чжан Сяолэ наткнулся на ящик байцзю[34], и трое приятелей решили выпить. К пиву дети пристрастились еще в «Пору грез», однако теперь пьянство получило повсеместное распространение, поскольку они открыли для себя, что алкоголь доставляет ни с чем не сравнимое наслаждение их онемевшим телам и психике. Неудивительно, что взрослые так это любили! Приятели закончили пить еще до полудня, а проснулись, когда уже стемнело, но для них прошло всего четыре-пять минут – в такой глубокий сон без сновидений повергла их выпивка. Проснувшись, они почувствовали, что окружающий мир стал каким-то другим, но не придали этому особого значения, поскольку выпили очень много. Сполоснувшись холодной водой, приятели стали ломать голову, в чем дело, и быстро нашли ответ: стены комнаты не кружились. Нужно было срочно восстановить нормальный порядок вещей, поэтому приятели принялись за поиски спиртного. Ли Чжипин нашел бутылку, и приятели пустили ее по кругу, вливая в горло обжигающий огонь, воспламеняющий все тело. Вскоре четыре стены снова пришли в движение, а тела мальчиков превратились в облака, плывущие вместе с комнатой, вверх и вниз, в одну и в другую сторону, словно Земля стала плотом, качающимся на волнах океана Вселенной, грозящим вот-вот опрокинуться. Почтальон Ли Чжипин, парикмахер Чан Хуэйдун и повар Чжан Сяолэ лежали на этом кружащемся и покачивающемся плоту, размышляя о том, как ветер гонит их по безбрежному космическому океану.
С невероятным трудом центральному правительству удавалось обеспечивать в период «Летаргии» нормальную работу ключевых систем. Водоснабжение, транспорт, телекоммуникации и «Цифровое пространство» оставались в рабочем состоянии, и благодаря этим усилиям период «Города сладостей» обошелся без чрезвычайных происшествий и катастроф, захлестнувших страну во время «Подвешенного состояния». Некоторые историки называют сорок с лишним дней «Летаргии» «обычной ночью, растянувшейся в сто раз», что является весьма точным сравнением. Даже несмотря на то, что ночью большинство людей спят, общество продолжает функционировать. Другие исследователи считают, что страна находилась в коме и сохраняла основные жизненные функции даже в бессознательном состоянии.
Дети-руководители использовали все имевшиеся у них в распоряжении способы, чтобы пробудить юных граждан страны от глубокого сна, однако все их усилия были тщетными. Они постоянно прибегали к средству, применявшемуся в период «Подвешенного состояния», заставляя «Большой квант» обзванивать все телефоны страны, однако это не давало сколько-нибудь ощутимых результатов. Воспользовавшись методом, опробованным на Собраниях «Нового мира», «Большой квант» подытожил ответы детей одним предложением: «Пошел вон, я сплю!»
Юные руководители посетили виртуальное сообщество «Нового мира», оказавшееся пустынным и заброшенным. Собрание «Нового мира» превратилось в безжизненную пустыню. С самого начала этого периода Хуахуа и Сяомэн практически ежедневно заходили в «Цифровое пространство», всякий раз обращаясь к детям страны с приветствием:
– Привет, ребята, как дела?
Ответ неизменно был одним и тем же:
– Мы живы. Проваливайте!
Хотя дети так говорили, на самом деле они не питали ненависти к Хуахуа и Сяомэн, и если в какой-то день эти двое не появлялись, они начинали беспокоиться и спрашивали друг у друга:
– Почему эти двое «отличников» сегодня не в Сети?
Слово «отличники» употреблялось с насмешкой, но дружелюбной, и отныне именно так дети стали называть руководителей страны. А те, изо дня в день слыша ответ «мы живы», испытывали определенное облегчение, поскольку он означал, что до худшего дело не дошло.
Как-то раз Хуахуа и Сяомэн, посетив вечером Собрание «Нового мира», обнаружили, что детей здесь гораздо больше обычного, около десяти миллионов, и все они истощенные. Большинство мультяшных воплощений держали в руках бутылки со спиртным, размером больше их самих. Они бесцельно бродили, шатаясь, или падали группами на землю и вели пьяные беседы. Подобно своим хозяевам за компьютерами в реальном мире, воплощения время от времени прикладывались к бутылкам за очередной дозой цифровой выпивки. Жидкость, вероятно, созданная во всех бутылках за счет одного и того же элемента базы визуальных изображений, светилась подобно расплавленному железу, озаряя мультяшные персонажи.
– Ребята, как у вас дела? – спросила Сяомэн, поднявшись на трибуну в центре собрания, как поступала каждый день, словно навещая прикованного к постели больного.
Десять миллионов детей ответили разом, и «Большой квант» просуммировал их слова в заплетающееся «Все… заамечааательно. Мы жиивы…»
– Но какая у вас жизнь?
– У нас… что-о-о? А у тебя-а-а кака-а-я жи-изнь?
– Почему вы начисто забросили работу и учебу?
– Рабо-ота… како-ой в не-ей… смы-ы-ысл? Вы отли-ичники… Вы-ы… вы мо-ожете рабо-отать.
– Эй! Эй! – крикнул Хуахуа.
– Ну что ты… кричишь? Не видишь… что ли, мы пьяные и хотим спать!
– Вы пьете, спите и снова пьете! – разозлился Хуахуа. – Знаете, в кого вы превратились? В свиней!
– Эй… следи за своим языком! Ты тут целый день ругаешься на нас! Какой же ты… какой же ты староста? – Дети прозвали Хуахуа «старостой класса»; Очкарика они называли «замом по учебе», а Сяомэн – «замом по здоровью». – Если ты хочешь, чтобы мы тебя выслушали… чудесно… чудесно. Но только сначала тебе нужно… выпить!
Свалившаяся с неба здоровенная бутылка зависла в воздухе прямо перед Хуахуа, покачиваясь с издевкой. Хуахуа гневно оттолкнул бутылку рукой, и ее содержимое блестящим фонтаном пролилось на трибуну.
– Маленькие свиньи! – воскликнул Хуахуа.
– Опять за свое?
Со всех концов собрания в трибуну полетели бутылки, однако защитная программа отражала их, и они беззвучно растворялись в воздухе. Но в руках у детей вместо брошенных бутылок словно по волшебству появлялись новые.
– Вот посмотрите, что будет дальше, – сказал Хуахуа. – Если вы не начнете работать, то умрете с голода!
– И ты вместе с нами!
– Маленькие свиньи, вас следовало бы хорошенько отлупить!
– Ха-ха-ха! Ты полагаешь… что сможешь нас отлупить? Ты имеешь дело с двумястами миллионами детей! Мы еще посмотрим… кто кого отлупит!
Сняв шлемы виртуальной реальности, Хуахуа и Сяомэн посмотрели сквозь прозрачные стены ГИЦ на раскинувшийся вокруг город. Это был самый глубокий сон «Летаргии». Огни почти не горели, и густой лес зданий в причудливом зареве Туманности Розы сиял голубыми отсветами подобно спящим заснеженным горным вершинам.
– Вчера ночью мне снова снилась мама, – вздохнула Сяомэн.
– Она тебе ничего не говорила? – спросил Хуахуа.
– Лучше я расскажу тебе о том, что со мной произошло, когда я была еще маленькой, – сказала Сяомэн. – Не помню, сколько лет мне тогда было, но я была совсем маленькая. С тех пор как я впервые увидела радугу, я представляла ее как огромный мост в небе, сделанный из хрусталя и подсвеченный разноцветными лампочками. Однажды после сильного ливня я со всех ног побежала навстречу радуге. Я хотела добежать до ее конца, взобраться на самый верх, на головокружительную высоту и оттуда посмотреть, что находится за горами на горизонте, и узнать, насколько большой на самом деле наш мир. Но сколько я ни бежала, радуга удалялась от меня, и наконец солнце опустилось за горы, и радуга полностью исчезла. Я стояла одна посреди голого поля, с ног до головы перепачканная грязью, и громко рыдала. Мама пообещала мне в следующий раз после дождя пойти со мной ловить конец радуги. После этого я с нетерпением ждала, когда будет сильный дождь, и вот разразился ливень, после него на небе появилась радуга, и как раз в этот момент мама пришла забирать меня из детского сада. Она посадила меня на багажник своего велосипеда и поехала к радуге. Мама ехала очень быстро, но солнце все равно зашло, и радуга исчезла. Мама сказала подождать до следующего сильного дождя. Я ждала и ждала, дожди шли, но радуга больше не появлялась. Потом пошел снег…
– В детстве ты очень любила фантазировать, – заметил Хуахуа. – А сейчас нет.
– Порой приходится взрослеть быстро… – печально покачала головой Сяомэн. – Но прошлой ночью мне приснилось, как мама снова взяла меня гнаться за радугой! Мы поймали ее и полезли вверх. Я забралась на самый верх этого разноцветного моста и увидела совсем близко мерцающие звезды. Я схватила одну. Звезда оказалась холодной как лед, и она мелодично звенела.
– Время до вспышки сверхновой кажется сказочным сном, – с тоской промолвил Хуахуа.
– Да, – согласилась Сяомэн. – Мне очень хочется заснуть и вернуться во времена взрослых, снова стать ребенком. Такое снится мне все чаще и чаще.
– Нужно мечтать не о прошлом, а о будущем – вот в чем твоя ошибка, – сказал Очкарик, подходя с большой кружкой кофе. В последние дни он говорил крайне редко и не принимал участия в разговорах с детьми страны через «Цифровое пространство». По большей части Очкарик сидел в полном одиночестве, погруженный в раздумья.
– Разве мы можем мечтать о будущем? – вздохнула Сяомэн.
– Вот в чем самое большое отличие между тобой и мной, – сказал Очкарик. – Ты видишь во вспышке сверхновой катастрофу, поэтому делаешь все возможное, чтобы преодолеть ее последствия, и надеешься на то, что дети повзрослеют как можно быстрее. Но я считаю это величайшей возможностью, открывшейся перед человечеством. Возможно, она обернется решающим прорывом вперед, прогрессом для всей цивилизации.
– Взгляни на мир детей, – сказал Хуахуа, указывая на город, спящий в голубом сиянии Туманности Розы. – Разве можно на это надеяться?
– Мы упустили свой шанс, – отпив глоток кофе, сказал Очкарик.
Сяомэн и Хуахуа переглянулись, и Сяомэн сказала:
– Ты снова что-то придумал. Выкладывай!
– Я подумал об этом еще на Собрании «Нового мира». Помните, что я говорил насчет основной мотивации в мире детей? Когда мы, посетив виртуальную страну детей, вернулись на трибуну и увидели перед собой двести миллионов лиц, я вдруг осознал, в чем эта мотивация.
– И в чем же?
– В том, чтобы играть.
Сяомэн и Хуахуа молча задумались над его словами.
– Первым делом нам нужно найти определение игры. Это вид деятельности, свойственный исключительно детям, резко отличающийся от развлечений взрослых. В обществе взрослых развлечения являются лишь дополнением к основной жизни, однако игра может составлять всю суть жизни ребенка. Вполне возможно, мир детей должен быть основан на играх.
– Но какое это имеет отношение к решающему прорыву и прогрессу для всей цивилизации? – спросила Сяомэн. – Способна ли игра дать все это?
– Как, по-твоему, движется вперед человечество? – возразил Очкарик. – За счет упорного труда?
– А что, разве не так?
– Муравьи и пчелы – трудолюбивые существа, но насколько продвинутой является их цивилизация? Тупые предки современных людей обрабатывали землю примитивными каменными мотыгами, но когда они нашли это утомительным, они придумали, как получать бронзу и железо. Найдя и это утомительным, они задумались над тем, нельзя ли заставить что-нибудь работать вместо них самих, и изобрели паровой двигатель, электричество и ядерную энергию. Потом даже думать стало утомительным занятием, люди стали искать, кто бы думал за них, и вот так были изобретены компьютеры… Прогресс цивилизации обусловлен не усердным трудом людей, а их ленью. Достаточно одного взгляда на окружающую природу, чтобы понять, что человек является самым ленивым из всех живых существ.
– Это уже крайность, и все же правда тут есть, – кивнул Хуахуа. – История движется по очень сложной траектории, и нельзя настолько все упрощать.
– И все-таки я не согласна с тем, что человечество сможет двигаться вперед без усердного труда, – сказала Сяомэн. – Ты правда считаешь, что для детей в порядке вещей спать весь день напролет?
– А разве они не работали? – спросил Очкарик. – Наверное, ты еще не забыла тот фильм виртуальной реальности, который Соединенные Штаты выпустили перед самой вспышкой сверхновой, грандиозный проект кинокомпании «Уорнер бразерс» с бюджетом свыше ста миллионов долларов. Все говорили в один голос, что это самая величайшая компьютерная модель из всех когда-либо созданных. Но вы видели виртуальную страну, созданную детьми. Я попросил «Большой квант» произвести примерные подсчеты, и получилось, что своими масштабами она примерно в три тысячи раз превосходит то, что было в кино.
– Совершенно верно! – снова кивнул Хуахуа. – Виртуальный мир был просто чудовищно огромным, но каждая песчинка и каждая травинка были доведены до совершенства. В школе на уроках информатики мне потребовался целый день, чтобы создать модель обыкновенного яйца. Только представьте себе, сколько трудов потребовалось на создание целой виртуальной страны!
– Вы считаете детей ленивыми, потому что они не желают усердно трудиться, – продолжал Очкарик, – но задумывались ли вы, что после целого дня напряженной работы они ближе к полуночи садились за компьютер и трудились так же напряженно, создавая свою виртуальную страну? Я слышал, многие даже умирали, сидя за компьютером.
– Значит, мы нашли причину всех наших бед? – спросила Сяомэн.
– На самом деле все очень просто. Общество взрослых было основано на экономике. Люди работали для того, чтобы получить экономическое вознаграждение. Общество детей основано на играх. Дети играют для того, чтобы получить вознаграждение в виде игр. Однако в настоящий момент вознаграждение практически равно нулю.
Хуахуа и Сяомэн дружно кивнули.
– Я не совсем согласна с твоей теорией, – сказала Сяомэн. – Так, например, в обществе детей экономическое вознаграждение также играет важную роль; и все-таки я наконец увидела свет, пробивающийся сквозь туман, которым вот уже несколько дней был затянут мой рассудок.
– Для общества в целом, – продолжал Очкарик, – когда на смену экономическим принципам приходят принципы игры, это может обернуться невиданным прогрессом, когда освободится человеческий потенциал, который сдерживался предшествующими экономическими принципами. Например, во времена взрослых абсолютное большинство людей не могли представить, как можно потратить две трети сбережений, накопленных за всю жизнь, на один-единственный полет в космос; однако в мире детей на такое пойдут многие, исходя из игровых принципов. И это разовьет отрасль космических путешествий так, как это произошло с информационными технологиями во времена взрослых. Игровые принципы являются более инновационными и передовыми по сравнению с экономическими; игра предполагает дальние путешествия, она предполагает постоянный поиск новых тайн Вселенной. Игры будут стремиться к развитию, точно так же, как во времена взрослых экономика обуславливала развитие науки, однако эта движущая сила будет значительно сильнее и в конечном счете подведет человеческую цивилизацию к взрывному скачку вперед, со скоростью, равной или превышающей ту, которая необходима для выживания в этой холодной Вселенной.
– Это означает, – задумчиво промолвил Хуахуа, – что даже когда мир детей станет миром взрослых, игровые принципы должны будут сохраниться.
– Такое вполне возможно. Мир детей создаст совершенно новую культуру, и когда наш мир повзрослеет и превратится в мир взрослых, он уже не будет точной копией Обыкновенной эпохи.
– Замечательно! Просто блестяще! Кажется, ты сказал, что эта мысль пришла тебе во время Собрания «Нового мира»?
– Совершенно верно.
– Почему ты не сказал нам раньше?
– А был какой-либо смысл говорить вам сейчас?
– Воистину ты гигант мысли, но карлик действия, – в отчаянии ткнул в Очкарика пальцем Хуахуа. – И ты всегда был таким! Зачем нужна мысль, если не действовать в соответствии с ней?
Очкарик покачал головой все с тем же безучастным выражением лица.
– И как я должен был действовать? Мы же просто не можем принять этот безумный пятилетний план, разве не так?
– Почему нет?
Очкарик и Сяомэн посмотрели на Хуахуа так, словно видели его в первый раз.
– Неужели для вас этот пятилетний план лишь невыполнимая мечта?
– Он менее реален, чем мечта, – сказал Очкарик. – Человечество еще не имело дела с планом, настолько оторванным от действительности.
– Однако он является наивысшим выражением твоей мысли: мир, которым движет игра.
– Ты прав в том, что план является выражением мысли, – сказал Очкарик, – однако он не имеет никакого практического значения.
– Так уж и никакого?
Очкарик и Сяомэн переглянулись.
– Ты точно понимаешь, что делаешь? – спросил у Хуахуа Очкарик и тотчас же вспомнил, что несколько месяцев назад в критический момент «Подвешенного состояния» Хуахуа задал ему тот же самый вопрос.
– Помните зону приключений, занимавшую весь северо-запад страны? – спросил Хуахуа. – Сейчас население составляет всего одну пятую от того, что было во времена взрослых, поэтому можно освободить половину территории – необязательно северо-запад, – закрыть все города и промышленные предприятия и переселить жителей, чтобы она стала полностью безлюдной. И пусть она постепенно возвращается к своему естественному состоянию, становится природным парком. Вторая половина страны все равно будет заселена не так густо, как при взрослых.
Оправившись от первоначального потрясения, вызванного предложением Хуахуа, Очкарик и Сяомэн также внезапно ощутили прилив вдохновения.
– Точно! – воскликнула Сяомэн. – Одним из следствий такого решения станет то, что население обитаемой половины страны удвоится, и объем работы для каждого ребенка сократится примерно наполовину. Это решит проблему с необходимостью много работать и оставит больше времени для учебы и игр.
– Что гораздо важнее, – подхватил Очкарик, возбуждаясь, – игра станет вознаграждением за труд, как я говорил. Отработав какое-то время, дети смогут проводить свое свободное время в природном парке. Парк будет занимать половину территории страны – почти пять миллионов квадратных километров, – так что это будет очень здорово!
– И в долгосрочной перспективе, возможно, в этом огромном парке действительно будут возведены мегааттракционы, – кивнул Хуахуа.
– На мой взгляд, этот план вполне осуществим, и он остановит страну на краю пропасти, – сказала Сяомэн. – Ключевым моментом является миграция. Во времена взрослых такое нельзя было и представить, однако структуры детского общества значительно проще. Наша страна представляет собой, по сути дела, одну огромную школу, поэтому масштабные перемещения населения окажутся не таким уж и сложным делом. А ты что скажешь, Очкарик?
Подумав немного, Очкарик сказал:
– Идея интересная. Просто масштабы предстоят беспрецедентные, посему это может привести к…
– Мы не можем предугадать заранее, к чему это приведет! – перебил его Хуахуа. – Ну вот, опять ты в своем духе – карлик действия. Разумеется, нужно будет все тщательно изучить. Предлагаю немедленно собрать совещание. Лично я убежден, что претворение в жизнь этого плана пробудит страну от сна.
Впоследствии историки окрестили этот разговор на заре Эпохи сверхновой «Ночной беседой»; переоценить его последствия невозможно. В ходе разговора Очкарик выдвинул две важных мысли: во-первых, движущей силой мира детей являются игры – это положение легло в основу социологии и экономики раннего периода Эпохи сверхновой; и, во-вторых, принципы игры детского мира впоследствии так или иначе повлияют на пришедший ему на смену мир взрослых, изменив природу человеческого общества. Эта мысль была еще более дерзкой, и ее влияние оказалось значительно глубже.
Главным следствием «Ночной беседы» явился предложенный Хуахуа первый план на будущее, основанный на игровых принципах, ставших основной моделью деятельности. Однако истинный ход событий Эпохи сверхновой оказался гораздо более причудливым и пугающим, чем могли предположить юные руководители.
Руководство страны собралось в зале ГИЦ на ночное совещание, нацеленное на исследование возможностей реализации плана огромного природного парка, однако плавный ход истории был безжалостно прерван сообщением, поступившим по электронной почте из противоположного конца земного шара. Содержание его было следующим:
Китайские дети, руководителей вашей страны просят как можно быстрее прибыть на заседание Организации Объединенных Наций. Состоится первая сессия Генеральной Ассамблеи ООН в Эпоху сверхновой, на которую соберутся руководители всех стран мира. Миру детей необходимо обсудить важные вещи. Поторопитесь! Мы вас ждем.
Уилл Ейгю
Генеральный секретарь ООН