— Доложи-ка, майор, что видел в стане врага? — встретил Баймурзина командир авиадивизии.
Тихо, с чуть заметным башкирским акцентом, докладывал Гаяз. Кончик указки медленно двигался по оперативной карте, раскинутой на большом столе. Летчик ясно и коротко обрисовал систему аэродромов противника в разведанном районе.
Майору Гаязу Баймурзину было приказано наводить на цели ночных бомбардировщиков. Его самолет взлетел первым. Один за другим поднимались машины, нагруженные до отказа бомбами.
В ночном небе за разведчиком летели колонны бомбардировщиков. До выхода на аэродром противника оставалось не больше минуты. В небо лихорадочно взметнулись яркие лучи света. Несколько самолетов устремились на прожекторы. Почти одновременно вторая группа атаковала зенитные батареи. Исчезли лучи света, потемнело небо. Стрельба прекратилась.
От самолета-разведчика одна за другой отвалились осветительные бомбы. Полыхнули взрывы фугасных и осколочных бомб. Горели самолеты с черными свастиками, рвались цистерны с бензином. Взметнулся к небу огромный огненный шар: рвались бомбовые склады. В эту ночь Гаяз Баймурзин выводил на цели еще две группы самолетов.
Задание выполнено, и летчики возвращались на свою базу. Но самолет Баймурзина еще долго оставался в темном небе врага. Вспыхивали фотобомбы: включался аэрофотоаппарат.
После короткого разбора налета на фашистские аэродромы экипажи отправились на отдых. К вечеру подвели итоги: около семидесяти фашистских самолетов больше не поднимутся в воздух. Сгорело сотни тонн авиационного бензина и бомб. И в этом — большая заслуга экипажа-разведчика Баймурзина.
Военная осень 1944 года в этих местах была теплой, но ненастной. Моросящий дождь не утихал. Во второй половине пятого нелетного дня погода заметно улучшилась. Подул ветерок, и напоенная влагой земля твердела.
На аэродроме все пришло в движение. К стоянкам самолетов подкатывали армейские грузовики, доверху наполненные тюками в мягкой брезентовой упаковке защитного цвета.
Сумерки сгущались. Разрезая темноту, луч прожектора плотно лег на изъезженную полосу. Первым взлетел майор Мартынов. По сигналу второй зеленой ракеты взмыл воздушный корабль майора Баймурзина.
Один за другим покидали аэродром нагруженные самолеты. Прошли Буг, затем Днестр. В районе Карпат вошли в темные, суровые облака.
— Подходим к долине Грон, — послышался голос штурмана эскадрильи Евстафьева, — пора снижаться.
— Иду на снижение, — спокойно ответил Баймурзин.
В молочной пелене влажного облака кабина покрылась мелкими прозрачными каплями воды. Летчик включил навигационные огни. Временами, чтобы не столкнуться с другими самолетами, зажигал посадочные фары, яркие лучи освещали плоскости самолета. Передние кромки крыльев покрылись матовым слоем льда.
— Обледенение, — тревожно сообщил Баймурзин и включил антиобледенители. По тонким трубкам потек спирт, омывая лобовую поверхность крыльев, покрытых льдом.
Повисли осветительные бомбы, сброшенные с самолета Мартынова. Воздушный корабль Баймурзина на большой скорости устремился к освещенному месту. Открылись бомболюки, полетели грузы словацким партизанам.
В ту ночь не вернулись с боевого задания экипажи майора Мартынова и капитана Прохорова, неутомимого остряка. Потерю боевых товарищей летчики переживали тяжело.
В ноябрьское ненастное утро командиров второй и третьей эскадрилий майора Баймурзина и капитана Лазарева вызвали в Москву. В Кремле им были вручены ордена Ленина и Золотые Звезды Героев Советского Союза.
Из столицы Гаяз поехал в краткосрочный отпуск на Урал. В Аргаяше, а затем в Кунашаке с радостью встретили Героя-земляка. В те дни газета «Челябинский рабочий» писала о нем:
«218 боевых вылетов совершил этот отважный воин-земляк… За весь период боевой работы экипаж Баймурзина на голову врага сбросил 1890 штук бомб, что составляет 410 тонн».
…Гаяз спешил в родной полк, на фронт. С прибытием в часть хотел было по-уставному доложить командиру полка.
— Без доклада обойдемся, — улыбнулся Константин Петрович Дмитриев. — Раздевайся, посмотрю на твою Звезду.
Полковник расспрашивал о Москве, Урале. Потом положил руку на плечо Гаяза, сказал:
— Предстоит большое дело. В Словакии действуют тысячи словацких и советских партизан. Город Банска-Бистрица в их руках. Гитлеровское командование группы армий «Юг» бросило крупные силы на их подавление. Нам предстоит оказать партизанам помощь. Получай боевое задание…
С аэродрома Баймурзин взлетел первым. Три часа пробивался он сквозь плотную стену снегопада, смешанного с крупными и холодными каплями дождя. Разрезая темноту над Татрами, самолет Баймурзина подходил к долине выброски грузов. В страшном панцире туч самолет казался неподвижным. Мучительно долго ползли секунды. Показались разрывы нижнего яруса облаков. Открылись бомболюки, вылетели упаковки. На третьем заходе самолет полностью освободился от груза.
В ту ночь при выполнении задания погиб командир третьей эскадрильи Герой Советского Союза майор Лазарев. Тяжело переживал гибель своего боевого друга Гаяз Баймурзин.
Шли последние месяцы войны. Днем и ночью баймурзинцы наносили удары по важным объектам на территории Германии.
К крупному железнодорожному узлу эскадрилья Гаяза подошла скрытно, когда занимался рассвет. Из вагонов и с платформ фашисты сгружали танки, артиллерию и боевые запасы.
Полетели фугасные авиационные бомбы. Серии огненных фонтанов рвали железо. Горели эшелоны, вокзал и склады.
На обратном пути свинцовые тучи все ближе и ближе прижимали эскадрилью к земле. До линии фронта оставалось каких-то десятка два километров, и тут полыхнули зенитки. Оглушительный удар по рулевому оперению — машина Баймурзина сильно вздрогнула и резко накренилась вправо. Повреждение правой плоскости и рулей высоты изменило аэродинамику до такой степени, что самолет терял управление. «Дотянуть бы за линию фронта», — билось в мозгу Гаяза. Минуты казались вечностью.
— Линию фронта прошли, я ранен, — сообщил штурман.
Вокруг — лесной массив. И впереди — небольшая полянка, окруженная крупным и густым лесом. С трудом управляемый самолет Баймурзин повел на посадку. Стремительно надвигалась лесная опушка. Треск, скрежет металла. Потом — тишина.
Очнулся Гаяз Баймурзин в полевом госпитале. Здесь он узнал, что штурман эскадрильи Евстафьев отправлен в тыловой госпиталь, радист Липагинский и воздушный стрелок Хренков получили ушибы. А через неделю еще с незажившими ранами на лице Баймурзин вернулся в часть. И снова — в бой.
Куда только не бросала война летчика Баймурзина! В жестокой битве с врагом он десятки раз смотрел смерти в глаза, выжил и победил. В мирные дни обучал молодых летчиков летному искусству, воспитывал мужество и отвагу у тех, кто сел за штурвалы боевых самолетов.
Его не стало 8 мая 1948 года.
«Это был замечательный летчик и прекрасный человек», — говорит о нем бывший заместитель командира по политчасти авиационного полка, ныне полковник в отставке Ф. В. Шкода.
В городе Умани на могиле Г. И. Баймурзина воздвигнут памятник-обелиск. Здесь постоянно живые цветы, в праздничные дни — комсомольский и пионерский почетные караулы.
На здании Аргаяшской школы № 2 — мемориальная доска в честь героя-земляка, а в фойе — его портрет. В Кунашаке установлен бюст Героя Советского Союза Гаяза Исламетдиновича Баймурзина.
В. А. РЕШЕТНИКОВ,ветеран войны, гвардии майор в отставкеДЕСАНТНИКИ
По постановлению Государственного Комитета Обороны в Уральском военном округе были созданы лыжные полки. За зиму 1941—1942 года в Челябинске подготовлено тысячи лыжников. Проверить их прибыл представитель ГКО Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов. Он остался доволен боевым духом, выучкой солдат.
21 января 1942 года ЦК ВЛКСМ принял постановление о мобилизации лыжников из комсомольско-молодежных формирований в Красную Армию. Обкомы комсомола должны были снабдить снаряжением, теплым обмундированием, организовать проводы.
15-я отдельная лыжная бригада находилась на окраине города — за рекой Миасс. Лагерь состоял из нескольких сараев, плетенных из ивовых прутьев, обмазанных глиной, крытых дерном. Достраивали мы его сами, сооружали нары, прорубали окна, ставили «буржуйки»…
В мороз и снег, в жару и слякоть готовились мы к боям. Еще летом, чтобы не прерывать лыжной подготовки, тренировались на… соломе. Да-да, выстилали соломой лыжню, и по ней на лыжах как по снегу. Ну, а уж зимой! Броски на десятки километров.
Челябинцы как могли помогали нам. Собирали теплые вещи, валенки. Шефы нашей бригады — работники управления дороги, рабочие и служащие железнодорожного узла — сделали очень многое. В локомотивном и вагонном депо изготовили десантные ножи, волокуши для пулеметов. Даже были придуманы маски из ткани против обмораживания. Эти маски и халаты сшили нам шефы.
В управлении дороги состоялся торжественный вечер, на котором нас провожали на фронт. Это были грустные и теплые проводы. Мы услышали столько добрых напутствий. Удивил отдел рабочего снабжения отделения дороги — выдал каждому бойцу по талону на получение… конфет! Нам и конфеты? Другого не было…
…Бологое. Несколько часов назад станцию бомбили. Над путями висело облако черного дыма. Дальше только в походном строю. На Осташков. Бригада вошла в состав 1-й ударной армии. Где-то впереди, куда мы шли через заносы и оттепели, вела бои 2-я воздушно-десантная дивизия. На ее боевом счету уже был большой десант в тыл врага, длившийся несколько месяцев…
Герой Советского Союза Н. С. Демин, заместитель командира дивизии, пишет:
«Наша дивизия, вошедшая в состав 1-й ударной армии, сосредоточилась в районе деревни Галузино. Началась подготовка к наступлению. Стал ясен оперативный замысел командования — планировалась операция по ликвидации так называемого Демянского плацдарма, который глубоко врезался в нашу оборону. Враг рассчитывал в удобный момент нанести отсюда новый удар в сторону Москвы.