Ради мира на земле — страница 28 из 49

«В начале августа 1941 года в старом здании областной больницы по улице Подлесной гитлеровцы разместили лазарет для военнопленных. Их привозили на грузовиках, складывая в кузов, как дрова.

В лазарете было несколько женщин из бывших работников первого клинического городка: Мохова, Жогло, Куприщенкова, Яшина, Бергман, Ананьева. С трудом добывая пищу, они кормили раненых, промывали раны, накладывали повязки, рискуя жизнью, помогали пленным бежать. В лихую годину они оставались на боевом посту…»

(Карлос Шерман, сотрудник Академии наук БССР. Газетная корреспонденция.)

В самом начале я уже рассказывал о том, что в лазарете увидела Ананьева Николая Ивановича Толкачева, отходила его, переправила к себе домой на чердак…

«Через неделю сосед Ананьевой сказал Анне: «Или сегодня же уберетесь вон, или я доложу в гестапо». Тогда подпольщики переправили Николая Ивановича к Куприщенковой, жившей но улице Подлесной, напротив первого клинического городка. Ананьева с ребенком перешла на квартиру Маркевича».

(Карлос Шерман, газетная корреспонденция.)

«На чердаке ему было хорошо. Одежду мы достали, еды тоже приносили достаточно. Он был там примерно неделю-полторы, а потом его обнаружил сосед из «бывших»… Он меня схватил и потащил в гестапо за укрывательство офицера (сам решил, что я укрываю офицера). Я ему пригрозила, что скажу про приемник, который тот прятал на чердаке, если только выдаст меня. Объяснила, что я никто, и муж мой никто, старик, в армии не был, а попал под обстрел и т. д. Я назвала Толкачева мужем. Не доходя до гестапо, сосед меня отпустил и сказал, чтобы я забирала своего старика и шла подальше. Санитарка Аня Куприщенкова не побоялась спрятать у себя Николая Ивановича.

Ходили мы к нему часто. Лекарства приносили Анна Алексеевна Мохова, Устинья Даниловна Жогло. Мохова говорила, что медикаменты доставала у доктора Владысика и профессора Клумова.

Николай Иванович долго не мог ходить… Я уже встречалась с ним редко, так как Маркевич после одной из диверсий ушел в отряд, а за нашим домом началась слежка. Предупредила Толкачева, что как только придут связные, я тоже уйду в отряд. Он же к этому времени установил связи с Минским подпольем…»

(Из письма Анны Степановны Ананьевой.)

Анна Степановна перебралась в лес. Галя, родившаяся 31 августа сорок первого года, осталась в Минске у знакомых.

«Слушали: О создании агитгруппы, информирует С. Соколов.

Постановили: Создать при Лидском подпольном горкоме партии агитгруппу, комплектование которой поручить тов. А. Ананьевой. Программу для выступления агитгруппы поручить составить тов. Ананьевой и Драгуну. Агитгруппа должна обслуживать 8—9 пунктов в месяц».

(Протокол заседания Лидского подпольного горкома партии.)

«…Писать особенно не умею. Удивляюсь, как это я могла в партизанах, без газет и какой-либо литературы сочинять частушки и сценки, высмеивающие Гитлера. Роль Гитлера исполнял Сченснович. Знаки фашистского отличия поснимали с «языков». Когда «Гитлер» показывался на сцене (сцена — это обуглившийся фундамент сожженного фашистами дома), то не только дети и женщины, а даже мужчины шарахались в сторону».

(Из письма Анны Степановны Ананьевой.)

Заслуженного деятеля искусств БССР Николая Игнатьевича Сченсновича уже нет в живых. Он умер в январе 1969 года. Но сохранились его воспоминания, опубликованные в журнале «Неман»:

«…На другой день в лагере межрайцентра, укрывшемся в густом сосняке, на песчаном острове, со всех сторон окруженном болотами, я впервые встретился с Ефимом Даниловичем Гапеевым. Он был уполномоченным ЦК КПБ(б) по межрайцентру Лидского подпольного горкома партии.

Без каких-либо вступлений Гапеев сказал мне:

— Для усиления агитационно-массовой работы мы решили создать при межрайцентре бригаду самодеятельности. Хотите в нее включиться?

Я был так взволнован, что на радостях не смог и слова вымолвить в ответ, только утвердительно кивнул.

— Значит, договорились. Думается, что вы как профессиональный артист с большим опытом могли бы стать… ну, что ли, режиссером бригады…

Он пригласил к себе машинистку межрайцентра коммунистку Анну Степановну Ананьеву, которой было поручено возглавить агитбригаду.

Оказалось, что Ананьева и радистка Юдинцева уже подготовили частушки на злобу дня и монтаж, высмеивающий Гитлера и его союзников».

Сченсновичу поручили написать небольшие сценки, и пока он мучился над ними, агитбригада уже начала действовать. Большим успехом пользовались сочиненные Анной Степановной куплеты о Гитлере, которые пели на мотив «Лявонихи»:

Эх ты, Гитлер, ты пустая голова!

На победу все надеешься.

Красна Армия к Берлину подойдет,

Вот тогда куда ты денешься?

В агитбригаду собралось восемнадцать человек. Нагрузка на каждого была велика. Приходилось на «артиста» по нескольку ролей в далеких друг от друга жанрах: частушки, декламация, танцы, игровые сценки. К сожалению, репертуар не сохранился. Перепечатанные Ананьевой роли учили наизусть, а потом бумага шла на «козьи ножки».

Премьера состоялась 2 мая 1943 года; А 1-го был дан «концерт» фашистам из всех видов партизанского оружия. И вот участники боев собрались в лесном театре. Трехчасовая программа имела огромный успех! И на другой день секретарь подпольного горкома предложил выехать «на гастроли» — по деревням и отрядам партизанской зоны.

Партизанский театр шел лесными тропами от села к селу, от лагеря к лагерю. Крепла его слава и… дошла до фашистов. В немецких гарнизонах говорили, что к партизанам сбросили на парашютах московский ансамбль песни и пляски. Сопровождает его в поездках по зоне высокое партизанское начальство. Разведка донесла о реальной угрозе выхода частей на охоту за театром. Потому-то, уходя «на гастроли», артисты брали с собой увеличенный боезапас и спать ложились, держа в руках оружие.

Это была трудная работа. Многокилометровые марши, а потом выступления, да еще и вечера отдыха…

«В памяти у меня сохранился один из «вечеров отдыха», по-моему, в отряде имени Ворошилова.

В просторной хате на припечке горит, потрескивая, лучина, в красном углу сидит Васька Бегун и, склонив к мехам голову (от усталости), играет вальс. Лучина то притухает, то разгорается. И в этом постоянно меняющемся освещении кажутся странными кружения пар, блестящие от возбуждения глаза, улыбки на лицах. Необычность картины усиливают автоматы за спиной у многих танцующих. Рядом со мной на лавке сидит Ананьева. Она вконец измучена дорогой, исполнением обязанностей ведущего в программе, крепится. К ней подходит высоченный парень в кубанке набекрень. Галантно кланяется и подставляет даме руку кренделем. Вздохнув, Анна Степановна вдруг задорно вскрикивает: «С удовольствием!» — и идет танцевать.

Да, она была неутомима. В наших путешествиях по самым гиблым местам садилась в повозку только тогда, когда ехали все. Мы ни разу не видели ее печальной, хотя знали: с самого начала войны она ничего не знала о судьбе своих детей, мужа. Бывшая ткачиха, затем партийный работник, Ананьева всегда служила для других образцом силы духа и неистощимой энергии».

(Из воспоминаний Н. И. Сченсновича.)

Анна Степановна и после войны, когда узнала о гибели мужа, когда, наконец, разыскала детей, продолжала упорно трудиться. Орден «Знак Почета», которым она награждена недавно, венчает ее самоотверженный труд. В 1973 году получал я от нее письма из Серпухова. В одном из них она писала: «Очень хочется приехать в Челябинск, ведь у меня там друзья по прежней работе…»

Я. Д. КИМЕЛЬФЕЛЬД,журналист, майорВ. Н. ВЬЮНОВ,журналист, капитанЕЕ ПОЗЫВНОЙ — „СОКОЛ“

Почти неделю подряд шел проливной дождь. Аэродром раскис основательно. Мелкая травка на взлетной полосе скрылась под слоем воды. Замаскированные на краю аэродрома в маленьком березовом перелеске «ЯКи», задрав к небу остроносые капоты, сиротливо мокли под присмотром часовых.

В землянках, оборудованных под жилье, летчицы коротали долгие нудные часы. Лейтенант Пожидаева свернула угол-на-угол мелко исписанный бумажный листок, перегнула его еще раз, аккуратно вправила в образовавшийся пакетик узкую полоску бумаги. Получилась «треуголка» — фронтовое солдатское письмо. Вдоль конвертика химическим карандашом вывела: «Москва, Ново-Басманная, 12. Пожидаевой Таисии». Мысли были там, в Москве, где осталась сестра и трехлетняя дочурка, Иришка, и где начался ее путь в небо.

…Как-то работница модельного цеха литейно-механического завода Зоя Пожидаева вместе со своей подружкой Верой Тарасовой зашла в отдел кадров завода.

— А я вас разыскиваю, — навстречу им поднялась из-за стола Раиса Терехова. Она недавно без отрыва от производства закончила аэроклуб и теперь была летчиком-инструктором. — Подбираю группу девушек для учебы в аэроклубе. Знаю, вы увлекаетесь спортом, любите технику, хорошо стреляете. Хотите научиться летать на самолете?

И уже через несколько дней девчата слушали первую лекцию по аэродинамике. Нелегкое это дело — вечерами после работы изучать самолетовождение, теорию полета, конструкцию самолета и двигателя. Но жажда вырваться в небо была превыше всего, и Зоя вместе с подругами шла в аэроклуб, как на праздник.

Первым инструктором Пожидаевой стал Боря Мельник, высокий кареглазый юноша, сам недавно окончивший аэроклуб.

— Ну как, как ты его подводишь к земле! — горячился он после первых неудачных Зоиных посадок. — Притирать нужно, притирать! Это же самолет, боевая машина.

Через пять минут, успокоившись, говорил:

— Давай еще раз. И повнимательнее.