Ради острых ощущений — страница 12 из 47

– Я бы мог свести тебя кое с кем, кого это заинтересовало бы… За пятьдесят процентов.

– Думай, что говоришь, – нагло сказал я. – Пятьдесят процентов! Да за кого ты меня принимаешь?

– Ладно… тогда за пятерку, – хмыкнул он, сдаваясь.

– Ну, не знаю…

– Это достаточно справедливо, – тихо сказал он.

Он ошеломленно уставился на меня.

– И меньше, чем за шестьдесят, я на это не пойду, раз уж ты берешь себе пятерку.

Он явно не знал, смеяться ему или плюнуть. Я оставил его с его сомнениями и, усмехаясь, вышел, чтобы увезти Спаркинг Плага обратно в Йоркшир.

Глава 5

В пятницу вечером я снова сидел в пивной в Слоу и через всю комнату обменивался зверскими взглядами с Соупи.

В воскресенье половина конюхов взяла выходной, чтобы поехать в Бернсдейл на матчи по футболу и дротикам. Мы выиграли оба матча, и дело закончилось морем пива и дружеским похлопыванием по спине. Но все внимание к моей персоне со стороны бернсдейлских обитателей свелось к замечаниям, что я новенький и явно угрожаю их шансам на выигрыш лиги. Несмотря на то, что рассказывал Октобер о случаях допинга в этой деревне, среди них не было никого вроде Соупи и никого, кто заинтересовался бы твердостью моих моральных устоев.

Всю следующую неделю я ухаживал за своими тремя лошадьми, читал отчеты о скачках и размышлял – с нулевым результатом. Пэдди держал себя холодно, и Уолли тоже – видимо, Пэдди доложил ему о моих отношениях с Соупи. Неодобрение Уолли проявилось в том, что он заставлял меня делать больше положенной мне доли дневной работы, поэтому каждый день, вместо того чтобы отдыхать после ленча до четырех часов, когда начиналась вечерняя работа в конюшне, я должен был подметать двор, дробить овес, резать солому, мыть машину Инскипа или окна в пустых стойлах. Я делал все без звука, рассудив, что если в будущем мне понадобится срочно поругаться и уволиться, ежедневные одиннадцать часов работы послужат достаточным основанием для недовольства.

Как бы то ни было, в пятницу я снова отправился со Спаркинг Плагом на соревнования, на этот раз в Челтенхем, причем компанию мне составлял не только водитель фургона, но и Гритс со своей лошадью и старший разъездной конюх.

В конюшне ипподрома я узнал, что в этот вечер жокей-чемпион прошлого сезона давал обед и все присутствующие намерены отпраздновать это событие, посетив городские танцы. Поэтому мы с Гритсом, устроив своих лошадей, поужинав и приведя себя в порядок, тоже отправились на автобусе в город и купили входные билеты. В большом зале громко и старательно играл оркестр, но танцующих было пока немного. Девушки стояли кучками, разглядывая также державшихся вместе молодых людей, и я вовремя удержался от удивленного замечания – ведь Гритсу это казалось вполне естественным. Я увел его в бар, где конюхи с ипподрома уже смешались с местными жителями, и взял ему пива, сожалея о том, что ему придется стать свидетелем моего поведения. Бедняга Гритс, он разрывался между преданностью Пэдди и явным расположением ко мне, а я намеревался окончательно его разочаровать. Мне хотелось все ему объяснить. Искушение провести спокойный вечер было сильно. Но разве я мог упустить неповторимую возможность только для того, чтобы временно сохранить уважение одного глуповатого конюха, как бы он ни был мне симпатичен? Надо было отрабатывать десять тысяч фунтов.

– Гритс, найди какую-нибудь девушку и потанцуй. Он медленно улыбнулся.

– Я здесь никого не знаю.

– Не имеет значения. Любая будет рада потанцевать с таким отличным парнем. Пойди и пригласи.

– Не хочу. Я лучше побуду с тобой.

– Ладно. Выпей еще кружку.

– Я еще эту не допил.

Я обернулся к стойке, на которую мы опирались, и со стуком поставил свои едва начатые полпинты на прилавок.

– Я сыт по горло этим лимонадом, – яростно заявил я. – Эй, бармен, двойное виски!

– Дэн! – Гритс был расстроен моим тоном, значит, я выбрал его правильно. Бармен налил мне виски и взял деньги.

– Не уходи, – громко сказал я ему, – налей сразу еще порцию.

Я скорее почувствовал, чем увидел, как группка конюхов в дальнем конце бара обернулась, чтобы рассмотреть меня, поэтому я взял стакан, в два глотка прикончил виски и вытер рот тыльной стороной ладони. Пустой стакан я подвинул к бармену и заплатил за вторую порцию.

– Дэн, – потянул меня за рукав Гритс, – может, не стоит?

– Стоит, – нахмурился я. – А ты пойди потанцуй.

Но он не ушел. Он смотрел, как я выпил второй стакан и заказал третий, и в глазах его была тревога.

Несколько парней подошли к нам поближе, пробравшись через толпу.

– Эй, приятель, а ты не слабо поддаешь, – заметил один из них, высокий тип приблизительно моих лет в ослепительно ярком синем костюме.

– Не твое собачье дело, – грубо отрезал я.

– Ты не у Инскипа работаешь? – спросил он.

– Угу… у Инскипа… у чертова Инскипа…

Я взял третий стакан. Я могу выпить много виски, и голова у меня при этом остается ясной, тем более что сегодня я намеренно плотно поужинал. Я прикинул, что смогу оставаться трезвым довольно долго после того момента, когда в глазах окружающих уже должен буду захмелеть, но представление надо устроить раньше, пока публика сама достаточно трезва, чтобы все вспомнить на следующий день.

– Вонючие одиннадцать фунтов, – злобно продолжал я, – это все, что ты получаешь, а ишачишь семь дней в неделю.

В некоторых мои слова нашли сочувственный отклик, но Синий Костюм сказал:

– Зачем же тогда выбрасывать их на виски?

– А почему бы и нет, черт побери? Классная штука – так и шибает по мозгам. Когда столько вкалываешь, надо же как-нибудь взбодриться.

Синий Костюм обратился к Гритсу:

– А твой приятель здорово взбешен.

– Такое дело… – произнес Гритс с обеспокоенным видом, – я так думаю, что ему всю эту неделю приходилось делать много дополнительной работы, вот что…

– Ты облизываешь лошадей, за которых плачено по нескольку тысяч, и точно знаешь, что от твоей работы зависит, выиграют они или нет, а тебе приличное жалованье не желают платить…

Я покончил с третьей порцией виски, икнул и сказал:

– Это несправедливо.

Бар заполнялся людьми. По их внешности и по обрывкам взаимных приветствий я заключил, что по меньшей мере половина присутствующих так или иначе связана со скачками. Город был битком набит клерками букмекеров, «жучками» и конюхами, и танцы были устроены, чтобы их привлечь. Огромное количество спиртного начало исчезать в их глотках, и мне с трудом удалось поймать бармена, чтобы он налил мне четвертую порцию двойного виски за последние пятнадцать минут.

Я стоял во все увеличивавшемся круге слушателей со стаканом в руке и слегка покачивался.

– Я хочу… – начал я. Чего я должен хотеть? Я лихорадочно искал подходящие слова. – Я хочу… мотоцикл. Я хочу развлечься с девочкой. И провести отпуск за границей… жить в шикарной гостинице, чтобы вокруг меня прыгали, едва я щелкну пальцами… и пить, что мне нравится… и даже, может, внести первый взнос за собственный дом… Есть у меня шанс все это иметь, а? Я вам скажу – ни хрена! Знаете, что лежало в моем конверте с жалованьем сегодня утром? Семь фунтов четыре пенса…

Я продолжал брюзжать и жаловаться, вечер тянулся медленно. Публика приходила, уходила, менялась, но я не останавливался, пока все вокруг не уяснили, что в конюшне Инскипа есть конюх, жаждущий денег, предпочтительно в больших количествах. Но даже Гритс, весь вечер с несчастным видом болтавшийся вокруг меня, хотя и был трезв как стеклышко, не заметил, что я пьянею буквально на глазах, делая все большие промежутки между порциями выпивки. Наконец, когда я высокохудожественно пошатнулся и припал к колонне, Гритс прокричал мне в ухо:

– Дэн, я ухожу, тебе бы тоже лучше уйти, а то опоздаешь на последний автобус, а пешком в таком состоянии ты вряд ли доберешься.

– А? – покосился я на него.

Синий Костюм снова подошел к нам и стоял рядом с Гритсом.

– Помочь тебе увести его? – спросил он Гритса.

Тот с отвращением взглянул на меня, и я навалился на него, обняв рукой за плечи, – я определенно не нуждался в той помощи, которую Синий Костюм, по-видимому, был готов оказать.

– Гритс, старина, если ты говоришь – уйдем, мы уйдем.

Мы направились к выходу в сопровождении Синего Костюма, причем я так спотыкался, что Гритса носило из стороны в сторону. К этому моменту у многих были трудности с передвижением по прямой линии, и очередь на автобусной остановке колебалась, как океанская волна в тихую погоду. В безопасном мраке улицы я ухмыльнулся и подумал, что если посеянные мной семена не дадут обильного урожая, никакого допинга в британском скаковом деле вообще нет.


Может быть, я и не был пьян, но наутро я все равно проснулся сраскалывающейся головой. Хоть ради дела страдаю, подумал я, стараясь не обращать внимания на молот, долбивший меня по глазам изнутри черепа.

Спаркинг Плаг участвовал в забеге и проиграл полкорпуса. Я не упустил возможности громко заявить, что вот и остаток моего жалованья пошел псу под хвост.

В тесном загончике для расседлывания полковник Беккет похлопал лошадь по шее и мимоходом сказал мне:

– В следующий раз повезет больше, а? Я послал вам по почте то, что вы просили. – Он отвернулся и возобновил беседу с Инскипом и жокеем.

Вечером мы отправились обратно в Йоркшир, и почти всю дорогу мы с Гритсом проспали на скамейках в фургоне. Ложась, Гритс укоризненно произнес:

– Не знал, что ты так ненавидишь работу у Инскипа… И пьяным я тебя никогда раньше не видел.

– Не работу, Гритс, а плату. – У меня не было другого выхода, как гнуть свое.

– Но ведь многие женатые парни детей растят на эти деньги.

Его слова звучали неодобрительно – видимо, мое поведение глубоко его задело, потому что с тех пор он редко заговаривал со мной.

Мне почти нечего было рассказывать Октоберу на следующий день, поэтому наше свидание в лощине было кратким. Он, впрочем, сообщил мне, что сведения, отправленные Беккетом по почте, собраны одиннадцатью способными молодыми офицерами, слушателями военной академии, которым предложили это задание в качестве испытания на инициативу, причем побеждал тот, чей ответ оказывался самым полным. Им было поставлено несколько основных вопросов – тех, что интересовали меня. В остальном же они были свободны проявлять воображение и детективные способности, которые, по с