Но там был только дом, и, когда Чейз открыл дверь и вошел внутрь, она последовала за ним.
Комнаты, через которые они проходили, изумляли. Кухня – белая и сверкающая, без единого пятнышка. Ванная комната – с глубокой джакузи и душем, расположенным напротив стеклянной стены, так что казалось, что он находится прямо в лесу. Гостиная. Когда Энни вошла в нее, солнечный свет внезапно пробился через огромную застекленную крышу, и белые стены и светло-бежевый пол окрасились в золотистый цвет.
Традиции древней нации, к которой принадлежал мистер Танака, проявились в элегантном и простом декоре комнаты: соломенные татами на полу, очаровательная ширма, которая служила задником для черного лакированного столика, и большие подушки из черно-белого шелка, разбросанные по полу перед камином из камня. Сдвигающиеся стеклянные двери, по бокам которых стояли белые вазы с ветками ивы, открывали вид на причал.
А в спальне у Энни перехватило дыхание, и она про себя повторила ругательство Чейза. Если гостиная их отсутствующего хозяина была, несомненно, японской, то спальня отражала европейские вкусы мистера Танаки.
Пол был покрыт белым ковром, таким пушистым и мягким, что Энни захотелось снять тапочки. Одна стена была зеркальной, другая – стеклянной, и через нее открывался вид на лес и пролив. Мебели оказалось совсем мало, но она была очень красивой. Тиковый туалетный столик. Такой же комод. Кресло-качалка.
И кровать.
Огромная круглая кровать, поднятая на платформе к шестиугольной застекленной крыше и задрапированная десятками ярдов черно-белого шелка.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Энни заставляла себя успокоиться.
Сосчитай до десяти. До двадцати. Сосредоточься на поиске точки спокойствия внутри себя. Не этому ли она училась целых шесть недель на курсах по практике дзэн-дыхания прошлой зимой?
Глубокий вдох. Задержать дыхание. Раз. Два. Три. Четыре.
Энни выдохнула. Не получается. Она видела только кровать. И думала только о том, что рядом с ней стоит Чейз и его лицо выражает искреннюю невинность.
– Черт, – сказала она и, поскольку было совершенно ясно, что ей ни на йоту не удалось усмирить свой гнев с помощью дыхания, решила применить вполне ощутимые способы… Развернувшись, она ткнула своего бывшего мужа кулаком в живот. Как в железо – у Чейза всегда было великолепное тело, которое не изменилось и сейчас. Это разозлило ее еще больше, тем более что она почувствовала отдачу от удара в руку и в плечо. Но неважно, вознаграждена хотя бы выражением потрясения на его лице.
– Эй, – сказал он, отпрыгивая на шаг назад. Судя по ее лицу, она с удовольствием убила бы его. – Эй, не принимай это так близко к сердцу, слышишь?
– Не принимать близко к сердцу? – Энни уперла руки в бока и раздраженно уставилась на него. – Не принимать близко к сердцу? – Ее голос срывался на визгливое сопрано.
– Да. – Чейз потер живот. – Не нужно так жестоко наказывать за простую ошибку.
– А, так это ошибка? Хорошо. – От сильного выдоха кудряшки взлетели надо лбом. – Большая ошибка, Купер, потому что, если ты думаешь, что я… что ты и я… что мы будем вместе спать на этой… на этой кровати, что мы вернемся в прошлое…
– Послушай, – сказал он осторожно, – я знаю, что ты расстроена, но…
– Вот-вот. Говори, что я расстроена. Тогда я закрою рот, и тебе не придется выслушивать правду.
– Энни…
– Позволь мне кое-что сказать тебе, Чейз Купер. Этот номер мог бы пройти у тебя несколько лет назад, но не сейчас. Я вовсе не та маленькая пустышка, за которую ты всегда меня принимал.
– Энни, я никогда не думал…
– Нет, ты думал так, но это уже неважно. Ты привык обращаться со мной, как будто у меня в голове нет ни одной мысли.
– Клянусь, ничего подобного. Я по-прежнему не понимаю, о чем ты говоришь!
– Ну что ж, я тебе разъясню. Вспомни о тех старых добрых временах, когда ты таскал меня с собой на все эти ужасные обеды и благотворительные вечера. – Надо отдать ему должное, он сумел изобразить полное недоумение. Если бы она не видела его насквозь, то могла бы поверить… – Я знаю, как ты беспокоился, что твоя бедная маленькая женушка не сумеет держать себя как надо.
– Что?
– А когда оказалось, что я сумела, ты просто… просто бросал меня на съедение этим акулам и удалялся.
– Энни, ты сошла с ума. Я никогда…
– Это тогда ты решил, что мог бы получить гораздо больше удовольствия, если бы оставлял меня дома?
Удивление на лице Чейза сменилось смущением.
– Кто-то из нас сходит с ума, – пробормотал он, – и абсолютно ясно, что не я.
Энни с вызовом подняла подбородок.
– Ты думаешь, я обрадовался, когда ты перестала ходить со мной на все эти обеды, обрадовался потому, что мечтал развлекаться в одиночку?
– Это сказал ты, не я.
– Черт возьми, как же ты умеешь переворачивать все с ног на голову!
– В чем дело, Чейз? Ты не в состоянии вынести правду?
– Ты полагаешь, я забыл, что перестал брать тебя с собой потому, что ты ясно дала понять, насколько все это ненавидишь?
Энни вспыхнула.
– Не пытайся все исказить. Ладно, может быть, мне и не нравились эти чванливые вечера…
– Наконец-то эта женщина говорит правду!
– А с какой стати они должны были мне нравиться? Мы ведь ходили на них только затем, чтобы ты смог увидеть в газете, в разделе бизнеса, очередной заголовок с твоим именем!
Глаза Чейза превратились в щелочки.
– Мы ходили туда, чтобы я смог найти новые контракты, Энни. Контракты, помнишь? Благодаря которым я зарабатывал нам на хлеб!
– Брось, Чейз! К тому времени у нас уже было полно денег. Ты просто… просто тешил свое самолюбие.
Чейз сжал зубы.
– Продолжай, – спокойно сказал он. – Что еще ты накопила за все эти годы?
– Только то, что, когда я наконец сказала, что больше не хочу туда ходить, вместо того чтобы постараться убедить меня, как поступил бы любой интеллигентный человек, как поступил бы ты когда-то…
Чейз коротко рассмеялся.
– Мы разговариваем на одном языке или нет?
– Вместо того чтобы поступить так, – продолжала Энни, игнорируя его реплику, – ты просто пожал плечами и согласился. Вот.
– Ты хочешь сказать, что я должен был уговорить тебя делать то, что тебе явно было противно?
– Не изображай святую невинность, Чейз. Не получится.
– Нет, – сказал Чейз со злобой, – это у тебя не получится, детка, потому что все было не так, что бы ты ни говорила!
– Ну, это твоя версия. Оставайся при своем.
– Нет! – Чейз схватил ее за запястье, когда она хотела пройти мимо него. – Нет, черт возьми, это не «моя версия». Это факт. Ты ждала, что я встану на колени и буду просить тебя проводить вечера со мной, а не с разными дурацкими учебниками?
– Правильно. Обвиняй меня во всем, даже в желании стать лучше. Это типично. Во всем виновата я, ты – никогда.
– Стать лучше? Стать лучше! – спросил он, наклоняясь к ней. Его глаза сделались темными и угрожающими. – Зачем, а? Чтобы сказать мне, что ты разбираешься в японской поэзии лучше, чем я в строительстве?
– Все было не так, и ты это прекрасно знаешь, – сердито ответила она, стараясь вырвать свою руку. – Ты не мог выдержать, что я превращаюсь в личность, а не остаюсь просто твоей женой.
– А что, оставаться моей женой было недостаточно для тебя, чтобы чувствовать себя счастливой?
– Просто готовить тебе еду, убирать твой дом и растить твоего ребенка, ты это имеешь в виду? – спросила Энни дрожащим голосом. – Взамен такой жене полагались красивые платья и украшения, чтобы ее можно было взять на встречу в Торговую палату, где бедняжка становилась тенью своего важного мужа.
Чейз почувствовал шум в ушах. Он отпустил запястье Энни и отступил на шаг назад.
– Если это то, во что ты веришь, – сказал он низким голосом, в котором слышалась угроза, так что у Энни мурашки побежали по коже, – если ты действительно думаешь, что я именно так к тебе относился, тогда мы правильно сделали, что разошлись.
Энни смотрела на его белое лицо и закушенную губу.
– Чейз, – сказала она и протянула руку, но было слишком поздно. Он уже развернулся и исчез в холле.
Невероятно!
Чейз шел по гравийной дорожке, которая вела от дома в лес.
Невозможно, чтобы Энни так его ненавидела. Ненавидела столько лет, будучи его женой.
Он сжал в карманах руки в кулаки и замедлил шаг, бросив злобный взгляд на белку, которая заверещала на него из ветвей кедра.
Он встречал много разведенных мужчин. В разных местах: в своем спортивном клубе, на заседаниях Совета директоров… Казалось, везде, в Нью-Йорке, Сан-Франциско или в любом другом городе Америки, куда ни бросишь взгляд, наткнешься на беднягу, который вчера еще был семейным человеком, а сегодня считал изысканным обедом разогретые в микроволновой печи полуфабрикаты.
Образ счастливого холостяка, записная книжка которого заполнена именами и адресами, – это из кино. В жизни не так. А если и так, тогда он что-то пропустил. Те разведенные мужчины, которых он встречал, были очень похожи на него: когда-то у них было все, а теперь ничего, кроме вопросов.
Когда же все изменилось… и почему?
Что они могли бы сделать, чтобы предотвратить это?
У большинства из таких бедняг был ответ, даже если он им не слишком нравился. У Чейза никогда не было ответа. Как бы он, Чейз, ни старался, он никогда не мог уловить тот момент, когда все покатилось под откос. Или понять – почему. А предотвратить… Как можно сделать что-то, если не знаешь, что необходимо сделать?
Он старался быть самым лучшим мужем, добиваясь цели: обеспечить Энни жизнь, которую она заслужила. И вдруг оказалось, что она обижена.
Горький привкус появился во рту.
– Что она думает? – пробормотал он, отбрасывая ногой шишку с дороги. – Думает, что мне нравилось работать как раб? Что я приятно проводил время, когда целый день гнул спину, а по ночам сидел за книгами?
Наверное. Энни только что доказала, что ей в голову может прийти все что угодно, если это касается его.