аводе. Следовательно, придется посылать на выучку в Англию или в Америку. Наконец, чтобы наладить производство у себя, мы должны будем купить за границей чертежи хотя бы средней турбины и вначале построить ее, а затем уже проектировать и строить большие, мощные турбины.
Профессор передохнул, обвел слушателей быстрым взглядом и опять посмотрел на Куйбышева:
— Прежде чем решать вопрос о том, возьмется ли коллектив Металлического за новое дело, мы должны спросить полномочного представителя Москвы: может ли Советское правительство обеспечить те условия, о которых я говорил?
— Может и обеспечит! — твердо сказал Куйбышев, вставая. — Да, мы найдем средства и построим за короткое время, с вашей помощью, новый турбинный корпус и оснастим его новейшим оборудованием. Мы пошлем за границу инженеров, техников и рабочих учиться турбинному искусству и не пожалеем на это средств. Мы купим не только чертежи средней турбины, но и самую турбину, только учитесь, осваивайте это труднейшее производство. Более того, мы готовы пригласить специалистов из лучших иностранных фирм, которые бы помогли вам в освоении трудного дела.
Профессор, все время стоя слушавший Куйбышева, развел руками:
— Извините, я не ожидал подобного ответа. Если дело будет обстоять именно так, как вы сказали, мы можем дерзнуть.
Раздались дружные горячие аплодисменты. Захлопал и Куйбышев. И как только они утихли, поднялся Киров:
— Товарищи, ваши дружные аплодисменты можно считать ответом на предложение товарища Куйбышева?
— Не только ответом, но и нашим обязательством! — пробасил директор.
Снова раздались аплодисменты.
— Хорошо. Будем считать, что этот важнейший вопрос решен без дискуссий. Практические предложения и советы передавайте руководству завода. О вашей инициативе, о вашем единодушном желании освоить производство мощных турбин товарищ Куйбышев завтра же доложит Совнаркому.
Еще два года назад в СССР был объявлен международный конкурс на изобретение синтетического каучука.
Капиталистические державы закрыли нашей стране все пути к закупкам натурального каучука. Запасы же колониального каучука, оставшиеся после революции от русско-французского товарищества «Проводник» и «Российско-Американской резиновой мануфактуры», были невелики, да и те быстро таяли... Без каучука было невозможно развитие автомобильной, авиационной и резиновой промышленности.
О конкурсе Киров узнал еще в Баку. Там среди химиков на нефтеперерабатывающих заводах много говорили об этом. Но его послали в Ленинград, где, поглощенный борьбой с «новой оппозицией» и множеством неотложных дел, он как-то забыл о конкурсе. Когда проходило большое совещание с учеными и специалистами, Кирову представили профессора Лебедева, который занимался проблемами разработки синтетического каучука. Киров вспомнил о конкурсе, но поговорить с профессором не удалось.
Сейчас, готовясь к Пятнадцатому съезду партии, Киров вспомнил об этой встрече и решил повидаться с Лебедевым, узнать, как его дела, не нужна ли помощь. «На съезде или в ЦК непременно будет поднят вопрос об искусственном каучуке. Я должен знать, что могут сделать ленинградцы для решения этой важнейшей проблемы».
Приехав утром в губком, Киров попросил секретаря созвониться с Военно-медицинской академией, разыскать профессора Лебедева и договориться о встрече...
Встреча состоялась в тот же день.
Начальник академии, пожилой, но еще бравый военный, узнав, что к ним едет Киров, вышел его встречать в вестибюль с целой свитой профессоров и врачей.
Киров со всеми поздоровался за руку и прошел в большой кабинет. Начальник сразу же начал рапортовать о положении дел в академии и предложил осмотреть хирургический корпус.
— Благодарю вас! С удовольствием, но лучше в другой раз. Сейчас я на короткое время и по другому делу... Скажите, присутствует ли здесь профессор Лебедев?
— А, Сергей Васильевич? Он был тут... — оглядывая всех, сказал начальник. — Вон, вон он в уголке сидит. Пожалуйте сюда, профессор.
Подошел высокий военный с густыми, зачесанными назад русыми волосами, с небольшой бородкой на удлиненном лице. Лицо его с красивым, высоким лбом казалось утомленным, небольшие серые глаза немного припухли и покраснели.
— Здравствуйте, Сергей Васильевич! — с улыбкой протянул руку Киров. — Я вас не видел с того совещания и даже не сразу узнал.
— Здравствуйте, Сергей Миронович. Чем могу служить?
— Приехал с вами поговорить, а вот не знаю...
— Пожалуйста, располагайтесь в моем кабинете, — предложил начальник.
— Спасибо. Но я бы хотел взглянуть, где и как работает Сергей Васильевич.
— Сделайте одолжение, Сергей Миронович. — Начальник сделал широкий жест к двери.
Но Киров взял под руку Лебедева, и они пошли вдвоем...
Лабораторией оказалась просторная, потемневшая от времени комната с простыми некрашеными столами, уставленными немудреными приборами, большими и малыми колбами, ретортами и прочим химическим оборудованием.
За столами стояли двое молодых людей.
Киров поздоровался с ними, и Лебедев пригласил его к письменному столу у окна.
— Вот, собственно, здесь мы и трудимся, Сергей Миронович.
— Да, — вздохнул Киров. — Я слышал, что вы уже давно работаете над проблемой искусственного каучука.
— Почти двадцать лет. Начал еще в девятьсот восьмом.
— Это хорошо, Сергей Васильевич. И вы верите в успех?
— Раньше были сомнения и колебания. Ведь даже знаменитый Эдисон в Америке прекратил поиски синтеза каучука.
— А вы? Вы надеетесь?
Лебедев поднялся, взял из фаянсовой ванночки темную массу, похожую на губку.
— Вот, взгляните, Сергей Миронович. Это, правда, еще не каучук, масса рыхловата и малотягуча.
Киров помял в пальцах нечто клейкое, губкоподобное и положил в ванночку.
— Это что же, первичный продукт?
— Более чем первичный, — твердо сказал Лебедев. — Если б условия — мы бы через полгода дали синтетический каучук, не уступающий натуральному.
— Через полгода? — переспросил Киров.
— Да, через полгода! — подтвердил Лебедев.
Киров в раздумье пощипал подбородок.
— Скажите, Сергей Васильевич, есть ли в Ленинграде хорошо оборудованная химическая лаборатория?
— Есть хорошая лаборатория в университете.
— Отлично! — улыбнулся Киров. — Вот туда мы временно вас и поселим. Учтите — временно! Пока не построим для вас опытного завода. Вы получите все, что необходимо. О вашей работе я доложу правительству...
В конце ноября Киров готовился к отъезду в Москву на Пятнадцатый съезд партии. Его большой стол был завален материалами по заводам, городу, области, из которых он выбирал нужные сведения для предстоящего выступления.
Быстро стемнело. Киров зажег настольную лампу. Просматривая поданную секретарем папку с последними сводками с заводов, он увидел листовку, отпечатанную в типографии. Прочтя ее, поднялся, позвонил. Вошел секретарь:
— Вы звонили, Сергей Миронович?
— Да. Попросите зайти Чудова...
Скоро большими шагами вошел массивный человек с крупной головой. Под высоким покатым лбом горели пытливые глаза.
Чудова недавно избрали вторым секретарем Ленинградского губкома партии, но он уже сумел завоевать доверие и в губкоме, и среди коммунистов города своей принципиальностью, трудолюбием и твердостью.
— Садись, Михаил Семенович, надо поговорить, — сказал Киров, кивнул на кресло. — Хотя Троцкого и Зиновьева вывели из состава ЦК, они не унимаются... Ты, Михаил Семенович, остаешься за меня и гляди тут в оба. Вот полюбопытствуй, какие листовки расклеивают по городу.
Чудов взял протянутую Кировым листовку, прочел вслух:
— «Долой ЦК!.. Наши вожди — Троцкий и Зиновьев!..» Да, наглости у них хватает...
— Вот я и говорю: гляди тут в оба. Если дела осложнятся — телеграфируй, звони в Москву, разыскивай меня.
— Есть, Сергей Миронович! Буду глядеть в оба! А если что — позвоню...
Глава тридцать шестая
Киров вернулся с Пятнадцатого съезда партии полный энергии. Съезд утвердил директивы пятилетнего плана и принял решение о коллективизации. Намечались грандиозные дела...
Разбирая прошлогодние бумаги, которые следовало сдать в архив, он наткнулся на стенограмму своего выступления и заглянул в нее:
«Все объективные условия говорят за то, что город Ленинград и ленинградская промышленность в деле индустриализации страны должны будут сыграть примерно ту же самую роль, какую этот город и пролетарии Ленинграда сыграли во всех этапах нашей великой революции».
«Верно! Эти слова звучат злободневно. Да, Ленинград должен стать промышленным арсеналом и кузницей технических кадров, но для этого нужно сделать многое. Очень многое...»
Киров уселся поудобнее и, подвинув к себе листы бумаги, стал набрасывать план:
«Прежде всего мы должны обеспечить Ленинград топливом, электроэнергией и собственным сырьем». И он крупными буквами написал столбиком: «Торф. Сланцы. Руды». Взяв синий карандаш, жирной чертой подчеркнул каждое слово. Потом написал так же крупно: «Гидроэлектростанции, тепловые электростанции на торфе и сланцах». Потом в том же столбце: «Турбины (Металлический завод) и генераторы («Электросила»)». Снова подчеркнул сипим.
«Турбины и генераторы мы должны научиться делать. За ними — будущее энергетики! Мы, ленинградцы, должны обеспечить оборудованием тяжелую индустрию, освоить строительство блюмингов. Ижорцам это дело под силу».
Он крупно вписал в столбик: «Блюминг», с удовольствием подчеркнул.
«Мы намечаем строительство заводов-гигантов: тракторных, автомобильных, авиационных, оборонных. Для них потребуется дорогостоящее оборудование, которого не накупиться за границей. Значит, необходимо наладить массовый выпуск металлорежущих станков».
Он вписал в графу: «Станки».