— Что?! — вскочил Киров, и лицо его побледнело. — Черт знает, что за варварство! А может быть, этот храм — творение лучших русских зодчих? Надо остановить произвол и примерно наказать виновных. Слышишь, Чудов? Проверь!
— Есть! Займусь, Сергей Миронович.
— А вы, товарищи, идите и организуйте сбор лома по всему городу, — повернулся он к коммунхозовцам. — Поднимайте затонувшие пароходы. Ищите металл на свалках... Запомните сами и скажите другим: пока я в Ленинграде, ни решетки Летнего сада, ни решетки на набережных, ни украшения мостов, ни один памятник ни в городе, ни в окрестностях разрушены не будут!..
Как-то накануне уборки Киров чуть свет приехал в Колпинский совхоз, где еще два года назад были построены хорошие животноводческие фермы и вместительные силосные башни.
В этом году Ленинградская область обеспечила себя собственным хлебом, и Киров сосредоточивал внимание на крупных совхозах, чтобы снабдить Ленинград мясом, молоком, овощами.
В Колпинском совхозе дела шли успешно — техника была уже готова, и Киров, не задерживаясь там, выехал в другие хозяйства области...
Перед вечером, когда пробирались к Московскому шоссе, машина завязла в колдобинах на разбитой проселочной дороге. Попытка вытащить ее своими силами успеха не имела. Киров послал шофера в ближайшую МТС просить помощи...
Начало смеркаться, когда подошел гусеничный трактор. Тракторист спрыгнул на землю и, улыбаясь, подошел к Кирову.
— Здравствуйте, товарищ Киров! Не узнаете меня?.. Как-то вы охотились в наших местах, а мы с отцом подошли. Еще чаевничали с вами...
— Андрей с торфоразработок Синявинских?
— Я самый! Теперь дома живу. Выучился на тракториста. Видел вас в Синявине, на болоте. Там и узнал, кто вы такой.
Киров пожал ему руку.
— Значит, в колхоз перебрался?
— Да. Это сподручнее. МТС — рядом. Ну и заработки подходящие.
— А отец и семья в колхозе?
— А куда им деваться? В колхозе живут. Теперь исправней зажили. МТС помогает.
Шофер зацепил машину тросом, крикнул: «Готово!» Андрей сел за рычаги и мигом вытащил машину из колдобины.
Прощаясь, Киров спросил:
— А как соседи живут, Андрей?
— Теперь много лучше. Дела поправляются повсеместно...
— Ну, передай привет колхозникам, Андрей, пожелай успехов!
— Спасибо! Передам!
Глава сороковая
В середине ноября выпал пушистый снег. Дома стояли под белыми шапками, деревья — в инее. Белый наряд придавал городу сказочность, поэтичность. Не только детей, но и взрослых тянуло на улицу в снежную белизну.
Киров ждал первой пороши, мечтал по первопутку съездить на охоту. Но в субботу было еще черно, а в воскресенье снег повалил только утром...
Во второй половине дня просветлело, и ребятишки из всех подъездов хлынули во двор. Их радостные звонкие голоса напомнили Кирову детство. Он отложил книгу, оделся и, крикнув жене: «Я пойду прогуляться», вышел.
Прошло едва ли более часа, как во двор большого дома на улице Красных Зорь вошли трое пожилых мужчин, остановились у подъезда, где дежурила лифтерша.
— Не скажете ли, где тут проживает товарищ Киров?
Пожилая женщина оглядела незнакомых людей. «Похожи на рабочих. Но один что-то подозрительно тяжелое держит под мышкой в желтой бумаге».
Видя, что она медлит с ответом, тот, что был со свертком, добродушно улыбнулся:
— Вы не сумлевайтесь насчет нас, мы рабочие с Ижорского завода. Привезли Миронычу подарок. Он нас звал к себе.
— Вон что, вон что, это хорошее дело... Только его дома-то нет.
— Вот так неудача! — вздохнул седоусый. — Как же теперь?
— А вы не тужите шибко-то, — успокоила лифтерша и, поднеся руку к глазам, стала всматриваться сквозь редкий снежок.
— Ишь он легок на помине. Сюда идет. Вон, вон, глядите на аллейку.
По аллейке, слегка наклонясь вперед, в распущенной ушанке шагал Киров, таща четверо сцепленных санок с ребятишками. Он завез санки на гору и весело крикнул:
— Ну, теперь отцепляйтесь, ребятки, и гоните с горки одни.
— Спасибо, дядя Сережа! Спасибо! — закричали малыши.
Киров узнал рабочих, подошел, поздоровался.
— Вот уж не ожидал, что так быстро приедете. Спасибо, товарищи! Пошли в дом! — и распахнул дверь подъезда.
В передней помог гостям раздеться, пригласил в столовую.
— Проходите, проходите, товарищи, не стесняйтесь. — И, взяв седоусого под руку, пошел рядом. — А ты, Арсеньич, совсем молодцом выглядишь. Не ушел с завода-то?
— Не пускают... работаю помаленьку. Тут мы, старики, небольшой подарочек от ижорцев привезли.
— Что это вы задумали? Зачем?
— Нет уж, Мироныч, не обижайте рабочий класс, — сказал Арсеньич и, быстро развязав сверток, положил на стол тяжелый барельеф Ильича. — Уж не обессудьте, Сергей Мироныч. Не художники мы... А только этот портрет Ильича отлили из той же стали, что отливаем станины для блюмингов.
— Неужели? — Киров изумленно провел по барельефу рукой. — Ну, этому подарку цены нет... Спасибо, друзья. Спасибо!
Щелкнула входная дверь. Вошла разрумянившаяся на морозе Мария Львовна и, увидев гостей, прошла в столовую.
Киров представил стариков и показал на барельеф.
— Вот, полюбуйся, Мария! Отлили из блюминговой стали.
— Замечательно! — Мария Львовна взялась за барельеф, но не смогла поднять и тут же опустила его:
— Какой тяжелый...
— А что это у тебя кровь на пальце, Мария?
— Где? Ах, да... Это, наверное, сейчас... Пустяки, я прижгу йодом. Одну минуточку... — Она быстро ушла.
Арсеньич шершавой ладонью провел по внутренней стороне барельефа:
— Так и есть, остались заусеницы... Нет ли у вас напильника, Сергей Мироныч?
— Как не быть. Пойдемте со мной! — Он взял барельеф и, ведя гостей по коридору, распахнул дверь небольшой комнатки.
— Вот, прошу сюда!
— Ба, да тут целая мастерская! — воскликнул Арсеньич. — И верстак, и тиски, и инструменты, как у заправского мастерового.
— Я ведь и есть мастеровой! — улыбнулся Киров. — Моя основная профессия — механик. Вот здесь в свободные минуты слесарничаю. — Он зажал барельеф в тиски и, взяв напильник, мигом сровнял все заусеницы.
Арсеньич потрогал:
— Хорошо. Спасибо. Уж вы извините, что так получилось...
— Ну, ну, пустое, Арсеньич.
Вышли в коридор, и гости сразу засобирались домой. Услышав их разговор, из кухни выбежала Мария Львовна:
— Что, домой? И думать не смейте об этом, товарищи! Пойдемте-ка лучше со мной на кухню мыть руки. Сейчас будем обедать...
Двадцать седьмого ноября, приехав в Смольный, Киров вдруг почувствовал недомогание: кружилась голова, покалывало сердце. Это его удивило и испугало: ничего подобного никогда не случалось. Ему не верилось, что на редкость здоровый, крепкий организм может так неожиданно сдать. Поэтому не вызвал врача, а лишь сказал секретарю, чтобы его некоторое время не беспокоили, и лег на диван.
Тут же начали одолевать разные мысли: «Не годится лежать и киснуть. Болезнь нужно превозмогать, побеждать усилием воли... Да уж и сердце перестало колоть... Хватит!» Он поднялся и стал ходить по кабинету, посматривая то на окна, то на стены.
Вдруг его взгляд остановился на карте СССР, испещренной красными стрелами. Она висела рядом с проектом большого стадиона. «Странно... Откуда взялась эта карта? Ведь еще несколько дней назад ее не было... Может, Чудов повесил? Интересно, что за сюрприз он придумал?..»
Издали было видно, что Ленинград соединяли красные стрелы со многими городами страны. Стрел
было так много, что они расходились подобно солнечным лучам из красного диска — Ленинграда. Киров подошел поближе, прочел надпись: «Ленинград — форпост индустрии!» «Ишь ты, здорово написали! Верно!» — Он приблизился к самой карте, увидел другую надпись: «Ленинград оснащал передовой техникой важнейшие индустриальные очаги и новостройки, участвовал в создании почти всех гигантов первой пятилетки». Киров тряхнул головой. «А ведь правильно! Молодцы ленинградцы! Как это в песне поется: «И мы не праздно в мире жили!»» Его взгляд упал на «Условные изображения». Тут были нарисованы паровые молоты, тракторы, турбины, блюминги, дизели, драги, генераторы, электрокраны и много других машин и механизмов. Стрелы указывали, в какие города и поселки все это направлялось.
«Сюда бы можно было добавить каучук, алюминий, апатиты... да разве все перечтешь!.. Да, не праздно жили ленинградцы после того, как разбили оппозицию... Правда, в культурном строительстве еще приотстали. Вот он, живой укор перед глазами! — Киров взглянул на проект гигантского стадиона. — Да и нелегко поднять такую махину! Нужно намыть, насыпать на побережье земляное кольцо высотой в десятиэтажный дом и диаметром почти двести метров! Внутри его построить трибуны на сто тысяч зрителей... Однако покалывает и кружится голова... Присяду».
Киров опустился на диван, откинулся на спинку. В это время заглянула секретарь и, увидев его в такой позе, испугалась, подняла тревогу...
Скоро вошли Чудов и двое врачей в белых халатах. Кирова выслушали, выстукали и в один голос сказали:
— Нужен немедленный и длительный отдых.
Как ни сопротивлялся Киров, как ни ссылался на неотложные дела, на другой день товарищи из губкома увезли его вместе с женой в Толмачево, в дом отдыха «Крутой берег».
Это был старый барский дом, стоящий на высоком берегу Невы. Кругом простирались леса со снежными полянами. И природа, и сам дом своим уютом располагали к отдыху. Кирова огорчило лишь то, что в доме отдыха, кроме обслуги да одинокого старичка профессора, посланного наблюдать за больным, никого не было.
Привыкший к общению с людьми, Киров поначалу скучал, сидел за книгами да слушал радио. Гулять не хотелось: погода стояла промозглая... Но скоро подсыпало свежего снежку, и окрестности повеселели.