— Ты тоже, — сказал он. — Хотя, я полагаю, у тебя есть… э-э-э… для этого Лукас.
— Лукас замечательный, — сказала она и почувствовала руку Лукаса у себя на спине, — но он не отец Софи.
— Спасибо, — сказал Джо. — Поговорим утром.
Она повесила трубку и опять легла.
— Он хочет, чтобы мы опять сошлись, — сказала она. — Он говорил уже об этом сегодня в машине. Он сказал, что женщинам, с которыми он встречается, он быстро надоедает, потому что он все еще любит меня. Честное слово, я и понятия об этом не имела.
— Это можно понять, — сказал Лукас. — Но у него странный способ показывать, что он любит и заботится о тебе, когда он с твоими родителями тратит столько времени и энергии, чтобы нападать на тебя.
Она повернулась на спину.
— Ну что ж, — сказала она, — все тайное когда-нибудь становится явным.
— Наконец-то, — произнес он, и она была благодарна ему, что он мирился до этого с ее нежеланием обнародовать их отношения.
Она уставилась в потолок.
— Я не смогу заснуть, — сказала она.
— Попробуй.
Он потянулся, чтобы слегка поцеловать ее в губы.
— Давай оба попробуем. Завтра нам понадобятся все наши силы.
Она, должно быть, задремала, потому что именно сон разбудил ее. Во сне она и Софи были на пляже. Софи была здорова, ее тело хорошо загорело, а на щеках сиял румянец. Ее рыжие волосы, собранные сзади в густой хвостик, были намного длиннее, чем в действительности. Они вместе строили замок из песка и разговаривали о том, что у них будут на обед блины. Это был замечательный сон, и, когда она проснулась и осознала, что не было ни пляжа, ни замка из песка, ни Софи, она расплакалась. Она отвернулась от крепко спящего Лукаса, не желая беспокоить его, и плакала в подушку.
Он все же услышал. Она почувствовала его руку на своей спине, медленно поглаживающую ее вдоль позвоночника.
— Я знаю, как это тяжело, — прошептал он, и она почувствовала его дыхание на шее. — Что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе, Жан.
Она повернулась, чтобы позволить ему обнять себя.
— Мне так страшно, — призналась она. — И я знаю, что все начинают думать, что она… что они все погибли. И может, это кажется безумным, но у меня есть невероятно сильное предчувствие, что она жива. Я чувствую это здесь.
Она взяла его руку и положила себе на живот, прямо под ребрами.
— Это не безумие, — сказал он и забрался ей под футболку, чтобы положить руку на ее голую кожу. — Если бы ты чувствовала это в пальчиках своих ног, или в ушах, или в коленях, тогда ты, наверное, была бы ненормальной. Но пока ты чувствуешь это здесь, я бы этому доверял.
Она тихо засмеялась:
— Не дразни.
— Я не дразню, милая. — Он нежно поцеловал ее в губы. — Я люблю тебя.
Его рука переместилась на ее грудь, его прикосновение было нетребовательным и нежным, а когда его пальцы скользнули ниже, под ее трусики, она пришла в необыкновенное волнение. Никогда бы она не подумала, что будет заниматься сегодня любовью, но это занятие любовью было рождено скорее необходимостью, нежели желанием. Оно было успокаивающим, а не страстным; скорее с целью утешить, чем получить удовольствие. А после этого она заснула, крепко прижавшись к нему и положив голову ему на грудь.
Они оба встали до восхода солнца. Пока Жаннин звонила в полицейский участок, Лукас готовил кофе. Внезапное появление Фрэнка в гостиной заставило их резко обернуться. Жаннин поняла, что он увидел машину Лукаса на подъездной дороге.
— Что происходит? — спросил Фрэнк, когда она быстро повесила трубку. — Что он здесь делает? Ты в порядке, Жаннин?
— Со мной все нормально, пап. А Лукас здесь, потому что он — друг.
Фрэнк, казалось, не знал, что сказать на это. Он выглядел еще более неловким, чем обычно, и ей стало жалко его.
— Он был тут всю ночь? — наконец спросил он.
— Да.
— Жаннин нужно было, чтобы кто-то был рядом с ней прошлой ночью, — сказал Лукас.
В руке у него была чашка кофе, и он поставил ее на стойку, будто ожидая, что ему придется в любой момент защищаться физически.
— О, неужели? — Фрэнк уже не старался сдерживать свою ярость. — Здесь мог бы быть Джо, или ее мама, или я сам.
Жаннин взяла руку Лукаса в свои.
— Мы уже несколько месяцев встречаемся, пап. Я не хотела, чтобы ты и мама знали, потому что…
— Вы что? Я не могу в это поверить!.. — продолжал кричать Фрэнк. — Жаннин, ты что, совсем с ума сошла? — Он указал пальцем на Лукаса. — Ты! Убирайся отсюда и приступай к работе.
— Я беру на сегодня отгул, — голос Лукаса звучал спокойно.
Отец неприятно засмеялся, и это было так на него непохоже, что Жаннин съежилась.
— Ты говоришь это так, будто это редкий случай, — с издевкой произнес он. — Ты берешь отгул, черт возьми, когда тебе заблагорассудится.
— Когда моя работа сделана, я не вижу в этом проблемы, — сказал Лукас.
— Ну что ж, это было последней каплей! — Щеки Фрэнка были красными, как в те редкие моменты, когда он бывал в ярости. — Я сегодня же поговорю с Фондом, и тебя уволят.
— На каких основаниях, папочка? — спросила Жаннин. — Из-за того, что он относится дружески к твоей тридцатипятилетней дочери?
— Из-за того, что он безответственный, в лучшем случае. А в худшем… я не знаю, что конкретно это будет, но я уверен, что ты еще многого не знаешь об этом мужчине, Жаннин. Я просил тебя не быть такой глупой, но твоя мать, видимо, права. Ты такой всегда была и, полагаю, никогда не изменишься.
— Уйди из моего дома, папа, — тихо, но твердо проговорила она. — Пожалуйста, просто уходи.
Отец опять засмеялся.
— Твоего дома? Ты живешь здесь только из-за нашего милосердия, и ты это знаешь. Это мой дом, твоей мамы и мой, и мы не хотим, чтобы он… — он указал на Лукаса, — был тут.
— С меня хватит, — опустил Лукас руку Жаннин и сделал шаг в направлении ее отца. — Во-первых, я увольняюсь с этой чертовой работы, — сказал он. — Это вас осчастливит? Во-вторых, в данный момент Жаннин нужна ваша любовь, а не критика, хотя, кажется, это все, что вы и ваша жена можете ей дать. Мне надоело, что вы ее унижаете. Она была отличной матерью Софи. Она сделала все, что в ее силах, чтобы сделать жизнь Софи настолько хорошей, насколько это возможно, и…
— Эй! — Фрэнк опять указал трясущимися руками на Лукаса. Жаннин никогда не видела его таким злым. — Не смей со мной так говорить! Ты — единственная причина, по которой Софи проходит этот идиотский курс лечения. Это ты сказал Жаннин, что травы могут помочь там, где ничего не помогает. Ты играешь на ее отчаянии. Я хочу, чтобы ты держался от нее подальше.
Жаннин подошла к отцу, схватила его за руку, чтобы развернуть его и вывести из кухни и из гостиной.
— Я взрослая женщина, папа, — сказала она, выводя его через входную дверь. Она была рада, что он не сопротивлялся. Он, вероятно, был так удивлен, что она ему прекословит, что просто не знал, как реагировать. — Ты не можешь указывать, с кем мне дружить.
Оказавшись на крыльце, он повернулся к ней.
— Уведи его отсюда, Жаннин, — приказал он. — Я серьезно. Это моя собственность, и я хочу, чтобы его здесь не было.
Это была не его собственность, но сейчас она не хотела напоминать ему об этом.
— Папочка, мне сейчас не это нужно, понимаешь? — сказала она. — Лукас прав. Мне нужно, чтобы вы помогали мне, а не изводили. Если вы не можете, тогда… не приходите сюда.
Она не смогла заставить себя захлопнуть перед его носом дверь, но закрыла ее осторожно, кусая губу, чтобы не расплакаться, и вернулась в дом.
Когда она вошла в комнату, Лукас обнял ее.
— Мне жаль, что все получилось так грубо, — сказал он.
— Он по-прежнему считает, что ты — это какое-то зло, — сказала она, отодвигаясь от него. — Пожалуйста, не увольняйся из-за этого.
— Я думаю, это уже решенный вопрос.
Он налил себе кофе, и она не могла не восхищаться твердостью его руки после сцены с ее отцом. Ее собственные руки дрожали.
— Кроме того, — Лукас сделал маленький глоток кофе и улыбнулся ей, — у меня уже есть новая работа.
— Есть? — удивилась она. — Какая?
— Я собираюсь помочь тебе найти Софи.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Зои использовала длинную вилку для того, чтобы переместить приготовленную белку с вертела на дешевые пластиковые тарелки, которые она приобрела в Кмарте в Огайо. Она села на большой плоский камень возле костра, положила тарелку на колени и начала срезать мясо с бедра белки. Странный завтрак, подумала она, но ей определенно начинала нравиться свобода, особенно в отношении еды: она ела все что хотела и когда хотела. Ей начинала нравиться свобода, и точка.
Она как раз подносила кусок мяса ко рту, когда услышала звук позади себя. Характерный шелест листьев. Могла ли это быть Марти? Могла ли она уже приехать в Западную Виргинию? Но потом она услышала голоса и поняла, что не один человек пробирается к ее поляне.
Она быстро поставила тарелку на камень и сделала два шага к хижине, где к крыльцу была прислонена ее винтовка. Повернувшись лицом к лесу, она увидела двух молодых людей с большими рюкзаками за спиной. Парень и девушка. Тинейджеры или по двадцать с небольшим лет, подумала она, поднимая винтовку и прицеливаясь.
Они замерли, увидев ее, и оба автоматически подняли руки над головой.
— Не стреляйте, — сказал парень.
— Убирайтесь с моей территории! — прокричала Зои с присущим, как ей представлялось, лесной глуши Западной Виргинии акцентом. Она держала винтовку на плече. Так она хорошо закрывала свое лицо, поскольку даже с подстриженными волосами и без макияжа она была слишком узнаваема.
— Ладно, — сказал парень. — Мы уходим. Но мы заблудились…
— Вы не могли бы нам сказать, как вернуться на тропу? — спросила девушка.
Тропу? Зои не знала, что в пределах нескольких миль от ее хижины есть какие-то тропы. Ей пришлось прокладывать свою тропу, когда она шла сюда.