— Послушай, Софи, — сказала она. — Ты понимаешь, что здесь происходит?
Софи посмотрела на нее с подозрением.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Я хочу сказать, если они найдут тебя, они найдут меня, и тогда я должна буду вернуться в тюрьму. Когда-нибудь мы сможем уйти отсюда, и тогда, возможно, ты сможешь идти куда захочешь, но это в далеком будущем.
Софи пристально смотрела на свою ногу, пока Зои обматывала ее новой марлей.
— Почему ты была в тюрьме? — спросила она.
Зои оторвала кусочек хирургического бинта и взглянула на дочь, желая знать, как она ответит.
— Думают, что я убила кое-кого, — сказала Марти.
— А ты убила? — Софи взглянула на нее на этот раз.
— Нет. Но все доказательства против меня. Так что предполагается, что я должна быть в тюрьме до конца своей жизни. — Она вздохнула. — Ты знаешь, каково это быть в тюрьме?
— Не совсем.
— В общем, — сказала Марти, — представь себе, что ты попала в ловушку и никогда и ни за что не сможешь оттуда выбраться. И люди там причиняют тебе боль. Надзиратели, которые находятся там, чтобы ты оттуда не убежала, причиняют тебе боль постоянно. Другие заключенные тоже причиняют тебе боль. Все друг друга ненавидят. Ты не можешь выбирать, что тебе кушать, а вся еда — отходы.
Она опять зажгла зажигалку и уставилась на пламя.
— Ты не можешь никуда уйти, — сказала она. — Ты должна делать все то, что они тебе говорят, или окажешься в изоляторе, заперта сама с собой, днем и ночью, без света и… о Боже, ты просто сходишь с ума.
Софи искоса взглянула на Марти, потом опять на свою ногу.
— Я думаю, я знаю немного, что собой представляет тюрьма, — сказала она. — Некоторые знакомые мне дети говорят, что диализ похож на пребывание в тюрьме. — Она пожала плечами. — Я полагаю, так и есть, в каком-то смысле. Каждую ночь, перед приемом Гербалины, моя мама подсоединяла меня к аппарату, стоящему у моей кровати. Она использовала трубку в моем животе, и я лежала, подсоединенная к аппарату всю ночь. Трудно было переворачиваться и трудно вставать, чтобы сходить в туалет. Утром ей приходилось оставлять немного лишней воды в моем животе, и я всегда выглядела толстой. Весь день мне приходилось измерять все, что я пила, даже такие вещи, как мороженое и желе, поскольку они на самом деле тоже жидкость, а если я выпью слишком много жидкости, мне будет очень плохо. Я не могла есть то, что ели мои друзья, например бананы или жареный картофель.
Она опять посмотрела на Марти.
— Тебя посадили в тюрьму, несмотря на то что ты не сделала ничего плохого, и мне приходилось терпеть диализ, несмотря на то что я тоже не сделала ничего плохого. Просто иногда плохие вещи происходят с людьми.
— Гадость происходит, да? — сказала Марти. Она встала и потянулась. — Мне так скучно! Я какое-то время почитаю в спальне.
Она ничего не понимает, подумала Зои, когда Марти вышла из комнаты. Или, может быть, она понимает, и просто это ее не волнует. Она закончила перевязку. Затем она встала и, непонятно почему, наклонилась и поцеловала Софи в макушку. Этот ребенок такой храбрый.
Слезы жгли ее глаза, когда она убирала перекись водорода и выбрасывала испачканную кровью повязку. Софи опять попала в тюрьму, подумала она. Только на этот раз она и Марти были теми тюремщиками, которые держали ее там.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
— Я чувствую себя ужасно, говоря это, — сказал Джо, поворачивая на Маршрут 66. — Но я начинаю желать, чтобы Софи тоже погибла в той автомобильной аварии.
Ну вот. Он наконец произнес эти слова. Эта мысль мучила его уже пару дней, но он хранил ее в себе, все еще пытаясь делать вид перед всем остальным миром, что он думает, что Софи могут найти живой. Он и подумать не мог о том, чтобы сказать эти слова кому-то другому, а не Пауле.
Она потянулась со своего пассажирского сиденья машины, чтобы погладить его по плечу.
— Я знаю, милый, — сказала она. — Но я все еще надеюсь, что каким-то образом… каким-то чудом…
Она покачала головой, и он понял, что она в таком же отчаянии, как и он.
Это был еще один длинный-предлинный день беспомощного сидения возле трейлера, уставившись на лес, который забрал у него дочь. Ему казалось, что каждую собаку в поисково-спасательной команде привели к ручью, чтобы она попыталась взять след Софи. Валери сказала ему, что некоторые собаки, казалось, взяли след на какое-то мгновение, но лишь для того, чтобы снова его потерять. Даже собак, ищущих трупы, привели к этому участку, но никто не расстроился, когда и они не смогли взять след.
Сейчас Паула и он направлялись в Вену. Все — Жаннин и Лукас, Донна и Фрэнк — были на пути домой, так как завтра будут похороны Холли Крафт. И, несмотря на то что Джо, как мог, боролся с этим чувством, он не мог не думать, что, возможно, родителям Холли повезло. Они знали, где Холли. Они знали, что она умерла быстро. Они знали, что она больше не страдает.
— Поверить не могу, что уже пять дней прошло, — сказал он.
— А мне кажется, будто пять недель, — проговорила Паула.
— Ты слышала, как они говорили что-то о прекращении поисков в воскресенье?
Джо думал, что ему послышалось, как Валери сказала вскользь что-то в этом роде, но он не хотел, чтобы это было правдой, и поэтому не переспрашивал ее.
— Я думаю, Валери так и сказала, — отозвалась Паула.
— И тогда мы никогда не узнаем, что же на самом деле произошло.
— Но они все еще будут искать завтра, дорогой, — сказала она.
— Она может быть где угодно, — сказал Джо. — А когда я смотрю на ту топографическую карту в трейлере, меня поражает, как много там земли. Какую большую территорию надо охватить.
Зазвонил мобильный телефон Джо, и он схватил его с подставки на приборной доске. Он сомневался, что когда-нибудь опять сможет отвечать на телефонный звонок спокойно:
— Алло? — раскрыл он телефон-раскладушку.
— Это Джо Донохью? — раздался женский голос, и он моментально подумал о Валери Бойкин. Он подготовил себя к тому, что она может ему сказать.
— Да, — ответил он.
Он знал, что Паула пододвинулась к нему ближе, будто пытаясь услышать то, что говорил позвонивший человек.
— Это Катрин Мэйтленд из Монтичелло, — сказала женщина. — Я так понимаю, вам нужна информация об одном из наших бывших работников.
— Ах да.
Джо практически забыл уже о звонке в Монтичелло, который он сделал тем утром. Казалось, это было так давно.
— Имя, которое мне дали, Лукас Трауэлл, — сказала она. — Т-р-а-у-э-л-л. Правильно?
— Да.
— Ну, я думаю, произошла ошибка, — сказала она. — У нас нет записей о том, что кто-то с таким именем работал здесь.
— Он там сейчас не работает, — сказал Джо. — Он бывший работник.
— У нас нет никаких записей о том, что он когда-либо вообще здесь работал, — сказала она.
Этого Джо не ожидал. Он думал, что может услышать о том, что Лукас был таким же безответственным работником в Монтичелло, как и в Эйр-Крик. Он даже думал, что может услышать что-то о ненормальном интересе Лукаса к маленьким девочкам. Но он, без сомнения, не ожидал, что услышит о том, что Лукас никогда там не работал.
— Предполагается, что он работал там в конце девяностых, — сказал Джо. — Он был садовником. Садоводом.
— Я работаю здесь менеджером по кадрам уже пятнадцать лет, — произнесла женщина. — Я могла бы вам назвать имена всех садовников, садово-парковых архитекторов и тому подобное, всех работавших здесь за это время. Лукас Трауэлл не относится к их числу.
— Но кто-то оттуда дал ему блестящую рекомендацию, когда он подавал документы на работу в имении Эйр-Крик в Западной Виргинии, — возмутился Джо.
Женщина какое-то время молчала.
— Вы уверены, что он не работал в Маунт Верной или в каких-то других исторических владениях? — спросила она.
— Я уверен.
Джо почувствовал, как у него напрягается челюсть и начинает болеть голова. Он на мгновение отпустил руль, чтобы потереть висок.
— Ну что ж, — сказал он, — спасибо за помощь.
— Не думаю, что особо помогла вам, — ответила женщина.
— Нет, на самом деле вы помогли.
Он закрыл телефон и поставил его на подставку, затем взглянул на Паулу. Она пристально на него смотрела.
— Ну? — спросила она. — Что все это значит?
Джо крепче схватился за руль.
— Что-то прогнило в домике на дереве, — сказал он.
— О чем ты говоришь?
— Ну, оказывается, Лукас никогда не работал в Монтичелло.
— А почему ты решил, что он там работал? — поинтересовалась Паула.
— Он сказал Фонду Эйр-Крик, что работал раньше там. Фрэнк говорил мне, что они дали ему очень хорошую рекомендацию.
— Я не понимаю. С кем ты только что разговаривал?
— С женщиной, которая является начальником отдела кадров в Монтичелло. Она сказала, что никто с таким именем никогда у них не работал.
— А почему она вдруг позвонила тебе по этому вопросу?
— Потому что я позвонил ей до этого. Я хотел достать настоящую, не известную никому информацию о том, каким он был работником. Что-то в этом парне не так. — Он опять посмотрел на нее. — Я немного последил за ним прошлым вечером.
Это, казалось, был вечер откровений для него.
— Ты что?
— Я хотел знать, почему, если он так, черт возьми, сильно любит Жаннин, он отказался ехать с ней в Западную Виргинию прошлой ночью. Так что я пошел к его дому. Я ожидал увидеть его с другой женщиной.
— И?..
— Я увидел, как он работает за компьютером в домике на дереве.
— О-о-о, — голос Паулы был дразнящим. — Но это же противозаконно.
— Кто знает, может быть, я пришел слишком рано — или слишком поздно, — чтобы поймать его с другой женщиной. Но потом я просмотрел его мусор, на обочине тротуара и…
— Джо!
— Не читай мне лекции, ладно?
Он был не в настроении выслушивать поучения Паулы. Паула вздохнула.
— И что же ты нашел в его мусорных мешках? — спросила она.