— И я рада познакомиться, — постаралась улыбнуться Тильда, вежливо присев.
А вот Карт вежливым быть явно не собирался. К хозяйке гостиной он даже не подошёл, руки не поцеловал. Зато в кресло уселся будто у себя дома, трость рядом пристроил и, не спрашивая позволения, достал из шкатулки, на столике стоявшей, сигару, раскурил с такой изящной небрежностью.
Тиль и не подозревала, что он курит.
— Так о какой услуге вы меня просите? — поинтересовалась женщина.
И вот только тут госпожа Крайт хозяйку рассмотрела как следует. Хороша она была просто невероятно! Таких только художники рисуют, а в жизни ни за что не встретишь. Волосы, что перья ворона: глянцевые, гладкие, на бликах света отдающие в синеву. Брови вразлёт, а большие, чуть раскосые, тёмные глаза словно бы мерцают. И кожа неправдоподобная, фарфоровая, над губой пикантная родинка. А сколько лет хозяйке сразу и не скажешь. Правда, не девушка уже — это точно.
На Тильду она смотрела странно, словно с лёгкой, совсем незлой насмешкой, но и вроде бы с грустью.
— Дело в том, что у кузины скоро бал, — подал голос Крайт, занавесившись дымом.
— Первый, надо полагать? — едва заметно улыбнулась мистрис Мильда.
— Совершенно верно. У Тильды только я и дядя, а от нас толку немного — он не выезжает, а я не могу сопровождать её к портным и в дамские магазины. А надо выбрать платье, причёску сделать. В общем, вы в этом лучше разбираетесь. В средствах ограничения нет, старик солидный чек прислал.
— И вы хотите, чтобы мы вместе с этим невинным созданием прошлись по лавкам?
Теперь хозяйка абсолютно точно усмехалась, и получалось у неё это тоже очень красиво, но жутко неприятно.
— Я к вам обратился только потому, что больше не к кому, — мягко начал Крайт. — Прошу вас…
— А вот я нет! — придушенно — горло почему-то сухо перехватило, — но решительно пискнула Тиль. — Я вообще никого не просила и тебя тоже. Грег совершенно прав, балы — это глупости для девчонок! Показ тряпок, маминых драгоценностей и полного отсутствия мозгов. При огромном желании мужа получше подцепить! Я всё равно не пойду! Да и идти мне не с кем, у дяди же люмбаго[3].
— Мильда, — позвал Карт, кузину не только не слушающий, но, кажется, и не слышавший.
Женщина отвернулась от Крайта, опять на Тиль посмотрела. Глаза у неё ещё загадочнее стали, непроницаемыми, в них даже огонёк светильника отражался. Зато лицо сделалось грустным и будто даже постарело немного, у губ морщинка появилась.
— Хорошо, Карт, помогу, — сказала мистрис Мильда едва слышно. — В конце концов, кое-что я действительно должна.
Кузен ничего не ответил, а о чём он там думал за клубами дыма, непонятно. Одно было кристально ясно: возражений Тильды тут слушать никто не собирался, между этими двумя происходило что-то своё, непонятное.
Впрочем, сама госпожа Крайт со спорами тоже решила повременить. Потому что совершенно неосуществимая мечта о бале, грёза, о которой она никому и не заикалась, вдруг стала смахивать на реальность.
Портниха трещала без умолку. Тиль раньше даже и представить не могла, что слова можно выпаливать с такой сумасшедшей скоростью, да с такой восторженностью. Ещё мастерица тараторила на очень странном диалекте континентального, поэтому Крайт её и понимала с пятого на десятое.
— … лучше голубое, но положено белое!… лентами заменим бутоньерки!… корсет прям чудо расчудесное, а не корсет! В таком только к…
— Никаких корсетов, — мистрис Мильда, стоявшая у окна, отмахнулась от слов портнихи, будто муху отогнала. — Талию ей стягивать ни к чему и так ладонями обхватить можно.
— Но декольте?! — не то возмутилась, не то изумилась швея.
— И никаких декольте, — непререкаемым тоном распорядилась женщина, — просто вырез чуть ниже ключиц. Атлас выберем белый, конечно, но сверху пустите кружево, вот это, серебряное. И юбку не в пол, а так, чтобы туфли были видны.
— Я не ребёнок, — возмутилась Тильда, твёрдо решившая рот вообще не открывать. — Хватит с меня этих платьиц!
— Разве я сказала, что вы ребёнок? — Мильда приподняла безупречные брови. — Впрочем, выбор за вами. Но если хотите, я могу дать совет.
Тиль пожевала губу, независимо отвернулась к зеркалу.
— Я вас слушаю, — ответила, наконец.
— Пользуйтесь тем, что у вас есть, — мистрис подошла к девушке, встала так, чтобы она отражение хозяйки видела. — И пользуйтесь на всю катушку.
— А что у меня такого есть? — буркнула Тиль, рассматривая красавицу.
Теперь, под безжалостным дневным светом, щедро лившимся из расшторенных окон, стала заметна и сеточка тонких морщинок у глаз женщины, и слишком глубокая складка возле носа, и аккуратно, совсем ненавязчиво припудренные тени под глазами. Правда, красота Мильды от этого почему-то стала только ярче.
— Молодость и невинность, — мягко улыбнулась хозяйка. — Сами по себе они не ценность, но если знать как, тот их можно сделать очень грешными.
— Зачем?
Глаза Тиль сами собой вытаращились — она и не хотела, наоборот, изо всех сил старалась быть сдержанной, как мистрис.
— Вы же хотите нравиться, правда? — Губы Мильды дрогнули, лишь обозначая улыбку. — Мужчине надо дать понять, что в вашем омуте греха предостаточно. Но не глупым жеманством, не декольте, к которому надо оборочки подшивать, и не попыткой выглядеть взрослее, чем вы есть. Невинность и намёк на… многое — пока это ваше оружие.
— Я не понимаю… — промямлила Тильда, любуясь собственной, стремительно краснеющей физиономией, бесстрастно отражаемой зеркалом. Конечно, она всё прекрасно поняла. «Десять дней», неосторожно посоветованные Картом когда-то, давно были прочитаны. Даже «Бесподобные любовники госпожи Левар» изучены от корки до корки. С анатомическим атласом и пособием по акушерству Крайт тоже познакомиться успела, не в подробностях, но всё же. И это не считая знаний, почерпнутых от других воспитанниц пансиона. — То есть, я не собираюсь…
— Конечно, не собираетесь, — спокойно согласилась Мильда. — Но весь смысл в игре. А на грани фола она становится особенно пряной. В таком наряде вас заметят обязательно.
— Они надо мной смеяться станут.
— Конечно, станут, — невозмутимо согласилась красавица. — Но только до тех пор, пока их кавалеры вокруг вас жужжать не начнут.
Тиль не удержалась, хихикнула в кулачок, но посерьёзнела, глядя в зеркало на отражение хозяйки.
— Спрашивайте, — спокойно разрешила мистрис.
— Что между вами? То есть, между вами и Картом, — выпалила Тильда и тут же язык прикусила. На самом деле прикусила, так, что во рту стало солоно и медно. — Простите, я не хотела.
Мистрис опять кивнула, словно соглашаясь: не хотела ничего такого барышня Крайт, оно само получилось.
— Горечь, обида, — задумчиво, даже лоб чуть нахмурив, перечислила женщина, — разочарование. Тоска по тому, чего так и не случилось. И любовь, которая, к сожалению, значит гораздо меньше, чем всё остальное. Пожалуй, всё.
Стоило бы промолчать, ещё как стоило! Может, даже платок в рот сунуть надо было, чтоб уж точно ни словечка не вырвалось. Но любопытство мигом завалило благоразумие на лопатки, насторожило уши и глаза пошире раскрыло, боясь и малость упустить.
— Вы его… — шепнула Тиль и замялась — запретное слово выговариваться никак не желало. — Между вами… связь?
— Связь? — удивилась Мильда. И вдруг расхохоталась, да ещё как: неприлично громко, забыв даже ладонью прикрыться, звонко, совсем по-девчоночьи. — Нет, это невозможно! — красавица смахнула с мохнатых ресниц слезинку. — Впрочем, кое-что вы угадали. Я действительно принимаю помощь от мужчин. Некоторых. Немногих, но… В общем, Карт не относится к числу покровителей. Он мой сын.
— Сын? — опешила девушка. — Но как же?.. То есть… Он никогда не говорил!
— А что он должен был рассказать? Впрочем, пустое это, гораздо важнее другое.
— Что же?
— Карт никогда раньше не обращался ко мне за помощью. Ни разу. И всегда наотрез отказывался, если я сама предлагала.
— Но я его не просила, правда! — Зачастила Тильда, для убедительности даже руки к груди прижав. — Клянусь, мы о бале только раз и говорили, ещё на каникулах, когда у дяди были. Но он меня тогда и не слушал, мы с Грегом болтали, а Карт книгу читал!.. А больше я ни словечка…
— Вот это как раз и важно, — мягко перебила Мильда. — Но давайте вернёмся к платью, у нас слишком мало времени, все разговоры потом!
Хозяйка хлопнула в ладоши, заставив портниху, увлечённо в коробке с лентами роющуюся, вздрогнуть.
[1] Суд справедливости — набор правовых принципов, действующих в рамках традиции общего права, дополняя строгие правила там, где требование их формального исполнения могло бы быть слишком жёстким. Дела, поданные на суд справедливости, рассматривал лично король (королева) или лорд-канцлер.
[2] Здесь описывается реальная система, существующая в Англии конца 19-начала 20 вв.: неписаный свод законов «Common Law» и прецедентный свод, установленный судом справедливости, который назывался «Equity»
[3] Люмбаго — болевой синдром (чаще всего при поясничном остеохондрозе)
5 глава
Район, который чересчур сентиментальные жители столицы называли Местом несбывшихся надежд, а реалисты именовали Собачьей отрыжкой, за одиннадцать лет изменился мало, можно сказать, совсем не изменился. Дома из тех, что снимают люди не полностью ещё опустившиеся, но ко дну уже приговорённые, ветшали себе тихонько. Но эта тихость была не стремительной, сиюминутной, а растянутой на годы и даже десятилетия: тут новая трещина на фасаде, там ставни после зимы перекосило, и никто их не поправил — в целом к облику особнячков эти штрихи ничего не добавляли.
Тротуары, понятно, замостить жители так и не догадались, журчала себе под утлыми мостками по густому киселю жидкой глины талая вода, лениво играясь обрывками промасленной бумаги из-под жареной рыбы, которую только в местных забегаловках не стеснялись продавать. И ни души кругом, пусто, как на кладбище, даже вороны не каркают. И всё равно чувствовалось: наблюдают и не один человек, а много. Смотрят из-за вроде бы наглухо закрытых дверей, щелястых ставен, пыльных портьер. Смотрят и запоминают.