свадьбу устроить? За одни только монеты наш Амос не отдался бы никогда. Вы плохо знаете аристократов, дорогая. Они предпочитают себе пулю в лоб пустить из-за невыплаченных долгов, лишь бы честь не продавать.
— Да нет, всё это мне известно, — вяло протянула Тиль.
— Думаю, старый козёл его ещё и шантажировал, — Мильда сцепила руки в замок, наклонилась к Тиль, — и вам надо выяснить, чем.
— Как? — Арьере устало потёрла лоб.
— К сожалению, тут я не могу помочь, — хозяйка опять откинулась на спинку кресла. — Вам лучше знать, из какой ямы Крайт свою грязь черпал.
Сейчас Тильда была совсем не против узнать, откуда в мистрис Мильде столько ненависти к дяде, но промолчала. Во-первых, никакого значения это не имело, а, во-вторых, интересоваться такими вещами неприлично.
Впрочем, наверное, некоторые правила стоило бы и пересмотреть. Уж слишком они жизнь портили.
В складном, щедро украшенном золотой филигранью футляре хранились портреты двух свадебных пар. Один довольно старый — если наклонить обложку от света, то изображение становилось чёрно-белым: чёрные лица, руки, платье, а мужской костюм, наоборот, перекрашивался в светлый[2], другой гораздо новее. Обе пары стояли в абсолютно одинаковых позах: она слева, он справа, посередине стул. Вот только в тёплых отношениях тех, что постарше, сомневаться не приходилось. Руками, лежащими на спинке, они друг друга прилично не касались, но между пальцами расстояние в несколько ногтей всего-то оставалось, женщина даже мизинчик приподняла, будто хотела незаметно до мужа дотронуться. А вот стул между второй парой смотрелся приграничным столбом. А, может, даже крепостной стеной.
Тиль провела рукой по старому дагерротипу, чувствуя под ладонью прохладу гладкого стекла, вынула из креплений второй портрет. Госпожа Арьере восьмилетней выпечки смотрела на нынешнюю неуверенно. А если говорить совсем честно, то физиономия её напоминала морду перепуганной овцы, а не счастливой невесты. Да и слишком пышное платье ей не шло совершенно, оно делало фигуру похожей на храмовый колокол, на который какой-то умник нацепил соломенный венок с длинной тряпкой. Венок — это, между прочим, фата, выписанная дядюшкой с континента. И стоила она немалых денег, о чём старый Крайт не преминул сообщить всем гостям. Приглашённые были в восторге. Тиль — и тогдашняя, и сегодняшняя — нет.
Впрочем, её мнением всегда интересовались до обидного мало.
Тильда швырнула собственный свадебный портрет в секретер, сердито захлопнув крышку, а футляр с дагерротипом родителей аккуратно убрала в сумку.
— Что здесь происходит? — донеслось из коридора раздражённое. — Госпожа Арьере, почему у двери стоят сундуки? А, чтоб вас всех Вечная ночь!..
— Осторожнее, дорогой, ушибётесь, — пробормотала нежная супруга себе под нос. — Это мои, их сейчас унесут! — Это уже громче, так, чтобы за дверью расслышали.
— Конечно, подобная идея никому другому принадлежать и не могла. — Драгоценный господин Арьере вошёл в комнату, заметно прихрамывая — не помогло предостережение заботливой жены. — И мне хотелось бы знать, что за новая блажь пришла вам в голову? И потрудитесь объяснить, почему вы явились домой в таком виде.
— В каком «таком»? — уточнила Тиль, затягивая шнурки ридикюля.
— В непотребном! — припечатал Амос.
— Я ошиблась, о моём поведении вам докладывают не на пороге, а телеграфом.
— Перестаньте увиливать! Я требую объяснений!
— С каких это пор вам стало интересно, как я провожу время?
— Госпожа Арьере!
Тильда, наконец, повернулась к мужу. Постояла, разглядывая родную физиономию, расцвеченную неровными бурыми пятнами. Видимо, события последних дней серьёзно сказались на нервах Амоса. Раньше он крайне редко выходил из себя, а уж так, до красных щёк, испарины на лбу и гневно раздувающегося носа, практически никогда. А тут на тебе, аж второй раз за сутки.
— Вы носите корсет? — ни с того ни с сего брякнула Тиль, хотя собиралась сказать совершенно другое.
— Что? — ни то взвизгнул, ни то пискнул супруг.
— Просто мне всегда казалось: вы склонны к полноте, потому и в еде себя ограничиваете. А сейчас дышите с трудом, грудью, — госпожа Арьере положила руку на собственный бюст, демонстрируя, как дышит муж. — Впрочем, это ваше дело. А сегодня я била горшки. Кстати, это гораздо проще и приятнее, чем убийство мужа. По крайней мере, так люди говорят. Ещё навещала очень красивую и, кажется, невероятно мудрую ведьму. Пожалуй, всё.
— Вы всё-таки сошли с ума, — облегчённо выдохнул Амос.
— К вашему сожалению, нет, — Тиль снова отвернулась к зеркалу, поправляя на шее шарф. — Что же касается чемоданов, я уезжаю в дядино поместье. Думаю, пробуду там несколько дней, может, неделю. Или больше.
— Помоги мне Небо! — всплеснул руками господин Арьере, весьма драматично падая в кресло. — Это-то вам зачем понадобилось?
— Это понадобилось не мне, а вам. Земли Крайтов почти граничат с вашим поместьем и надо решить, что с ними делать. Возможно, стоит выкупить клин, который их разделяет. А, может, будет выгоднее продать дядину усадьбу.
— С этим прекрасно разберётся управляющий, — не слишком уверенно возразил супруг.
— Вы желаете, чтобы я осталась? — смиренно поинтересовалась Тиль.
— Впрочем, сельский воздух пойдёт на пользу вашему хрупкому здоровью, — тут же исправился Амос. — Но с кем вы отправитесь? В том доме, кажется, даже слуг нет?
— Слуги есть: старый дворецкий и его жена-домоправительница. Кажется, ещё кухарка была. А компаньонка мне не нужна. Говорят, меня не зря называют Весталкой.
— Какую же чушь вы порой несёте, — проворчал муж, отводя взгляд. — Тиль его отражение в зеркале видела.
— А вам никогда это прозвище не казалось оскорбительным? Ведь оно кое-что говорит и о ваших… эм!.. мужских достоинствах.
— Перестаньте! — Амос прихлопнул рукой по дивану, но должного эффекта не получил, хлопка не было даже слышно. — Знаю, что вы постоянно пытаетесь вывести меня из себя, прикидываясь эдакой покорной овечкой. Но я эти уловки прекрасно изучил. Да, они раздражают, но не более того, поэтому ничего вы не добьётесь.
— Ну почему же? Я вот недавно читала, что одна дама так супруга до апоплексического удара довела. Осталась молодой вдовой.
— Где вы подобное читать могли?
— А в газете. Знаете, там печатают истории с продолжением. Сейчас это пользуется у публики популярностью.
— Да что с вами сегодня такое? — снова повысил голос господин Арьере. — Словно с цепи сорвались!
— С цепи? — задумчиво протянула Тиль, поправляя под подбородком шляпочную резинку. — Знаете, а вы, пожалуй, правы. Правда, может, ещё не до конца. Амос, ответьте мне, пожалуйста, откровенно. Я знаю, что любовь между супругами в ваших кругах дурновкусием считается.
— Я снова не понимаю, о чём вы говорите!
— Ну, хорошо, пусть будет не дурновкусие. Скажем, такие отношения между воспитанными людьми неуместны. Опять же где-то слышала, будто в колониях говорят: брак — это деловое предприятие. Но неужели я вам совсем никогда не нравилась? Не как женщина, а просто по-человечески не вызывала ничего, кроме раздражения?
Муж молчал.
— Амос, ответьте, мне это действительно очень важно, — негромко напомнила Тиль.
Господин Арьере быстро глянул на жену — наверное, он и не подозревал, что супруга видит его отражение — и снова взгляд опустил, теперь рассматривая пол.
— Спасибо, — совсем уж тихо поблагодарила Тильда.
— За что? — почему-то тоже почти шёпотом спросил муж.
Арьере обернулась, коснулась его плеча ладонью — не погладила, не похлопала, просто положила руку, тут же убрав — и вышла из комнаты, не забыв прихватить со стола ридикюль.
Одиннадцать лет назад
Чудеса иногда случаются и желания в реальности воплощаются, не по мановению волшебной палочки, а как-то сами собой. Вот только осознать, прочувствовать своё счастье человек не может. Это когда его, счастья, оказывается слишком уж много: оно дурманит куда крепче впервые попробованного шампанского. Хотя, наверное, голова всё-таки ещё и из-за вина кружится. А, может, от слишком яркого света, слепящего розбрызгом радужных искр на острых гранях хрусталя. Или от духоты, пропахшей чудовищно-восхитительной смесью цветочных духов и пудр, воска свечей, мастики для пола и пыли. Или от невероятного, нереального, какого никогда случиться не могло шёпота на ухо: «Вы прелестны, госпожа Крайт!». А ещё: «Ваши щёчки горят ярче роз!» — лицо другое, и рука на талии совсем другая, а слова всё те же, небывалые: «Надеюсь, ваша карточка не полностью заполнена? Умоляю, ещё один танец!», «Вы позволите на днях пригласить вас на прогулку?», «Я у ваших ножек, госпожа Крайт! Прошу, всего одну улыбку или хотя бы ленточку на память!»
Кружит бесконечный, не заканчивающийся вальс. Кружатся мужские лица, свечи, подвески огромной люстры. Деликатно шаркают туфли по паркету, цветными платками, будто на ветру, взлетают атласные юбки дам, кокетливо белеют кружева. И: «Госпожа Крайт, госпожа Крайт!..»
Нет, не может этого быть, просто никак не может!
— Хей-хей, малышка! Да ты просто тут всех затмила!
Когда на месте жгучего красавца-брюнета, настойчиво выпрашивающего у неё ленточку, Грег оказался, Тиль пропустила, но появлению его обрадовалась. Рыжий будто отрезвил, заставил мир немного устойчивее быть, не до конца, не до привычной монументальности, но всё же. А вальс никак не желал заканчиваться.
— Эй, ты никак онемела? — подначил Грег. — Бывают же чудеса на свете!
— Нет, просто музыка дивная, правда? — Тиль наклонила голову к плечу, как учит преподаватель танцев. Быстро глянула на партнёра и тут же, будто смутившись, опустила глаза — это уже наука от Мими. А ещё улыбнулась — просто так, ничему конкретному и всему сразу: партнёру, свечам и разлетающимся юбкам. — Ты не согласен?
— Нет. — Голос у Грега вдруг изменился, ниже стал и серьёзнее, что ли, даже в хрипоту чуть съехал.