Тильда опять на парня глянула. Лицо у него тоже посерьёзнело, брови нахмурены, губы сжаты и смотрел он почему-то не на партнёршу, а вниз, на ноги.
— Гре-ег, — позвала, стараясь улыбаться как можно милее, — с тобой всё в порядке?
— Со мной — да, — пролаял рыжий в типично картовской манере.
— Значит, со мной что-то не так? Я тебе ногу отдавила?
— Это не ты.
— То есть как не я? — опешила Тиль.
Волшебство исчезло, будто его тряпкой стёрли. От духоты, жара свечей и пыли стало нечем дышать. Скрипка сфальшивила, скрежетнув по ушам, а ноги усталым свинцом налились. Да ещё Грег молчал, и появилось ощущение, словно его здесь и вовсе нет, лишь заученно двигающееся тело осталось.
— Может, выйдем в сад? — едва не шёпотом предложила Тильда, ни с того ни сего вдруг оробев.
Рыжий коротко кивнул — голова дёрнулась вверх-вниз на негнущейся шее — и пошёл к дверям, даже руки предложить забыв. Девушке ничего не оставалось, как следом тащиться, будто провинившейся собачонке — не самое приятное чувство.
Шёл Грег долго, огни бального зала и освещённая веранда давно остались за деревьями. Вокруг сумеречная мгла сгустилась, от света остались лишь ореолы отблесков вокруг крон и кустов, да большие осенние звёзды. Музыка глуше стала, доносилась, словно из-за стены, а людских голосов совсем неслышно. А ещё Тиль моментально замёрзла, шаль-то осталась в гардеробной.
Наконец, рыжий остановился возле скамейки, но садиться не стал. Стоял, сердито отвернувшись, сунув руки в карманы брюк, забавно задрав фалды фрака. Вот только смешным он совсем не выглядел. Скорее уж страшноватым и незнакомым.
— А ты как здесь очутился? — Для того чтобы спросить, девушке откашляться пришлось. — Вроде говорили, что приглашения раздавать не будут.
— Кузину сопровождаю, — отозвался он неохотно.
— Баст, да? — фыркнула Крайт. — Сочувствую. Что же ты? Вот просто бросил даму и смылся? Фу, даже для тебя это слишком.
Грег, по-прежнему хмурый, насупленный, чужой, обернулся, глядя исподлобья. Смеяться разом расхотелось.
— Ты что с собой сделала? — не спросил, а просто-таки потребовал ответа рыжий.
— Тебе не нравится? — Тиль прикусила губу, уж больно собственный, обиженно дрогнувший голос ненужным показался. Мужчина отвечать не стал, лишь плечами дёрнул непонятно: то ли раздражённо, то ли пожал равнодушно. — Может, вернёмся? Нехорошо получается, ты кузину Баст бросил, я Карта. Да и вдруг увидит кто? И так болтают…
— Что болтают?
— Да глупости всякие, — вконец смутилась Тиль. — Про нас с тобой. Вроде, что у нас… отношения. Оттого ты со мной и Картом везде ходишь. Ну, понимаешь же?
— Нет. Не понимаю, — чётко, делая между словами немалые паузы, отозвался Грег и получилось у него это точь-в-точь по-кузеновски. — Кажется, я вообще мало что понимаю. И очень многого не вижу.
— Чего ты не видишь?
Тильда обхватила плечи руками — холод на самом деле заставлял дрожать, да и ветерок, не сильный, но промозглый, забирался под тонкий атлас, холодил шею, противно перебирая мокрыми пальчиками выбившиеся из причёски прядки. А Грег…
Грег, помянув сквозь зубы Вечную ночь и чью-то мать, шагнул и оказался очень близко, так близко, что Тиль отодвинуться захотелось. Наклонился-навис над ней, пытаясь в лицо заглянуть.
— А ты ведь действительно хорошенькая, — процедил как будто со злобой, — даже очень.
— Да что с тобой? — просипела Крайт.
Ей вдруг так страшно стало, что хоть беги. Вот только некуда: позади лишь тёмный, угрожающе пришёптывающий сад, по бокам колючие заросли шпалерных роз, а дорожку к особняку Грег загораживал.
— Тиль, — тихо-тихо позвал рыжий. — Никогда не задумывалась, как твоё имя звучит? Вот и я не думал. Тиль. Тиль-тиль. Тильди-тиль. Как колокольчик.
Он поднял руку, костяшкой — аккуратно, едва кожи касаясь — провёл по щеке девушки, шее, словно очертил ключицу, остановился у края лифа, у самого кружева. И от этого простого, в общем-то, жеста Тильду в самый натуральный жар бросило, как при лихорадке. Даже щекам горячо стало и в голове тихонько, равномерно загудело.
— Тильди-тиль, — повторил Грег и наклонился совсем уж низко, так, что Крайт и лица его разглядеть не смогла.
Зато она запах почувствовала. Пахло мятными пастилками и шампанским — совсем немного, не противно.
— Тильди-тиль, — шепнул рыжий в самые губы.
«Сейчас поцелует!» — пискнуло у Тиль в голове, и от затылка к позвоночнику хлынула волна паники: страха, от которого колени ослабли, а икры судорогой свело, и той самой горячечной, сладко-кислой лихорадки.
— Сартос! — рявкнуло где-то сбоку, будто медные тарелки грохнули. Тильда шарахнулась назад, наступив на оборку собственной юбки, нелепо взмахнула руками и уселась-таки на гравий. — Отойди от неё!
— Каких демонов, Крайт? — ничуть не тише и, пожалуй, ещё более злобно отозвался почему-то Грег.
— Я сказал, отойди от неё, — гораздо тише, но словно бы с прирыкиванием, повторил невесть откуда взявшийся Карт.
— Я всего лишь хочу помочь ей встать! — А вот рыжий сбавлять тон и не собирался.
— Без тебя помощники найдутся.
И оба замолчали, стоя напротив друг друга, одинаково набычившись, ссутулившись, странно плечи и руки опустив, удивительно походя на двух псов, готовых в глотку вцепиться.
— Для себя бережёшь? — нехорошо усмехнулся Грег — слишком белые зубы влажно блеснули в темноте, будто настоящие клыки.
— Да, — совершенно спокойно ответил Карт и выпрямился, небрежно одёрнув рукав, выправил манжет.
Грег тоже выпрямился — Тильде показалось, что на неё рыжий старался не смотреть — сплюнул, совсем как матрос и пошёл к особняку, тихонько насвистывая.
— Сартос, — окликнул его Карт. — Без предупреждений обойдёшься или как?
Рыжий, не оборачиваясь, отмахнулся, а Крайт подошёл к кузине, подал руку, помогая подняться, заботливо закутал в собственную тильдову шаль.
— Почему ты его Сартосом зовёшь? — Тильда шмыгнула носом, в котором стало мокро.
— Потому что это его фамилия? — предположил кузен, эдак иронично бровь заломив.
— А я и не знала… — протянула девушка и почему-то ткнулась лбом в его плечо, пряча замёрзшие ладони под лацканами фрака.
Кузен был тоже очень высоким, Крайт макушкой ему едва до скулы доставала. И стоял он также близко, как и Грег недавно. Вот только Карт не нависал, не угрожал — просто загораживал, а от чего, Тиль и сама понять не могла. От всего, наверное.
[1] Весталки — жрицы богини Весты в Древнем Риме. Они считались неприкосновенными (поэтому многие отдавали им на хранение свои завещания и другие документы). Весталки освобождались от отцовской власти, имели право владеть собственностью и распоряжаться ею по своему усмотрению. Согласно Плутарху, весталки были обязаны хранить девственность до 30 лет (по другим данным 30 лет)
[2] Дагерротипия (дагерротипный портрет) — предшественник фотографии. Её ещё называли застывшим портретом. В зависимости от освещения такое изображение могло выглядеть как позитив, так и негатив снимка.
6 глава
Как Тиль и просила, кузен ждал её у заставы за королевским парком — и это было приятно. Значит, всё как раньше: Карт по первому слову готов был помочь. Но подъезжая, Арьере не заметила при нём ни чемодана, ни даже маленького саквояжика, а вот это настораживало, потому как свидетельствовало о том, что на самом деле он никуда ехать не собирается и, соответственно, помогать тоже.
Карт подошёл к остановившемуся возле него экипажу, отрыл дверцу рядом с пассажирским креслом, да так и остался стоять, наклонившись, выжидательно глядя на Тильду.
— Ты хочешь, чтобы я пересела? — догадалась, наконец, доктор. На то, чтобы сообразить, ей потребовалось всего-то ничего, секунд двадцать напряжённого, может, и просто дурацкого молчания. — А словами сказать нельзя?
Кузен пожал плечами, дождался, пока Тиль переберётся на соседнее сиденье, цепляя юбками рычаги, и уселся за штурвал, как-то очень основательно надвинул обруч переходника на лоб, приладил пластины на висках.
— А как ещё можно говорить? — поинтересовался, тронув экипаж с места.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты спросила, нельзя ли сказать словами, — невозмутимо пояснил Карт. — Как ещё можно сказать, если не так?
— Звуковыми сигналами. Гудки там подавать или свистки, — обозлилась Тиль — уж очень неуютно она себя чувствовала.
Понятно, что сама попросила кузена о помощи. Но кого ещё просить? С ней местные вряд ли станут откровенничать, уж мужчины точно. И, в конце концов, нужно разобраться, что ему самому, Карту то есть, от неё понадобилось через десять то лет.
— Если хочешь, спи, — как ни в чём не бывало, разрешил кузен. — Ехать долго, да и смеркается уже.
— А если сам заснёшь?
— Не засну, мне и ночью летать приходилось.
— Ну да, ты же у нас асс! — Крайт спокойно кивнул. — Лучший в стране!
— В мире, — скромно поправил кузен.
— Вот откуда ты знаешь? — Желание зацепить, обидеть было совершенно детским, но оттого не менее острым, до нервной почесухи прямо.
— Воздушный флот, который с королевским можно сравнить, есть только в колониях, — обстоятельно, с расстановкой даже, пояснил Карт, — а там признали, что я лучший. Выводы сама сделаешь.
— Слушай, я тебе не мешаю? Одновременно управлять и болтать сложновато.
— Не мешаешь. У тебя на удивление покорный спирит, отлично компенсирован. А управлять и на связи быть — это обычное пилотирование.
— Светлое Небо, опять забыла! У меня же за штурвалом асс!
— Ты чего кусаешься? — мирно поинтересовался кузен, покосившись на Тиль. — С мужем неприятности?
— С мужем у меня сплошные приятности, — буркнула доктор. — На то он и брак, чтобы быть счастливым.
— А не будет? Я про неприятности. Ведь сразу донесут, что мы вместе поехали.
— Ну и что? — Арьере отвернулась к окну, хотя стемнело уже основательно, за стеклом почти ничего и не видно, лишь неровная полоска придорожной изгороди, да серо-фиолетовое небо над полями. — Ты такой же родственник и воспитанник дяди, как и я. Имеешь право навестить дом, в котором вырос.