— Борт номер… — забормотал Крайт, привычно щёлкая тумблерами — видеть приборную панель никакой необходимости не было, пальцы её и так знали. — Код доступа… Грег, это я.
— Да ну? — отозвался спирит. — А я думал, что тот недоношенный говнюк, который меня сюда перегонял. Знаешь что, Крайт? Ещё раз пустишь какого-нибудь сосунка за штурвал, я пошлю в задницу и тебя, и весь королевский воздушный флот, и Её Величество до кучи.
— Ну и чем тебе парень не угодил?
— Не угодил? Да этот кретин при посадке чуть шасси не сломал! Стойку менять надо, в ней трещина! Я ему талдычу: боковой ветер, а этот долдон!..
— Поменяем, невелика проблема.
— В этой дыре?
— Кусок дерева и в лесу найти можно. Прости, я не мог тебя сам перегнать.
— Интересно почему.
Крайт, может, и не хотел, а улыбнулся. Уж слишком живо ему физиономия рыжего представилась. Вернее, та гримаса, которую Грег почему-то считал скептической. На самом деле это выглядело так, будто парня паралич хватанул, лишь слюны не хватало.
— С Тильдой был. Отвозил её в поместье Крайта.
— А-а, — мигом остыл спирит. — Ну и как там малышка?
— Понятия не имею.
Карт потёр лоб и тут же руку отдёрнул — излишне театральные жесты его самого всегда бесили.
— Валяй рассказывай!
— Нечего рассказывать. Я предложил ей деньги, она отказалась. Всё.
— Всё? — хмыкнул Грег. — Небось и чек с собой прихватил.
— Конечно.
— И очень удивился, когда она отказалась?
— Я и не давал.
— Знаешь, что я тебе скажу, командир? Ты как был идиотом, так им и остался, — с явным удовольствием резюмировал спирит.
— Информативно, — оценил Крайт.
— Очень. Жаль, что она до этого сама не додумалась.
— Грег!
— Всё-всё, я хороший и послушный спирит, не лезущий не в свои дела, — сознание Грега просто сочилось ядом. Карту даже показалось, что у него в ушах липко стало. Хотя вроде бы уши сейчас как раз и ни при чём были. — Начать проверку систем?
— Перестань! Можешь просто сказать, что я опять не так сделал?
— Да всё! Тебе полками командовать, а не с девками общаться. Не, не так. Вот если бы придумали машину, которая умеет полками командовать, тебе, как спириту, цены б не было. Есть проблема — есть решение и никаких больше гвоздей.
— Да какие ещё гвозди?
Карт заставил себя разжать руки, отпустить штурвал. Сцепил пальцы, положив локти на подлокотники: хвататься за рычаги, когда находишься на такой глубине связи — это не самая умная идея. Можно и в небе очнуться. Или, скорее, в заборе.
— А ты объяснил малышке, как до такого решения дошёл? — ещё слаще, прямо чистым сиропом, капнул Грег.
— Во-первых, я сто раз просил её так не называть. А, во-вторых, зачем что-то объяснять, если решение правильное? Единственно правильное в данном случае. Или у тебя другое мнение?
— Другое мнение у меня всегда есть, — заверил спирит. — Только вот Тиль-то в курсе, что оно правильное? Ты, молчаливый наш, уже два раза глобально ошибся. Хочешь третий? Ну так получишь. Когда до тебя, тупого, дойдёт: это ведомому ничего, кроме приказа, слышать не надо. Что ты, родное сердце, по жизни, словно в бою?
— Сам же говорил: с бабами, как на войне, — усмехнулся Крайт.
— Ты меня больше слушай! Зачем малышку сюда припёр?
— А сколько можно в тайны играть?
— Ладно, устроишь ты аттракцион срывания всех и всяческих покровов, разоблачение магов и открытия секретов. Кому от этого легче станет? Тебе? Ей? Знаешь, друг, есть дерьмо, которое ворошить не стоит. Оно и раньше-то воняло, а со временем окончательно протухло.
— Я хочу, чтобы на этот раз Тильда сама выбирала. И понимала, чем это грозит.
— Кого выбирала? Тебя, что ли? Малознакомого мужика, которого она десять лет не видела? Тебе не кажется, между двадцатилетним, правда, героическим молокососом и нынешним господином Крайтом есть небольшая разница? Крохотная такая, невидимая почти. Размером с дом. Это ты у нас на всю голову ушибленный, но она-то нормальная. У малышки давным-давно своя жизнь.
— Не называй её так! — грохнул кулаком по подлокотнику Карт.
Подлокотник крякнул, но привычно выдержал.
— Оставь ты её в покое. Тиль не единственная, кто способен оценить твои тонкие душевные качества и трепетную натуру. И не она одна нуждается в защите и опеке. Глянь по сторонам, и мигом найдёшь рядом с кем… Как ты там говорил? Напомни, было что-то жутко романтичное, помнится, я даже всплакнул. А, вот! «Я с ней рядом согреваюсь. Тиль как огонёк, вроде бы слабенький, блеклый такой, но это пока не коснёшься. Может обжечь, мало не покажется»
— Заткнись, — буркнул Карт.
— Да как скажешь, командир. Эх, молодость, молодость. Романтика, поэзия, мечты, луна, стишата собственного сочинения под подушкой. Знаешь, вот поэтому я на самом деле скучаю. Впрочем, ты, наверное, тоже. Хоть и живой.
— Ты с Тильдой этого бреда не неси. А то мигом на Небе окажешься.
— А ты даже не на моём месте, а со мной. Психов в спириты не берут, тем более после трибунала. Слушай, до меня дошло, почему вы так друг другу подходите! Вы же оба как орехи.
— Земляные?
— Твёрдые. Не дай Небо где щёлочка будет. Не-е, как яйца: сверху гладенько и крепенько, а внутри болтушка. Вот только когда двое в водолазных костюмах в одной постели оказываются, это, наверное, жутко неудобно.
— С загибами логики ты явно перебарщиваешь.
— Да что тут непонятного? Просто поговори с ней!
— И что я сказать могу?!
— Крайт, не прикидывайся большим кретином, чем ты есть на самом деле. Что настоящий офицер может даме сказать? «Я тебя люблю, пошли делать потомство!». И не надо больше никаких «логичных и единственно правильных решений» вместе с муками выбора. Чего тебя так и тянет всё усложнять?
— Это тебя тянет всё упрощать.
— Слушай, друг, а ты хоть раз признавался ей? — мученически вздохнул Грег.
— Признавался. Однажды.
— И что?
— И ничего. В итоге она вышла замуж за этого слизняка.
— Небо! Кто о чём, а Крайт страдает! Вот что я тебе скажу, командир. Право выбора и уважение чужого мнения, особенного женского, это очень достойно и современно. Прямо-таки передовая точка зрения, и очень колониальная. Вот только иногда стоит и попроще быть, попримитивнее: за волосы — и в пещеру. Гарантирую, всем легче станет.
— Может и так. Только я пришёл к другому выводу.
— Великая ночь! Да чтоб тебя демоны вместе с твоими выводами отодрали!
— Конец связи, — согласился Карт, снимая переходник.
Одиннадцать лет назад
Cобачонку Тиль увидела, когда на обрывчик выехала. Вернее, поначалу-то она и не поняла, что это такое бултыхается: дядюшкин охотничий жеребец артачился, недовольно ногами перебирал, норовя податься боком. На месте-то его удержать уже мучение, а уж разглядывать, что там коричневую воду баламутит совсем недосуг. Но потом всё же рассмотрела круглую головёнку с прижатыми, будто прилизанными ушами. Следом и слабенький, обрывистый плачь щенка расслышала, раньше его рокот леса заглушал — гроза приближалась, вот-вот накроет. А ещё Тильда разобрала, что детёныша на стремнину тянет. Видимо, вверх по течению буря, уже разразилась, переполнив тихий ручей. Вода пучилась, перекатывалась на притопленных корягах настоящими волнами — тесно ей становилось в узком и не слишком глубоком русле.
Вот когда это всё увидала, тогда её из седла и вымело, только поводья через шею жеребца перекинула, чтоб тот сдуру сам себе не навредил. С обрывчика Тиль тоже прыгнула не думая: и рассуждать некогда, да и знала, что под глиняной ладонью довольно глубоко, а высоты почти и нет — ноги не переломаешь.
Одного госпожа Крайт не учла — оглушающе-ледяной воды.
Река будто пасть над макушкой захлопнула, разом выбив из груди весь воздух. Вздувшийся пузырём подол амазонки облепил руки, спутал не хуже верёвок, а тело — наверное, больше с испуга, чем от холода — обернулось деревяшкой, как и управлять-то им не сразу сообразишь. Тиль распахнула рот, словно рыба, жижа, тухло воняющая тиной, хлынула в горло, в нос, даже, кажется, в глаза и…
Девушка вынырнула, вылетела, как пробка из бутылки, натужно откашливая воду, которая всего-то до груди и доставала. Тильда крутанулась налево, направо, пытаясь понять, где обрыв, где щенок, разгребая руками опавшие листья, прибиваемые усиливающимся с каждым мигом потоком к берегу. А течение, между прочим, уже чувствовалось, пыталось тащить, путалось водорослями в онемевших ногах.
Щенок больше не скулил и лапами не бил, может, и вообще не шевелился, над водой только нос и лоб виднелись.
— А чтоб вас всех!.. — выругалась Тильда, и даже Вечную ночь помянула, оглядываясь, пытаясь найти подходящую палку, чтобы подцепить кутёнка.
И тут же сообразила: цеплять его не за что. Пришлось брести, едва переставляя ноги-столбы, подгребая руками. А потом и почти плыть, путаясь в чугунных складках юбки, отплёвывая тину вместе с водой, плохо соображая, что делает.
Как она на берег выбралась, Тиль не помнила — хоть умри. Кажется, лежала на траве, пытаясь сообразить, что надо сделать, чтобы дышать научиться и очень боясь раздавить щенка, которого за жакет сунула. Вроде над головой громыхало, а она шла. Дальше Тильда снова плыла или ей только это казалось? Наверное, всё-таки просто ливень хлынул, и неповортливо-кукольному телу мерещилось что-то своё.
Следом пришёл бред и голоса. Девушка вдруг очутилась в воздухе, легла на него, как на постель и сверху ничуть не хуже грома лязгнуло: «Нашёл, она здесь!». Следом пришло вялое удивление: откуда тут взялся Карт, ведь он на континенте? Но мысли тут же смыл жар, и почему-то правому боку было особенно горячо, просто углями жгло. А дальше одни обрывки, голоса в темноте.
«Если верить новым теориям, то такие действия свидетельствует о глубинной детской травме. Как мы видим, пережитое несчастье толкает барышню на необдуманные поступки и…» — голос дребезжит, как стекло в паровозном купе, прилипчиво жужжит назойливой мухой.