— Он был против, — голос Грега звучал глухо, гораздо ниже, чем обычно. — Говорил, что это чистая афера. Что у нас налёта нет, опыта, с настоящими боевыми спиритами работать не умеем. А там инженер был, который новое крыло… — рыжий махнул рукой, словно ненужное отгонял, — я и завёлся, вызвался. Ну тут и Карт выступил. Понятно, что его выбрали, он же лучший. Тиль, получается, это я его убил. Я остался, а он полетел. Вместо меня.
Последнее парень сказал совсем тихо, но с надрывом, съезжающим в хрип.
Тильда снова встала, отошла к окну. Оборвала лист, следом другой.
— Тиль… — едва не шёпотом и, пожалуй, жалобно позвал Грег.
— Знаешь, когда после крушения в госпитале лежала, я услышала разговор двух сестёр. Одна говорит: «За что бедняжке это всё?» — это про меня. А вторая отвечает: «На всё воля Неба. Значит, заслужила». Я даже не уверена, может, она сказала не «заслужила», а «заслужили». Но вот эта фраза крепко засела. Мама с папой погибли, капитан… Там такой очень забавный капитан был, всё обещал дельфинов показать. В общем, все утонули, потому что я виновата, меня Небо наказало. Я потому и шарахалась от всех — от Карта, дяди, от тебя, от девочек в пансионате — казалось, заразная. А вдруг ещё кто-то умрёт, вдруг меня опять Небо накажет? Мне даже кошмары снились.
— К чему это ты? — помолчав, спросил всё же Грег.
— Знаешь, что Карт на это сказал? «Не бери на себя больше, чем унести сумеешь. И не пытайся быть мученицей, тебе это не идёт».
— На него похоже, — хмыкнул рыжий. — Только я всё равно виноват.
Тиль по-настоящему сжала зубы да так, что больно стало, под скулу тоненький буравчик ввернулся, в висках заломило. Но уж лучше так, чем орать: «Да мне плевать, кто виноват!» Лучше так, чем глухая пустота, неумение чувствовать хоть что-то, пусть хоть боль. Чем рёв по ночам — тоже бессмысленный, потому как слёзы текут сами по себе, а пустота остаётся пустотой.
Лучше, чем голос. Нет, не голос, он-то уже начал тонуть в памяти, становился безликим, хотя всего чуть больше трёх месяцев прошло. Лучше, чем слова, которые никак не желали забываться вместе с голосом: «Потому что я тебя люблю. Только ты этого сейчас не слышала».
Лучше, чем вой в подушку: «Я тоже тебя люблю!» Потому что её слова ничего не значат, как и слёзы, ведь Карт их не услышит, а Тильда не сумеет объяснить: он давным-давно стал для неё всем. Раньше боялась, думала, не поймёт, что это значит — всем, совсем всем. А теперь и растолковывать некому.
— Тиль. — Она не слышала, как Грег подошёл. Лишь вздрогнула, когда он руку на плечо положил. — Я не знаю, как надо говорить…
Видимо, ничего говорить и не нужно было. Девушку словно развернуло, она ткнулась рыжему в плечо и заревела в голос: с жалкими всхлипами, с животным подвыванием. И шар в груди рос, рос, словно его накачивали, как дирижабль.
От Грега пахло привычно, уютно: шерстью мундира и лимонной водой, а ещё немного табаком. Он был высоким — гораздо выше Тиль — широкоплечим. И ладони у него оказались тяжёлыми и даже вроде бы горячими.
Но всё равно это не тот запах, не тот рост и не те руки. Это просто не тот человек.
А потом шар в груди наконец-то лопнул, и стало легко, совсем легко.
8 глава
Глава восьмая
К госпоже Ревер время было не просто благосклонно — оно бабулю обожало, но как-то однобоко. Все семьдесят с хорошим таким гаком лет оставили на сморщенном, как у обезьянки, лице старушки глубокий след. Да и передвигалась дама с трудом, без посторонней помощи ни встать, ни чашку с чаем поднять не могла, а вот разум у неё остался кристально ясным. Правда, злые языки утверждают: если по молодости от излишка мозгов не страдаешь, то к закату жизни и терять нечего.
На подвижность же языка госпожи годы никак не повлияли, может, даже и наоборот. С другой стороны, язык не суставы, в нём скрипеть нечему.
— …мне так жаль старину Крайта, так жаль, вы не поверите, — Ревер болтала без умолку, что очень облегчало общение — вставить хоть слово у Тиль никакой возможности не было. — А многие и не верят мне, милочка. Представляете? Ну да, у нас имелись с этим, с позволения сказать, господином, трения. Но ведь между соседями случаются недопонимания, верно? Тем более что Берри ухаживал за мной в юности, а мой папенька ему отказал. Но вы об этом, конечно же, всё знаете. Уверена, дядя в подробностях рассказывал, не так ли?
— Конечно, — совершенно машинально улыбнулась Тильда, понятия не имея, о чём её спрашивают.
От трескотни старухи у неё даже голова легонько закружилась, а от чайной пары, тяжелой, с благородно потемневшей позолотой, которую приходилось на весу держать, начали ныть запястья. Понятно, что разумнее было выпить поданное ведьминское варево и вернуть, наконец, чашку на стол, но глотать жидкость, остро пахнущую распаренной метлой и, кажется, ещё тиной, смелости не хватало.
— Может, в этом признаваться и не слишком скромно, но всем известно, что в сердце Берри я оставила незаживающий шрам, — старуха кокетливо поправила букли, никак не желающие сочетаться с седыми прядями, вылезающими из-под кружевного чепца, и каркнула. То есть засмеялась, наверное. — Но что же здесь поделаешь? Помнится, ещё моя бабушка говаривала: у Крайтов кровь гнилая и ничего с этим не попишешь. Скажу откровенно, Берри в молодости был дивно хорош собою, а как галантен! За душой, конечно, и медяка лишнего не имел, но какая же девица будет думать о таких вещах? Право, он вскружил мне голову, просто вскружил! Но батюшка запретил и думать о браке! Так и сказал: «От Крайтов добра не жди, все они, как один, порченные!»
— В девичестве я тоже носила фамилию Крайт, — решилась-таки напомнить Тиль.
— Да? — изумилась старая дама, по-кроличьи хлопая лишёнными ресниц веками. — Ну что вы, милочка! Тут совсем другое дело! Папенька ваш и верно был из Крайтов, да только ещё тогда все дивились: парень ни в мать, ни в отца пошёл! Нет, я ничего такого в виду не имею, но вот так вышло, веточка в сторону потянулась. А потом вы же ещё наполовину Лунгер, а это очень достойная фамилия, очень. Вашу матушку я обожала! Хотите верьте, хотите не верьте, но глаза просто выплакала, когда они решили отсюда уехать! Такого доброго сердца, как у неё, во всей округе не сыскалось! Но вот вы возьмите хотя бы этого мальчишку, вроде как воспитанника Берри! Воспитанник, ха! Да каждый тут знает, что…
Карт, увлечённо рассматривающий у окна какой-то альбом и весьма успешно делающий вид, что его тут нет, деликатно кашлянул в кулак.
— О, Небо! — вздрогнула пухлыми плечами старушка, прижимая артритную лапку к груди. — Я совсем про вас забыла, милый мой. Нельзя же себя так вести! У меня слабое сердце, а вы пугаете!
— Прошу прощения, — невозмутимо откликнулся Карт, коротко поклонившись. — С вашего позволения, я взгляну на лошадей.
— Ступайте, — милостиво махнула рукой Ревер. — Мой внук тоже наверняка там. Все просто помешались на этих конях! Даже неприлично, честное слово, — дама, поджав синеватые губы, дождалась, пока Крайт не выйдет из гостиной, и только после того, как за ним дверь закрылась, выдохнула, многозначительно вытаращив глаза. — Вы сами видите, какой он! — прошептала, интимно подавшись к Тиль. — Видит Светлое небо, мальчишка откровенно пугает. Да хотя бы вспомнить тот жуткий скандал с бедняжкой-колонисточкой. С одной стороны его, конечно, можно понять, даже для Крайта та ещё партия, но бросить несчастную в храме!..
— Я хорошо помню эту историю, — процедила Тиль.
— Ах да, что это я, право? — ахнула дама, театрально отшатнувшись. И эдак хитровато прищурившись — видела, наверное, неважно. Или, может, на самом деле не была такой дурой, какой казаться хотела. — Простите мне мою бестактность.
— Пустое, — Тильда постаралась выдавить дружелюбную улыбку. — Госпожа Ревер, не могли бы вы мне помочь? Вопрос, который я хочу задать, очень деликатный, но к кому ещё обратиться, как не к вам? Понимаете, я уже немолода, — Ревер закивала с таким энтузиазмом, что Арьере моментально стало понятно: «немолода» — это слишком слабо сказано, следовало себя старухой назвать. — Пора задуматься о наследниках. Но вы же знаете, мой супруг родом из старой, даже древней семьи…
— Кто же у нас не знает Арьере? — дама снова неодобрительно губы поджала.
— Именно это я и имела в виду. Сами знаете, дурная слава предков может сказаться на будущем ребёнка, особенно если родится девочка. Поэтому мне бы хотелось заранее оценить опасность…
— Ни слова больше, — Ревер приложила указательный палец к губам, кокетливо отставив кривоватый мизинчик, и заговорщицки подмигнула. — Понимаю и сейчас всё расскажу. Вы абсолютно правы, милочка, история Крайтов по-настоящему скандальна!
— Я не… — начала было Тиль, но «…не свою семью имела в виду» договорить не успела, потому что ей просто ладонью рот прикрыли.
— Не надо ничего объяснять, — старуха растянула в лукавой улыбке каучуковые губы. — Я само понимание. Слушайте же. Вам, наверное, сей факт неизвестен, Крайты не любят это вспоминать, но некогда вашей семье принадлежала вся округа, от самого побережья, до Арьергерда. Впрочем, тогда города ещё не было, но это и неважно. Знатностью они никогда не отличались, но говорили, будто богатством запросто могли поспорить даже кое с кем из придворных. Да и влияние имели немалое. Так ведь где деньги, там и власть. Вы со мной согласны?
— Да, но…
— Никаких «но», — решительно отрезала старуха. — В Светлой книге написано: деньги развращают и тут также вышло. Случилось это, когда моя бабушка ещё совсем ребёнком была. Тогда наследнику Крайтов, а звали его, между прочим, Карт — это родовое имя, вы знали?
— Нет, — выдохнула Тиль, смирившись с неизбежным.
— Теперь знаете, — отмахнулась дама. — Так вот, этому самому Карту приглянулась дочь соседа, девушка из благородной, но вконец обедневшей семьи. Естественно, ни о каком браке даже речь идти не могла. Да молодой Крайт брать девицу в жёны и не собирался. Вы представить себе не можете, на что решился этот безумец! Он просто выкрал бедняжку и силой привёз в свой дом!