— Если вам дорога жизнь, держитесь подальше от торфяных болот, — пробормотала Тиль.
Конечно, вспоминать модные романы, когда тебе трагическую историю рассказывают, не очень уместно. Но слишком уж нелепо всё это звучало.
— Что вы говорите?
— Ничего-ничего, — исправилась Арьере. — И что случилось с несчастной девушкой?
— Будто вы сами предположить не можете, — каркнула-хохотнула Ревер.
— И она, конечно, покончила с собой, не вынеся позора?
— Отчего же? — равнодушно пожала плечами старуха. — Для некоторых особ собственная жизнь гораздо дороже чести. Осталась она жить у Крайтов, детей родила. Семь или восемь их было, я уже не помню. И даже когда любовник женился, никуда не уехала. Правда, на Небо ушла до времени.
— В родах, надо полагать?
— Что ж вы тут комедию играете, когда всё не хуже моего знаете? — оскорбилась в лучших чувствах дама.
— Нет-нет, просто догадалась, — заверила её Тиль. — Но вы правы, история на самом деле ужасна.
— Да что там! Самый ужас в другом: отец бедняжки проклял Крайтов и всё его потомство — и законное, и бастардов. Скажу я вам, проклятье исправно работает. Семейство разорилось, да и вымерло почти, вот-вот совсем исчезнет. А Арьере как раз обрели былое благополучие.
— Они-то тут при чём?
— Как, разве я не сказала? Похищенная бедняжка как раз из рода Арьере была! — торжественно припечатала явно довольная старуха.
По всей видимости, ей нечасто приходилось делиться такими жуткими и сладкими, хоть и несколько подгнившими слухами.
Старушечьи сплетни Тильда и дальше с удовольствием бы слушала: во-первых, они оказались довольно забавными, а, во-вторых, при желании здравое зерно от плевел всегда отделить можно. Да вот беда, заснула Ревер. Вот как сидела, говорила, так и заснула на половине слова. Арьере даже подумала: всё, отмучалась дама, начала соображать, что дальше делать — на помощь звать или уйти потихоньку. Но тут старуха всхрапнула здоровым кавалерийским храпом, длинно свистнула носом, и Тиль стало понятно: придётся убираться восвояси. На поздний завтрак их никто не пригласил, а сидеть рядом с прикорнувшей бабулькой, дожидаясь, пока той очнуться вздумается, неприлично.
Одно хорошо: остывшее варево, которое тут вместо чая подавали, допивать не пришлось. Но на этом все приятности заканчивались. Потому что не успела Тиль до коляски дойти, как наткнулась на давешнего нахала. На самом деле наткнулась, даже толкнула его.
— Ого, уже успели по мне соскучиться? — блеснул зубами Доусен, не к месту вывернувший из-за угла каретного сарая. — Приятно, что уж тут скажешь?
— Ничуть не бывало! — Тиль слишком резко, едва собственное плечо не вывихнув, выдернула локоть, под который наглец её галантно поддержал. — Мы просто нанесли визит госпоже Ревер.
— Мы? Вы, что ли, с тем надутым индюком прибыли? Которым сейчас с хозяйкиным внучком моих лошадок нахваливает, а сам мерина от кобылы отличить не может?
— Знаете что, мастер Доусен!..
— И вы туда же? — колониста перекосило, будто он целиком лимон сжевал. — Говорил же, какой я вам мастер? Джерк и вся недолга. Да нет, я ни на что такое не напрашиваюсь. Хотите, чтоб я вас госпожой величал, так и сделаю. Но уж вы меня просто Джерком зовите, лады?
— Ну, хорошо, — не слишком уверенно протянула Тиль.
— А я тут про вас пораспрашивал и, честно сказать, ни словечку не поверил. Вот и скажите: правду люди говорят или брешут как водится?
— Я же не знаю, чего вам наговорили, — буркнула Арьере, увлечённо перчатки натягивая.
Надевание перчаток — дело сложное и трудоёмкое, требующее предельной концентрации.
— Так болтают, будто вы учёная дама, академик прям.
— Нет, я не академик, — улыбнулась Тильда, — всего лишь доктор.
— Врач, что ли? — изумился Доусен.
— Доктор наук, да и эту степень получила совсем недавно, зимой. Но в Королевской академии курс лекций действительно читала.
— Ни хрен… — Джерк подавился словами, кашлянул неловко. — Прощения прошу, просто удивился сильно. Чесн’ слово, скажи кто другой, так в жизни бы не поверил. Хорошенькая, молоденькая и вдруг такой умище!
— Не такая уж я и молоденькая и про ум не мне судить.
Тильда всё-таки не выдержала, рассмеялась и тут же оглянулась, не видит ли кто, как она с конюшим хихикает. Но двор перед каретным сараем был пуст, только курица в пыли возилась, да у загона темнели мужские фигуры, наверное, Карт со старухиным внучком. Но они стояли так далеко, что и не понять, где Крайт, а где Ревер.
— Да прям’ не молодая, — усомнился Доусен, которому на всё приличия явно было начхать. — Двадцать-то вам есть?
— Мне почти двадцать шесть.
— Ну и ну, — Джерк сдвинул свою диковинную шляпу на лоб, поскрёб затылок. — Всё чудесатей и чудесатей. Не, это, конечно, у нас девчонки замуж летят, не успев из коротких юбчонок выпрыгнуть, а тут всё по-другому, по уму. Но академиков-то вы и впрямь учите.
— Да нет, не учу, — Тиль костяшкой потёрла кончик носа, пряча смешок. — Видите ли, механо-психология наука совсем новая, ей во всём мире занимаются единицы, но очень перспективная. Раньше неисправных спиритов просто списывали, а теперь их можно корректировать — это большая экономия. И я предложила принципиально новый метод работы, он даёт хорошие результаты. Поэтому меня и удостоили чести выступить в академии.
— Ни слова не понял, — честно признался Доусен.
— Да вам, наверное, это и не очень интересно, — спохватилась Арьере. — Простите, просто я как сяду на любимого конька, так меня и несёт.
— Что вы всё время извиняетесь? — сердито буркнул Джерк, брови нахмурив. — И мне взаправду интересно. Приезжал ко мне на ранчо тоже такой учёный, какие-то там поилки-кормилки железные втюхивал. Вот он говорил, будто лошадям конец пришёл. Мол, скоро всё машины заменят. Я, понятно, его послал подальше, да нет-нет, а думаю: вдруг прав?
— Ну конечно, прав, а как же иначе? Машины обходятся куда дешевле животных, а спириты и вовсе ничего не стоят. Ещё они безотказны.
— Только вот сюда вы на коляске прикатили!
— У меня есть самоходный экипаж, но дороги ещё не просохли, он застрянет, — непонятно с чего начала оправдываться Арьере.
— Вот видите, — разулыбался Доусен, — а сами говорите!
— Да я вам не то говорю!
— А я то! — упёрся Джерк. — Да и вообще, пихать померших в машины — это, скажу я вам!.. Не по-человечески так поступать. И хоть в храм меня не заманишь, а Небу такие штуки тоже вряд ли нравятся.
— Ну вы же умный мужчина, — всплеснула руками Тиль, — а такую ахинею несёте! Никто покойников в аппараты не суёт. Спирит — это только сознание, да и то изменённое, очень ограниченное, практически лишённое индивидуальности. А…
— С чего эт’ вы взяли, будто я умный? — ухмыльнулась нахал.
— Разве нет?
— Значит, я вам тоже по нраву пришёлся?
— Вот уж глупости! И должна напомнить: я замужем, — отчеканила Тиль.
— А разве тот индюк не любовником приходится?
— Он мой кузен!
— Кузен-то кузен, да я слыхал, будто вы с ним третья вода на киселе. К тому ж, кому какое дело? И тут, и у нас двоюродные друг на друге то всё время женятся.
— Вы такие глупости говорите, что это просто в голове не укладывается! — возмутилась Арьере.
— Если я всё правильно понял, вам не по нраву, что он родич, а не что любовник? — прищурился наглец.
— Ну знаете ли!..
— Ладно, ладно, — примирительно протянул Доусен, выставив перед собой ладони, будто защищаясь. — Я глупость сболтнул, вы погорячились. Не собираюсь в ваши дела лезть. А вот запросто поболтать — это забавно. Не желаете на лошадке покататься?
— Я не очень хорошо верхом езжу, — проворчала ещё не успевшая остыть Тильда. — Да и в седле давно не сидела.
— Ну так я оседлаю кобылку?
Джерк ткнул большим пальцем куда-то за спину. Надо понимать, там неосёдланная кобылка дожидалась.
— Я же сказала…
— Да я слыхал, что вы сказали. Мол, давно не ездили и всё такое. Но про то, что не хотите, ни слова не было.
— Вы несносны! — выпалила Тиль.
И опять почему-то рассмеялась, хотя вроде ничего смешного не произошло. Наоборот, ей давно бы стоило прекратить этот глупый, а, главное, совершенно неуместный разговор.
— И это я не раз слыхал, — ухмыльнулся Доусен. — Меня ещё почище вашего приглаживали. Правда, сегодня кататься и впрямь поздновато, так я завтра прямо с утреца к вам и приеду. По рукам?
— Тиль, я жду тебя в коляске, — негромко сообщил Карт.
Когда он подойти успел, Тильда понятия не имела, многое ли услышал тоже. Арьере вдруг стало так стыдно, что щёки мигом вспыхнули и даже вроде бы лоб краской налился. Она подобрала юбки и, ни слова не говоря, не попрощавшись, а на Доусена и не глядя, пошла к экипажу.
Карт молчал, лишь прицокивал изредка, понукая старую лошадь. Тиль тоже разговор заводить не спешила. Чувство вины само по себе штука тягостная, а когда ещё и сообразить не можешь, что не так сделала, но всё равно виноватишься, неприятно вдвойне. И обидеться-разозлиться не на кого, остаётся только на себя дуться, но это вообще дело последнее и, главное, совершенно неплодотворное.
Крайт натянул вожжи, останавливая кобылу, зачем-то шляпу снял, взъерошил чуть влажные волосы.
— Нам поговорить стоит, — сказал неохотно, словно его кто-то вынуждал.
— Мы только и делаем, что разговариваем, — отозвалась Тильда, наклонив зонтик так, чтобы кружевной фестон прикрывал лицо. Смотреть на Карта было неприятно или, скорее, неудобно. — За последние десять лет столько не болтали, сколько за эту неделю.
— Ты имеешь право злиться, — процедил Крайт.
— Ещё бы!
— Честно говоря, я ожидал, что на тех поминках мне пощёчину залепишь.
— Было такое желание.
— И не удивился бы, откажись вообще общаться.
— Мудрое решение. Жаль, что не додумалась.
— Ты теперь во всём со мной соглашаться станешь?