Вот только Тиль это всё абсолютно не трогало. А почему должны раздражать совершенно чужой быт и слуги, не имеющие к тебе никакого отношения?
— Господин Арьере уже уехал в театр? — поинтересовалась Тильда, поправляя перед зеркалом причёску.
— Хозяин сегодня собирался в опера, — служанка так и сказала, делая ударение на «а». Видимо, произношение на континентальный манер нынче считалось в столице особым шиком. — Но из кабинета он ещё не выходил.
— Вот и отлично, — порадовалась доктор, — кабинет — это прекрасно.
Амос, что и не удивительно, тоже нисколько не изменился. Дражайший супруг, как сотни, а, может, и тысячи вечеров до этого, сидел в высоком кресле с кружевным саше на спинке, читал газету, курил, а на столе рядом с ним стоял ополовиненный, видимо, первый за вечер, бокал коньяка. На появление жены господин Арьере привычно не отреагировал — продемонстрировал, значит, крайнюю степень недовольства.
— Добрый вечер, дорогой, — поприветствовала его Тиль, клюнув в щеку. А вот это, кажется, из давным-давно одобренного сценария выбивалось, потому как Амос даже уголок газеты отогнул, на жену посмотрел. — Как у вас дела? Надеюсь, успешно?
— Вы уже вернулись? — выдержав многозначительную паузу, осведомился Амос. — А где же офицер Крайт?
— Понятия не имею, — Тиль подумала и всё же села за стол, опершись локтями о столешницу, сплетя пальцы и пристроив на них подбородок. — Уже на континенте, на северных островах или на каком-нибудь секретном полигоне. А, может, ждёт приговора трибунала за разбитый самолёт.
— А вы, оказывается, жестокая женщина.
— Давайте обойдёмся без пикировок. Предлагаю просто, по-человечески договориться — это позволит нам обоим сэкономить массу времени и нервов. Перепишите на меня поместье Крайтов и помогите добиться опекунства над одним мальчиком. Всё остальное можете оставить себе. На разводе я не настаиваю, хотите — оформим всё официально. Не хотите — не оформим.
— Я уже говорил вам! Я устал повторять! — господин Арьере так разгневался, что газету скомкал. — Никогда я не опозорю род таким постыдным действом. И не в ваших силах вынудить меня. Впрочем, украшать мужа рогами тоже не позволю.
— Чьего мужа? — заинтересовалась Тиль. — Впрочем, это не важно. Амос, вы в правду хотите, чтобы я перешла к угрозам и шантажу?
— Что? Снова этот бред? — супруг, отшвырнув от себя газету, аккуратно рванул узел галстука. — Это бред умалишённого, слышите, вы? Никогда Арьере не опорочили бы себя инцестом!
— Кто бы знал, как мне надоело слушать про то, чего никогда бы не сделали Арьере, — пожаловалась Тиль чучелу совы, сидящему на книжном стеллаже. — Дорогой, вот как на духу: мне совершенно всё равно, от кого вы родились. И, признаюсь, только в самом крайнем случае я бы стала ворошить настолько грязное бельё. У меня есть другие аргументы. Что, если дотошно поспрашивать ваших многочисленных любовниц?
— И что? — очень осторожно уточнил супруг.
— Помнится, с первого сообщения о том, что вы ожидаете ребёнка, прижитого на стороне, прошло уже лет восемь-девять. С тех пор о беременностях ваших возлюбленных мне сообщали регулярно. И вы не спешили ничего опровергать. Так?
— Не вижу причин, почему бы мне…
— Подождите возмущаться, — подняла руку Тильда. — Сначала поясните, куда подевались все эти многочисленные малыши?
— Я не понимаю, на что вы намекаете, — пробормотал господин Арьере.
— Вы отлично всё понимаете, — не поверила жестокосердная супруга. — Амос, вы же панически боитесь заводить наследников. И вовсе не моя дурная кровь тому виной, а ваша. Впрочем, мне бы тоже не хотелось рожать безумцев. Ведь сумасшедшие в вашей достойной семье с завидной регулярностью появляются — и это факт. Но ведь надо сохранять лицо, так ведь? Вот вы сами и плодили слухи о любовницах и внебрачных детях, актёрок нанимали? Да полноте, вы вообще способны на что-нибудь, как мужчина?
— Да что вы себе позволяете? — хрипнул муж. Наверное, он хотел это выкрикнуть гневно, а вышло придушенное сипение. Красавец и выглядел так, будто ему горло сжало: покраснел, на лбу пот выступил. — Вы такая же низкая… Такая же подлая… Как ваш спятивший дядя! Опуститься до такого мерзкого шантажа!
— Амос, не переигрывайте, — сухо попросила Тильда. — Клянусь, мне вас жаль. Вы чересчур многим пожертвовали, лишь бы сохранить честное имя семьи. Может быть, расскажи вы мне обо всём ещё десять лет назад, жизнь пошла по-другому? Впрочем, сейчас об этом говорить слишком поздно. Выполните мою просьбу и оставайтесь с вашей честью и безупречностью. Ну и деньгами, конечно.
— Да, мне останется моя безупречная репутация и состояние, — неожиданно спокойно, без малейшего намёка на истерику, согласился Амос. — А что останется у вас? Старое поместье и нищее одиночество? Разведённая женщина и брошенная любовница — это ваше понятие о достойном будущем?
— Нет, это всего лишь моё понятие о выборе. О моём выборе, — Тиль встала, не спеша расправила юбку. — Я вам искренне желаю всего самого хорошего. И не затягивайте с оформлением документов.
— А я ничего вам желать не стану, — отозвался, по всей вероятности, уже бывший муж. — Пожинайте то, что сами вырастили.
Амос наклонился, подобрал с пола газету, расправил листы, отгородившись ими от Тильды. Всё-таки господин Арьере был человеком воспитанным, даже утончённым, поэтому умел проигрывать с честью.
Впрочем, считал ли он это проигрышем? Доктор такие нюансы уточнять не стала, а просто аккуратно прикрыла за собой дверь. Постояла возле своей спальни, но, так и не зайдя внутрь, направилась к выходу. Лишь по пути на кухню заглянула, бросила в очаг пожелтевший от времени, так и не открытый конверт.
— Я и так знаю, что он мне написал, — пояснила Тиль остолбеневшей кухарке. — Всё равно это уже прошло и ничего не изменишь, верно?
— Желаете чаю? — предложила отмершая служанка.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила Тильда. — С удовольствием выпила бы, но пора уходить.
— Конечно, — быстро-быстро закивала толстуха, будто соглашаясь, что хозяйке уже давно пора.
— Тиль. — Тёмный, явно мужской силуэт появился возле машины неожиданно, будто прямо из-под земли вырос. Доктор даже назад, в круг света от подъездного фонаря шарахнулась, хотя голос мгновенно узнала. — Это я, — без всякой необходимости пояснил Карт.
— Вижу, — буркнула Тильда. — Что ты здесь делаешь?
— Решил помочь чемоданы грузить.
— Чемоданов нет, — продемонстрировала пустые руки доктор.
— Странно, — признался Крайт.
Помолчали. И это молчание, в коконе мокрых столичных улиц с лужами фонарного света, с домом Амоса за спиной, с прогрохотавшей колёсами по брусчатке каретой, со всем тем, что не имело ни малейшего отношения к ним двоим, было очень неуютным, раздражающим до зуда в лопатках.
— Ты что-то забыл? — не выдержала Тильда.
— Да, — согласился полковник. — Тебя.
— Карт, мы уже говорили об этом, — собственный голос показался доктору унылым и безнадёжным, как осенний дождь. — Не выйдет из меня офицерской жены. Ну не смогу просто…
— Я слышал.
— Тогда зачем пришёл? Ещё раз попрощаться?
— Поздороваться, — хмыкнул кузен, никак не желающий чувствовать трагизм момента. — Я подал рапорт об отставке.
— Прости, ты что?.. — переспросила Тильда, действительно решившая, что ослышалась.
— Офицерской жены из тебя не выйдет — это мы выяснили. Супругой мелкого помещика станешь? С тебя земля и дом, с меня пенсия — по-моему, всё честно. Один ребёнок уже есть. Осталось собаку завести.
— Зачем? Зачем ты это сделал? В смысле, зачем из армии уволился?
— А вот без этого никак? Берри, наверное, и так от радости отплясывает, — поморщился Карт.
— И всё-таки? — упёрлась Тиль. — Зачем ты это сделал? Ради меня? Неужели не понимаешь…
Крайт шагнул вперёд, как-то мигом оказавшись совсем рядом с Тильдой, хотя вроде только что по другую сторону машины стоял, одной рукой обнял доктора за талию, а второй ладонью бесцеремонно ей рот зажал.
— И всё же ты редкостная дура, госпожа Крайт, — вздохнул сокрушённо. — Ради нас я это сделал. А сейчас ради нас засуну тебя в экипаж и отвезу домой. Почему же я не прав и как сложно жить, ты мне потом объяснишь, хорошо?
Тиль хотела прямо не сходя с места растолковать, кто тут главный дурак, да ничего путного, кроме невнятного мычания — рот ей Карт надёжно зажал — не вышло. Поэтому пришлось просто кивнуть, соглашаясь на всё.