Наступил Черный вторник, как его прозвали – 29 октября 1929 года, день, когда финансовый кошмар обрушился на Уолл-стрит и «бумажные состояния… растаяли, словно лед на знойном солнце».
«Уолл-стрит, – писал один из свидетелей биржевого краха, – стала улицей разбитых надежд, удивительного безмолвного страха и своего рода парализующего гипноза».
Более чем в сотне кварталов от эпицентра обрушения американской экономики Кинта Макдональд лежала в своей палате в Мемориальной больнице Нью-Йорка. Здесь тоже царила атмосфера парализующего безмолвного ужаса – однако Кинта дала себе клятву, что никогда, никогда не потеряет надежду.
Ее госпитализировали в сентябре в «предсмертном состоянии», однако прошел месяц, а она по-прежнему боролась за жизнь – да еще как. Друзья и родные восхищались ее стойкостью. «Она была настоящим спартанцем, – сказала невестка Этель, присматривавшая за детьми Макдональд, пока их мама была в больнице. – Когда я интересовалась, как она, Кинта всегда отвечала “неплохо”. У нее и в мыслях не было умирать». «Она стремилась продолжать жить ради детей, – пояснил муж Кинты Джеймс. – Мысль о них придавала ей смелости и дальше бороться за жизнь».
К тому времени Макдональды уже помирились, но предыдущий год выдался для них неспокойным. Хотя Джеймс и получил 400 долларов (5544 долларов) по соглашению в 1928 году, эта сумма была ничтожной по сравнению с состоянием, которым теперь владела его жена, – и эта разница, казалось, не давала ему покоя. Будучи в то время безработным, Джеймс растратил свои деньги за лето в нелегальных питейных заведениях,[3] в то время как Кинта инвестировала свои средства в трастовый фонд для своих детей. Однажды ночью в сентябре 1928 года его возмущение дошло до предела. Когда Кинта отказалась дать ему деньги, Джеймс со злости ударил свою покалеченную жену и стал угрожать отравить ее газом, включил в доме все газовые конфорки, в то время как она беспомощно лежала в гипсе. Его арестовали. Кинта, однако, не стала выдвигать обвинения; это был не первый раз, когда он поднял на нее руку. С помощью Берри Кинта начала бракоразводный процесс, однако Джеймсу, судя по всему, удалось ее переубедить, и она его остановила. «Мой муж пытается быть храбрым, – однажды сказала она о нем. – Однако мужчинам это дается сложнее, чем женщинам».
Осенью 1929-го храброй приходилось быть Кинте. «Последние три недели, – сказала про нее Этель в начале ноября, – она не могла двигаться. Ее приходилось кормить с ложки». Теперь же, к огромному удивлению врачей, Кинта начала одерживать победу в своей отчаянной борьбе.
Возможно, на выздоровление ее вдохновили Грейс и Альбина, дела которых складывались хорошо. Однажды вечером, навещая Кинту, Грейс дала ожидающим снаружи репортерам короткое интервью, с гордостью сообщив, что ей больше не приходится постоянно носить корсет для спины. «Врачи сказали, что мой организм активно сопротивляется болезни – вот почему у меня все так удачно складывается», – сообщила она им, а затем шутливо добавила: «Во мне хватило сопротивления, чтобы не лежать больной в постели, а встать и пойти проголосовать за Гувера!» Кинта тоже надеялась вскоре встать с кровати – ну или по крайней мере поправиться в достаточной степени, чтобы вернуться домой. Ее состояние быстро улучшалось, и Джеймс даже подготовил дом к ее возвращению, и вся семья праздновала День благодарения и десятилетие ее дочери Хелен с радостной мыслью о том, что Кинта вскоре окажется с ними.
«Каждый раз, когда мы [видели ее] за последние несколько недель, – с энтузиазмом говорила Грейс, – она была все более сильной. И сегодня она снова стала самой собой. Уже давно она не была в таком хорошем состоянии». Кинта попросила Грейс купить от ее имени подарки для детей; она намеревалась сделать предстоящие праздники незабываемыми.
Шестого декабря Кинта была в хорошем расположении духа. Джеймс навестил ее в тот пятничный вечер, и они поболтали о предстоящем Рождестве. Они надеялись, что к этому времени она вернется домой, чтобы насладиться праздниками с семьей. Посреди их разговора она внезапно вздохнула.
«Я так устала», – сказала она.
Джеймс не был удивлен. Он наклонился, чтобы ее поцеловать, стараясь не касаться ее ноги. В верхней части бедра у нее была опухоль, которая сильно болела. Они оба подняли глаза на висевшие в палате часы – время посещений подходило к концу.
«Не мог бы ты сегодня уйти пораньше?» – сказала она.
Он выполнил просьбу и покинул ее, не предчувствуя ничего плохого.
Опухоль на ноге Кинты… Мартланд, возможно, ее бы сразу распознал. Потому что это была саркома – та самая опухоль кости, что убила Эллу Экерт морозным декабрьским днем почти два года назад.
Незадолго до двух часов ночи седьмого декабря 1929 года Кинта Макдональд впала в кому. Джеймсу позвонили из больницы, и он немедленно выехал из дома. Он несся сломя голову, и его дважды остановили за превышение скорости, однако оба раза полиция отпустила его, узнав, куда он направляется. Но все его старания были напрасны. Когда Джеймс прибыл в Мемориальную больницу «со слезами на глазах», было уже поздно. Кинта Макдональд скончалась за несколько минут до его появления. Он метался между яростью и депрессией, а затем стал попросту горевать.
«Мое сердце разбито, – позже сказал он. Тихим голосом он добавил: – Я рад, что она обрела покой».
Ее подруги были раздавлены. Они все крепко сдружились: впятером они сражались против компании, против всего мира. Кинта погибла первой из них. Альбина рухнула без сознания, услышав эту новость. Кэтрин Шааб тоже была потрясена. Кэтрин решила не приходить на похороны, а вернулась вместо этого в свой загородный дом, чтобы «обрести забвение и продолжить учебу». Она проходила заочный курс английского в Колумбийском университете: она планировала написать книгу о пережитом. «На какое-то время, – рассказывала она, – мне удалось полностью погрузиться в учебу и работу над книгой».
Но у оставшихся в Орандже девушек никакого забвения не было. В каком-то смысле они хотели помнить: помнить Кинту. Во вторник, 10 декабря, Эдна, Альбина и Грейс прибыли в церковь Святого Венанция на ее похороны. Поджидавшие их репортеры сразу же заметили различия в их состояния: Грейс «шла энергично и без чьей-либо помощи», а Эдну «болезнь, казалось, подкосила больше всех». У Альбины уже вторая сестра погибла от отравления радием, и само присутствие на похоронах было для нее мучением. Тем не менее она пришла, решительно настроенная отдать ей дань уважения. К дверям церкви вела длинная лестница, однако Альбина мужественно преодолевала каждую ступеньку, хотя и была, казалось, «на грани обморока». Это было важнее ее состояния. Это было для Кинты.
Служба шла недолго. Хелен и Роберт, дети Макдональдов, «держались поближе к своему отцу – оба были слишком юными, чтобы осознать всю горечь утраты, однако они все равно все чувствовали». Вскоре они и правда отметят Рождество, которое никогда не забудут.
Сразу же после мессы родственники и близкие друзья проследовали на кладбище Роздейл, где Кинте предстояло присоединиться в вечном покое к своей сестре Молли. Это были обычные похороны, без лишней шумихи, как она и хотела.
Кинта попросила еще об одном. Она пожелала, чтобы ее смерть принесла пользу ее подругам. «Тем самым, – с грустью сказала Этель, – она хотела оставить прощальный подарок остальным жертвам». Таким образом, Мартланд провел вскрытие и обнаружил, что Кинта умерла от точно такой же редкой саркомы, которая убила Эллу Экерт. Опухоль Кинты, может, и не сидела в плече, однако это была та же болезнь: просто радий выбрал в костях другую цель. Мартланд сделал заявление по поводу этой новой угрозы. «Кости жертв, – объявил он, – на самом деле умерли прежде, чем они сами».
Можно было бы думать, что смерть Кинты – женщины, которой врачи компании предсказывали долгую жизнь, – изменит наконец позицию корпорации United States Radium. Но этого не случилось. Берри удалось добиться в новом году соглашения, по которому Мэй Кэнфилд полагалась компенсация в размере 8000 долларов (113 541 долларов), однако компания выдвинула одно условие, призванное утихомирить Берри. Они заявили, что выплатят его клиентке деньги лишь в случае, если он сам примет участие в сделке. Он был слишком хорошо осведомлен об их деятельности – и слишком уж наловчился выступать в суде, – чтобы спускать его с поводка.
Таким образом, Раймонд Берри, герой юриспруденции, первый адвокат, ответивший на призывы Грейс о помощи, оказался вынужден подписаться под следующим условием: «Я выражаю свое согласие не принимать никакого участия, будь то прямое или косвенное, в любых других исках к корпорации United States Radium, а также не оказывать какого-либо содействия каким-либо людям в любых действиях, направленных против упомянутой компании, не предоставлять им никакой информации по вопросам, связанным с упомянутой компанией».
Берри сошел со сцены. Он был важнейшим борцом против фирмы, надоедливой занозой у них в боку. Теперь же с хирургической точностью они вынули эту занозу и навсегда от нее избавились.
Им, может, и пришлось дважды пойти на уступки, однако корпорация United States Radium выигрывала войну.
Глава 36
Оттава, Иллинойс
– 1930 год—
Кэтрин Вольф глубоко вздохнула и в утомлении провела руками по лицу и своим коротким темным волосам. Она безучастно смотрела, как вокруг нее взлетели клубы потревоженной ее усталым вздохом радиевой пыли, которой был усыпан рабочий стол. Затем она с неохотой продолжила взвешивать материал для девушек. Кэтрин больше не работала красильщицей циферблатов на полную ставку: руководство студии назначило ей новые обязанности.
Они были с ней по-настоящему добры, думала она. Мистер Рид относился с таким пониманием. Однажды в прошлом году он вызвал ее к себе и сказал, что, в связи с ее плохим здоровьем, ей предоставляется полуторамесячный отпуск. В