Дети стояли у гроба своей матери, однако не сознавали, что происходит. Они разговаривали с ней и пытались понять, почему она им не отвечает.
«Почему мамочка не говорит?» – наивно спросила Мэри Джейн.
Том не мог, просто не мог ей ответить. Он пытался, однако его слова прервались накатившими слезами. Он молча увел детей.
В тот первый вечер без Кэтрин монахини из приходской школы церкви Святого Колумбы пришли за нее помолиться. Они читали свои молитвы, оплакивая ее и провожая ее душу в последний путь. Они были все еще там, когда дети впервые без своей матери преклонили колени, чтобы помолиться перед сном.
Мэри Джейн, трехлетняя девочка, прочитала свою «высоким писклявым голосом», который разносился по всему дому. Пока ее мама лежала внизу – возможно, ее детскому разуму казалось, что она просто спит, – Мэри Джейн молилась, как ее этому учили.
«Да хранит Господь мамочку и папочку».
Вечером перед похоронами Кэтрин, в соответствии с законом Иллинойса для случаев отравления, было проведено дознание по поводу смерти. Том вместе с подругами Кэтрин присутствовал на заседании; Гроссман тоже. Он объявил ее смерть «хладнокровным, расчетливым убийством ради денег».
Каким бы громким ни было заявление Гроссмана, наибольшее впечатление произвели показания Тома из-за его неприкрытых эмоций; дознание проводилось на следующий день после того, как Кэтрин не стало.
Тома описали как «измученного невысокого мужчину с седыми волосами, потрясенного горем», – но, несмотря ни на что, он должен был дать свои показания. «Он говорил с большим трудом и потерял дар речи, описывая смерть своей жены, – сказал один из свидетелей. – Ему было тяжело дышать, и на последующие вопросы он отвечал кратко. Он покинул свидетельскую трибуну в слезах».
Коллегия присяжных из шести человек сохраняла молчание на протяжении всего заседания – следом за Томом показания давали доктор Данн и доктор Лоффлер. Коронер объяснил присяжным, что они должны «лишь установить причину смерти, а не определить виновного в кончине миссис Донохью».
Тем не менее они все равно это сделали. «Мы, присяжные, считаем, что [Кэтрин Донохью] скончалась от отравления радием, который был поглощен ее организмом во время работы на промышленном заводе в Оттаве». По предложению Гроссмана в официальный вердикт было добавлено название компании Radium Dial.
«Это единственный промышленный завод, – решительно сказал он, – на котором миссис Донохью когда-либо работала».
После вынесенного присяжными вердикта свидетельство о смерти Кэтрин было официально подписано.
Была ли смерть как-либо связана с местом работы покойного?
Да.
Кэтрин Вольф Донохью похоронили в пятницу, 29 июля 1938 года. Ее дети были слишком маленькими, чтобы присутствовать на похоронах, хотя сотни людей собрались, чтобы отдать дань уважения этой необыкновенной женщине: тихому и скромному человеку, который только и хотел, что усердно трудиться и любить свою семью, однако ей удалось изменить жизни миллионов людей благодаря тому, как она отреагировала на свою личную трагедию. Ее тело отнесли на кладбище члены семей Донохью и Вольф: это последнее путешествие наконец-таки не причинило ей никакой боли.
Ее подруги выстроились на улице у ее дома, чтобы сопроводить ее к церкви; не было лишь Шарлотты Перселл, которая осталась под карантином в Чикаго из-за ее детей, подхвативших скарлатину. Женщины надели свои лучшие наряды – не черные, а цветастые платья. Они опускали головы, когда гроб Кэтрин проносили мимо, а затем направились следом, минуя Дэвидсон-стрит, по улице Колумба, где неспешная процессия повернула налево. Они прошли до самой церкви Святого Колумбы, которая всегда была духовным пристанищем Кэтрин: здесь ее крестили, здесь она обвенчалась с Томом, здесь она в последний раз преклонила голову в молитве.
Она не возвращалась сюда с тех пор, как заболела. Только в день своих похорон Кэтрин Донохью снова проделала медленный путь к церковному алтарю и в очередной раз оказалась в руках Божьих под возвышающимся сводчатым потолком, который был так хорошо знаком ей при жизни, в разноцветных лучах света от витражей – купить их в свое время помогла семья ее мужа.
Отец Гриффин провел мессу. Он «говорил об облегчении, которое принесла миссис Донохью смерть после ее долгих и терпеливых страданий». Служба показалась Тому слишком короткой – потому что, когда она закончилась, оставалось лишь положить Кэтрин в могилу. Похороны, а затем вся оставшаяся жизнь без нее. Он был «на грани обморока», прощаясь со своей женой.
Остальные скорбящие присоединились к нему в его безутешном горе. «В тихие, но при этом трогательные мгновения, – писал один из присутствовавших, – лучшие подруги Кэтрин – девушки, работавшие вместе с ней на заводе и точно так же получившие отравление, – сказали ей свои прощальные слова. Эта сцена вызвала в памяти слова древнего гладиатора великого Рима: “Moritamor te salutamus [орфография сохранена] – идущие на смерть приветствуют тебя”». Кэтрин наполняла их мысли и сердца, даже когда они покинули церковь, не глядя на бывшую школу через дорогу, где ее отравили. Она оставалась в их сердцах, когда Перл написала Гроссману позже в тот день:
Когда я вернулась домой после похорон Кэтрин Донохью с сердцем, наполненным ею, и мыслями о проделанной вами огромной работе по ее делу, я поняла, что должна отправить вам это письмо и дать вам знать, что мое сердце переполняет благодарность, когда я думаю о той бесстрашной битве, в которую вы вступили ради нас.
Она закончила письмо «молитвой и пожеланиями дальнейших успехов», потому что даже в день похорон Кэтрин Гроссман был в суде, отстаивая ее интересы. Апелляцию компании отклонили, однако она подала апелляцию и на это решение. Они подавали апелляции снова, и снова, и снова. На самом деле Radium Dial довела это дело до самого Верховного суда США.
Другие адвокаты, может, и бросили бы все, сославшись на нехватку денег – потому что Гроссман по-прежнему брал на себя все судебные издержки, – но Леонард Гроссман дал клятву защищать этих женщин, и он их не подвел. «Он просто обессилел, перетрудившись над этим делом», – говорила Трудель. Возможно, в Radium Dial таили надежду, что либо он, либо девушки наконец сдадутся, либо у них закончатся деньги, но они теперь сражались в память о Кэтрин, а это был мощнейший источник решимости.
Гроссману пришлось приобрести специальную лицензию, чтобы его допустили в Верховный суд. «[Эта] лицензия навсегда осталась в рамке под стеклом у нас дома, – сказал его сын. – Он говорил про [это дело]. Он гордился им, и альбом с газетными вырезками всегда лежал на книжной полке. Я слышал некоторые истории снова и снова; я вырос с этим делом».
«Когда дело дошло до Верховного суда, – продолжал он, – мои родители вдвоем отправились на слушания в Вашингтон. Я разузнал, чем все закончилось. После прений сторон итоговый результат сообщили единственной фразой: “Отклонено в связи с отсутствием возражений по существу”. По сути, тем самым решение нижестоящих судов было оставлено в силе, и на этом судебные разбирательства подошли к концу».
Кэтрин Вольф Донохью выиграла свой иск. В общей сложности она выиграла его восемь раз. Но окончательная победа состоялась только 23 октября 1939 года.
Газеты назвали ее борьбу за справедливость «одним из самых зрелищных сражений против производственных рисков». Теперь же это сражение подошло к концу – к долгожданному концу. Это была чистая победа, не омраченная никакими обязательствами.
Никакого подписанного соглашения. Никакой комиссии врачей, которая бы тыкала своими иглами, отрицая само существование отравления радием; никаких фирм, уклоняющихся от внесудебного соглашения, сделанного на добровольной основе. Больше никаких юридических уловок; никаких играющих словами адвокатов, больше никакого связывающего по рукам и ногам своими неточными формулировками закона. Это было абсолютное торжество правосудия, в своем самом чистом виде. Эти женщины отстояли свои права. Красильщицы циферблатов одержали победу.
И к победе этой их привела, в конечном счете, Кэтрин Донохью.
«Если на земле существуют святые, – сказал один из современников, – и вы верите в них, то, думаю, Кэтрин Донохью была одной из них. Я правда так считаю».
Ее похоронили на кладбище Святого Колумбы. На ее могилу поставили простое плоское надгробие, скромное и такое же чистое и аккуратное, какой она сама была при жизни.
Эпилог
Смерти радиевых девушек не были напрасными. Хотя эти женщины и не могли спасти самих себя от яда, поразившего их кости, во многих смыслах их жертва спасла тысячи других жизней.
За пятьдесят дней до окончательного триумфа по делу Кэтрин Донохью в Европе была объявлена война. Таким образом, снова появился огромнейший спрос на светящиеся циферблаты для подсвечивания приборных панелей военной техники и наручных часов вооружившихся солдат. Тем не менее, благодаря тому, что Кэтрин и Грейс вместе со своими коллегами отважно заговорили о случившемся с ними, молодые девушки стали как огня сторониться работы по росписи циферблатов. Государство больше не могло оставаться в стороне: смерть радиевых девушек требовала от него ответа.
Чтобы защитить целое новое поколение красильщиц циферблатов, были введены стандарты безопасности, полностью основанные на знаниях, полученных при исследовании тел их предшественниц. Это произошло как нельзя более вовремя, потому что семь месяцев спустя Америка официально вступила в войну. Индустрия росписи циферблатов радиевой краской испытала взрывной подъем – только USRC увеличила свой штат на 1600 %. Производство радиевых циферблатов стало еще более крупным бизнесом: во время Второй мировой войны на изготовление светящейся краски в США ушло более 190 граммов чистого радия; для сравнения, по всему миру в годы Первой мировой использовали менее 30 граммов радия